Долго еще потом, в Лондоне, Репнин вспоминал выражение глаз генеральши, когда она подняла взгляд на своего зятя. Как она смотрела на него! Взгляд ее был озарен страстью, с какой смотрят лишь на любовника или молодого мужа.
Репнин ощущал скованность в этой компании, где все были давно знакомы друг с другом и все же сохранили церемонность в обращении, двигаясь, смеясь и разговаривая, точно бы дело происходило у подъезда какого-нибудь испанского театра. Он чувствовал себя утомленным и не ответил Покровскому. И снова засмотрелся на совершенство геометрических очертаний раскопок, хорошо видных в глубине расселины.
Пикник подошел к концу, ближайшие соседи по шезлонгам и те перестали переговариваться друг с другом, и все общество затихло. Они отдыхали молча до трех часов, развалившись в шезлонгах, почитывая что-то и тихо посмеиваясь. Парк первым подал голос примерно в три часа пополудни. Море за это время отлично прогрелось, и можно продолжить купание. Он стал спускаться вниз по расселине вслед за шофером госпожи Петере, который принес ему черные резиновые ласты для подводного плавания и байдарку.
Леди Парк, растянувшись ничком несколько поодаль на траве, спала или притворялась спящей. И только миниатюрный радиоприемник тихонько мурлыкал возле нее.
Поднялся со своего места и Покровский и, высокий, совершенно белый и изможденный, стал собираться на берег. Он тоже решил спустить на воду свою байдарку и проверял ее на траве, влезая и вылезая из нее, подобно белокожему эскимосу, с металлическим веслом в руках, сверкавшим на солнце. Наконец и он поплелся вниз походкой лунатика. Но может быть, Репнину так представлялось, когда он вспоминал об этом дне задним числом. Тотчас вслед за своим зятем стала спускаться на берег и генеральша, ее шаги отзывались дробным стуком деревянной подошвы голландских сандалий по камню. Скользя на крутой тропе, генеральша раскинула в сторону руки, словно по узкому бревну перебегала с берега в лодку. Поравнявшись с Репниным, она обронила:
— Как жаль, что вы не взяли Надю с собой в Корнуолл! Какой сегодня восхитительный летний денек! —- и генеральша засмеялась, убегая. (Эта англичанка говорила так чисто по-русски, как будто вчера приехала из Москвы.)
Глядя ей вслед, Репнин опять подумал: должно быть, она русская. Хотя это и кажется невероятным. Она говорит по-русски безупречно. Такие женщины встречались ему когда-то в Санкт-Петербурге. Он вспомнил одно женское лицо, так похожее на лицо генеральши. Он видел эту женщину в окне отходящего поезда, когда метался по перрону, разыскивая своих родителей, уезжавших в Москву. Но нет, это пустые фантазии, этого не может быть.
Предчувствие грядущих событий того дня в тот миг еще не кольнуло его.
Репнин старался вызвать в воспоминаниях своих родителей, которых провожал тогда в Москву. И то лицо, которое он видел в окне, снова показалось ему лицом генеральши Барсутовой! Да, это была ослепительная женщина.
В молодости он встречал таких русских женщин, они приходили со своими мужьями в гости к его родителям в Париже. Отец тогда ворчал — именно эти красавицы вкупе с их мужьями, вся эта придворная, знать повинна в том, что японцы вторглись в Сибирь. Высшее общество в России прогнило насквозь. И вот увидите — добром это не кончится. Революция на пороге. Все эти мраморные обнаженные плечи в вырезе бальных платьев, изящество линий — мишура, бездумные маски, а под ними ледяные сердца. Им нет дела до России. Их занимают парижские танцовщицы из кабаре. Ну как же, они непременно причащаются перед Пасхой. Христос воскресе! Христос воскресе! Но на исповеди не .каются в своих грехах, супружеской неверности, воровстве, клевете, ненависти. И с этим грузом на душе встречают праздник Воскресения.
Ах, он все преувеличивает, старалась смягчить отца его мать, политика прямо-таки ослепляет людей. Вовсе они не такие холодные, эти надменные светские красавицы, напротив, они такие чуткие к чужой беде, такие отзывчивые. Всегда готовы прийти на помощь ближнему. А значит, у них доброе сердце, вот что главное.
Надя смеялась над воспоминаниями своего мужа. В них все приукрашено, в этих воспоминаниях далекого детства, как в сказке. И еще одно сохранилось в памяти Репнина — за каждой из этих красавиц тянулись слухи и пересуды, и, завершая очередной разговор с отцом, мать Репнина неизменно вздыхала: одно ей совершенно ясно — ни одна из этих женщин не была счастлива.
Как странно, что именно эта женщина, так похожая на ту, что он видел когда-то б московском поезде, встретилась Покровскому, думал Репнин, спускаясь следом за генеральшей, ее зятем и сэром Малькольмом вниз по ущелью Тристана. Что заставило ее пройти через брачную постель генерала Барсутова — дряхлого старика, .каким он был, как слышал Репнин, когда Беа вышла за него замуж? Что больше всего в ней поражало: совершенство ее форм или неповторимый взгляд, жаркий и словно испуганный? Какая горячая была в нем мольба. Мольба о нежности, Разве возможно, чтобы англичанка с такой полнотой воплотила в себя всю красоту русской женщины и отождествилась в его сознании с тем далеким образом, промелькнувшим перед ним в вагоне поезда?
В этих послеобеденное время в бухте купальщиков заметно прибавилось. Шотландец уселся в байдарку и быстро удалился от берега. Репнин опустился на прибрежную гальку, с опаской поглядывая на море. Линия белой пены в его представлении разделила мир на две части. Исподволь он наблюдал за Покровским — в нескольких шагах от него тот готовил к отплытию черно-белую байдарку, усаживая в нее генеральшу и передавая ей в руки весло. Устроившись на скамье, она оттолкнулась от берега, Покровский доплыл следом за ней, держась за борт.
Сорокин что-то кричал им вдогонку со скалы. Крылов провожал их взглядом, застыв на берегу. Через некоторое время байдарка была у выхода в открытое море, поравнявшись со скалистыми отрогами горного мыса, словно бы отколовшимися от основного массива. Тут Репнин заметил леди Парк, она сбегала к нему вниз по ущелью.
Долго еще потом, в Лондоне, будет он помнить тот ужасных женский крик, огласивший бухту. Обернувшись на него, Репнин не увидел на воде черно- белой байдарки. Но вот она всплыла, перевернутая, *на поверхность пенившейся и бурлившей воды, словно из глубин морских забили вдруг фонтаны.
Почти одновременно с этим увидел Репнин и другое: из своей лодки, обернувшись на крик, выпрыгнул, подобно морскому чудовищу, огромный шотландец и поплыл к перевернутой черно-белой байдарке. Сомнений не было — кто-то тонул.
На берегу мгновенно всполошилось все живое, сорвалось с места и кинулось вплавь на помощь утопающим, которые ушли под воду с головой. Первым плыл Сорокин. Он. что-то вопил. Его догоняли Крылов и Беляев. Госпожа Крылова, окаменев, осталась одна на мелководье. Госпожа Петере, точно в гипнозе, заходила в воду все дальше и дальше, пока наконец не поплыла.
Тем временем у самой груди старика Малькольма вынырнула генеральша, вытаскивая из воды нечто белое. Она истошно кричала, сопротивляясь силе, которая настойчиво тащила ее на дно. Но тут шотландец извлек наполовину из воды безвольно обвисшее тело Покровского. Вокруг них вздымались водяные фонтаны, как будто в рыбацкие сети попалась исполинская рыбина.
Вдвоем с генеральшей, не выпускавшей Покровского из своих объятий, они стали буксировать его к берегу, точно снятого с креста.
Покровский был, вероятно, без сознания.
Генеральша, не выпуская из рук Покровского, старалась одновременно справиться с лавиной своих густых рыжих волос. Откинуть их с лица. Наконец Сорокин и Крылов втащили Покровского в байдарку, и он лежал в ней неподвижный, как утопленник. Пока байдарку подталкивали к берегу, обе его руки, свесившись с бортов, беспомощно волочились по воде.
Едва байдарку подтянули к отмели, как ее окружила плотная толпа купальщиков и любителей игр на берегу. С немым участием смотрели люди на пострадавшего.
Крылов уложил его на песок и стал делать массаж.
Репнин по-прежнему не двигался с места, точно в столбняке. Он видел распростертого на берегу Покровского между ногами столпившихся вокруг него людей. Тот был жив. Генеральша, упав перёд ним на колени, осыпала его поцелуями, заливаясь слезами на виду у всех собравшихся. (Что для англичанки совершенно невозможно.)
Доктор Крылов и капитан Беляев трясли обнаженное тело с таким неистовством, будто вознамерились вместе с водой изгнать из него дьявола. Господин Парк, со всевозможными извинениями разогнав зрителей, принялся скакать сначала на одной, потом на другой ноге, попеременно затыкая уши указательным пальцем и решив, видимо, вытрясти из них все до последней проникшей туда капли океана.
Наконец Покровского откачали и понесли вверх на взгорье, точно снятого с креста Иисуса, к солнечному зонту, огромному, как шатер в пустыне. Сорокин и Крылов, закинув его руки себе за шею, с трудом тащили его в. гору, пока он, как бы пробудившись от тяжкого сна, не стал вырываться из их объятий и сползать на колени. Из него снова хлынула вода. Он был без сил. Генеральша следовала за этой процессией безмолвно, вся в слезах, замирая на месте, когда процессия останавливалась, и снова пускаясь в путь, пошатываясь и чуть не падая. Так без единого слова они проследовали мимо Репнина. К нему подошла Ольга Парк и остановилась, устремив на него вопрошающий, испуганный взгляд. Встревоженные купальщики, сбившись кучками, обсуждали недавнее происшествие. Слишком многое оставалось загадочным.
Репнин был в раздумье: то ли присоединиться к верхней палате сэра Малькольма, то ли остаться на берегу с членами нижней палаты. Крылов и Беляев собирали разбросанные по пляжу вещи Покровского и генеральши. Беляев с осторожностью укладывал в вытащенную на берег байдарку весло — точно реликвию, оставшуюся от покойного.
Они с Ольгой, его молодой соотечественницей, держались особняком, не желая присоединяться к обществу госпожи Крыловой и госпожи Петере, которые с невероятным жаром обсуждали случившееся, стоя в кружке только что вышедших из воды молодых англичанок. Ольга пристально смотрела на него. Полуголая девочка в красном бикини. Она взяла его под руку, по- детски прижимаясь к нему. Она еще не оправилась от испуга. И отыскивая, должно быть, следы сострадания и сочувствия в его глазах, прошептала строку из стихотворения Пушкина, которую она, как старательная ученица, выучила по-русски перед этой экскурсией: «Я не хочу печалить вас ничем*.
И повторила эту строчку еще раз, словно боясь, что он не расслышит.
Взгляд ее светился любовью к нему. Детской и чистой любовью.
ГОСПОЖА ПЕТЕРС-ПЕТРЯЕВА
Отчаянный крик генеральши Барсутовой в бухте Тристана и разыгравшиеся после этого события нарушили мирное течение жизни в отеле госпожи Фои и вызвали смятение в умах. Репнин не только за собой замечал разные странности: институток из Смольного, как он окрестил двух старых дев, он стал принимать за Мэри, моющую лестницу обувной лавки в Лондоне, но и у других обитателей отеля после той экскурсии голова пошла кругом.
Покровский и генеральша покинули отель, так ни разу и не спустившись в столовую из своего номера на втором этаже, и перебрались в маленькое местечко на берегу океана, также носившее имя святого: 8. (Репнин выговаривал это имя по-бретонски. Но госпожа Фои поправляла его, настаивая на английском произношении: Сентайз. Какая нужда, говорила она, Корнуоллу в бретонских святых!)
Самое поразительное заключалось в том, что теперь вся история с Покровским и его тещей вспоминалась только со смехом. На обитателей отеля госпожи Фои напала какая-то необъяснимая, загадочная, но непреодолимая веселость, тем более странная, что на их глазах чуть было не утонул человек. Под влиянием этой веселости изменилась прислуга в отеле госпожи Фои и даже собачонки леди Парк. Пудели целыми днями носились по коридору с громким лаем. И только старинный фонарь у входа в отель по-прежнему мерцал призрачным светом, когда Репнин возвращался в темноте с прогулок по океанскому берегу. Глядя на этот фонарь, Репнин вспоминал хрустальный череп из Мексики, выставленный в лондонском музее.
И еще одна волна захлестнула отель после отъезда Покровского с генеральшей, конечно же и вызванная ими — теперь не только главной темой разговоров, но и главным, хотя и скрываемым занятием жильцов стал секс. Госпожа Крылова была застигнута в саду, сиречь на общинном кладбище, на скамейке с капитаном Беляевым в недвусмысленной позе. Крылов молчал, но может быть, он ни о чем не догадывался? Сорокина застали в коридоре с дочкой госпожи Петере, с которой он целовался, за что и получил пощечину от своей супруги. А в комнату к поляку, оказывается, пробиралась одна из горничных, выслеженная возмущенной госпожой Фои. Иной раз оставаясь там и на ночь.
Обсуждая все эти новости с Репниным, госпожа Фои с вечной сигаретой между пальцами обвиняла во всем непростительное забвение англичанами королевы Виктории, страстной блюстительницы морали. Конечно же, ей страшно жаль ее приятельницу госпожу Петере, она еще хлебнет горюшка со своей дочуркой. Ну, а ее несравненный супруг получил по заслугам. Ах #ти русские. Не в. пример состоящим в браке англичанам у них совершенно отсутствует самоконтроль.
По вечерам все общество отправлялось в пивной бар через дорогу от отеля пить пиво. Оно заменяло в Сантмаугне любовный эликсир.
Репнин держался замкнуто: к чему лишние разговоры, когда через несколько дней он покинет Сантмаугн? На душе у него было смутно.
Он думал о любовном безумии женщин в отеле — неужели и правда истошный вопль генеральши Барсу- товой разжег в них этот огонь? И, зачарованные романтикой грешной и всесильном страсти между зятем
и тещей, они сами кинулись на поиски неземного и недозволенного счастья? Подумать только, мать заменила дочь, всего лишь год назад покончившую с собой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97