На кухню зашла Маша и обвела всех строгим взглядом. Зинаида обратилась к Сан Санычу:— Ты что, хочешь, чтобы он ей снова голову задурил?— Задурит или не задурит — не наше с тобой дело, Зинаида. А выслушать Алешу тебе, Маша, я думаю, стоит.Маша и Алеша встретились взглядами. Сан Саныч, пользуясь паузой, взял Зинаиду за рукав и увел ее с собой. Маша и Алеша продолжали молча смотреть друг на друга. В Машином взгляде читались обида и боль, в Алешином — сочувствие и любовь.— Маша, я очень сожалею, что наш с тобой вчерашний вечер сорвался…— Просто сожалеешь? — переспросила она.— Не просто сожалею. А очень сожалею. Поверь мне.Маша покачала головой:— Мне трудно поверить тебе, Алеша, после всего того, что я видела.— Маша, то, что ты видела, это совсем не то, что ты подумала! — взмолился он.— А что мне было думать? Я пришла, рядом с тобой Катя, вы оба в постели, ты раздет, она в твоей рубашке, ты пьян…— Я не был пьян! Маша, выслушай меня, — воскликнул Леша.— Тем лучше. Вернее, тем хуже… Как она оказалась в твоей комнате в тот вечер, когда мы… когда ты… ждал меня?— Я ждал тебя, поэтому оставил входную дверь открытой, — начал объяснять Леша.— И впустил ее в квартиру?— Я не впускал! Она сама пришла! — Леша почти закричал.— Сама пришла! — Маша передразнила его. — А ты здесь ни при чем?Маша говорила с дрожью и слезами в голосе, она еле сдерживалась, чтобы не расплакаться.— Я хочу быть последовательным и честным. Послушай. Катя пришла неожиданно. Она, видимо, искала Костю. Она предложила мне выпить по бокалу вина, чтобы проститься с прошлым и остаться друзьями. Я ведь против конфликтов, ты знаешь…— Любой ценой?Алеша опустил голову, и Маша жестко продолжила:— Значит, таким образом ты прощался со своим прошлым, да?Алеша подошел к Маше, протягивая руки, но Маша отстранила их. Леша предпринял еще одно попытку:— Маша! Катя хотела с тобой и со мной помириться, забыть все старые обиды. А потом… потом мне стало плохо… я не знаю почему…— Да, я видела. Так плохо, что ты оказался с ней в одной постели! — Маша повысила голос.— Маша! Я был в тот момент в постели, потому что мне стало плохо с сердцем.— Я тебе не верю! —,резко ответила Маша.— Маша, я понимаю, ты злишься, потому что тебе сейчас очень больно. Но поверь — мне в тысячу раз хуже и больнее! Я прошу тебя выслушать меня спокойно до конца, а только потом принимать решение.К ним решительным шагом вошла Зинаида и загородила Машу от Алеши:— Все, Алеша, хватит! Не надо никаких решений! От тебя одни неприятности! Уходи!Вошел и Сан Саныч, остановившись около порога.— Все, хватит, поговорили! — бушевала Зинаида. Леша выкрикнул:— Нет, не хватит! — он сделал шаг в сторону, чтобы видеть Машу, ее глаза. — Маша, у меня был сердечный приступ, я не мог ни рукой, ни ногой пошевелить. Я допускаю, что Катя могла воспользоваться ситуацией… Но я почти ничего не помню… был туман перед глазами. Только помню, что ты закричала и сразу убежала…— А что, оставаться и смотреть на это безобразие? — не унималась Зинаида.Сан Саныч из-за спины Алеши поинтересовался:— А отчего, Лешка, у тебя внезапно приступ случился? Вроде же не беспокоило сердце…— Я сам не знаю, — обернулся к нему Леша.— Может быть, об этом нам всем нужно крепко подумать. А не нападать друг на друга, — предложил Сан Саныч.Маша возразила:— Нет. Алеша просил, чтобы я выслушала, так я слушаю. Алеша, ты сказал, что случайно она прошла в дом. В твою комнату она пришла так же случайно…Леша закивал:— Ну конечно! Двери были открыты, я услышал стук каблуков, думал, что это ты…— Я без каблуков хожу, — заметила Маша.— Не знаю… Но я подумал… — смутился Леша.— Не слишком ли много случайностей, Алеша? — смотрела ему прямо в глаза Маша. Зинаида отошла в сторону и уперла руки в боки:— Да! Не слишком ли много, Алеша, этих… случайностей?— В тот час, когда мы должны были оказаться вдвоем, в дом пришли и твоя бывшая невеста, и твоя мама. Не много ли гостей? — продолжала Маша.Леша спохватился:— Да, мама! Она тебе все и подтвердит! Она вызывала «скорую помощь», она… если ты мне не веришь, может быть, ты моей маме поверишь?— Сложно, конечно. Но я подумаю, — повернувшись, Маша ушла в свою комнату.Алеша несколько секунд медлил, а затем, сорвавшись, выбежал из дома. Зинаида устало села за стол, Сан Саныч неловко топтался рядом с ней. Маша снова появилась, волосы ее были заплетены в косичку. Сан Саныч неловко пошутил:— Девчонки, вы это… как две бабы Яги, ей-богу.— Спасибо, Саня, на добром слове. Иди-ка ты лучше… кусты подвяжи.— Что? Какие кусты… — уставился он на нее.— Ну, не кусты, я не знаю… Мне с Машей нужно поговорить, — Зинаида вздохнула.Сан Саныч махнул рукой и вышел. Маша твердо сказала:— Бабушка, я не хочу уже об этом разговаривать. Я сама во всем разберусь.— И как ты, интересно, собираешься разбираться? — спросила та.— Схожу к Полине Константиновне, — объяснила Маша.Зинаида всплеснула руками:— И ты еще пойдешь к ним? После всего, что произошло?— Бабушка, может быть, Сан Саныч прав. Может быть, я поняла все не так, как было на самом деле.Зинаида покачала головой:— Маша, когда ты повзрослеешь и проявишь характер! Сколько можно бегать за этим Лешей от него тебе столько неприятностей было. Неужели мало?— Это в последний раз, — пообещала Маша. Маша ушла, а Сан Саныч зашел в дом, занося Алешин чемодан. Зинаида всплеснула руками:— Что это? Я не поняла! Он не взял свои вещи?— Не взял, — кивнул Сан Саныч.— И куда ты теперь это тащишь? Я же сказала — Алеша здесь не будет жить!— Это еще бабка надвое сказала… — пробурчал Сан Саныч.— Какая бабка? — Зинаида грозно привстала. Сан Саныч ретировался:— Все, понял. Не спорю. А чемодан Лешкин отнесу в нейтральные воды.— Не поняла, — Зинаида вскинула брови.— Так я понимаю, что чердак теперь — снова ничья территория, — объяснил Сан Саныч.— Саня!Сан Саныч, не обращая на нее внимания, направился на чердак.— Я не считаю, что Маша и Алеша расстались навсегда! * * * Смотритель в наручниках сидел на стуле напротив следователя — тот тоже выдвинул стул из-за стола.— Имей в виду, вчерашние фокусы тебе даром не пройдут! — предупредил Буряк.Смотритель усмехнулся:— Да я понял уже, Григорий Тимофеевич.— И когда ты это понял? Смотритель невесело вздохнул:— Ночь была длинная. Было время подумать. Не удумал ничего лучшего, как всю правду тебе рассказать, Григорий Тимофеевич.Следователь напомнил:— Имей в виду, еще раз какие-нибудь… сказки напишешь, я тебя сам, своими руками… До конца жизни в камере мемуары писать будешь!Смотритель иронично смерил его взглядом:— Ух ты. А я думал, ты человек интеллигентный, Григорий Тимофеевич.— Вывел ты меня из терпения, Михаил Макарович. Вывел окончательно! — поднялся тот.— Ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон!— Хватит пустых разговоров! Есть что сказать — говори. Нечего — отправлю тебя назад, в камеру. А потом…— Погоди, погоди. Я же все понимаю. И то, что ты мне эту штуку показал, — смотритель кивнул на сейф, — пыльную и страшную, понимаю, что она против меня работает.— Конечно. Зато на меня. То есть на закон, — веско сказал следователь.— Я готов давать показания про находку.— Дать показания по делу о пропавшем профессоре Сомове, — уточнил следователь.Родь пожал плечами:— Я не знаю, как оно у вас называется, это дело. Профессора или доктора наук. Мне не важно. Мне важно рассказать про себя.Да, и в первую очередь — как этот рюкзак оказался в твоем доме, Михаил Макарович. И не просто в твоем доме — в тайнике, который ты сделал, чтобы в прямом смысле слова замуровать улики!— Только знаешь чего я опасаюсь, Григорий Тимофеевич? — спросил смотритель.— Ты чего-то опасаешься? — Следователь удивленно поднял брови.— Да. Я сейчас тебе все расскажу, а ты подкинешь мне еще какие-нибудь улики, до кучи, так сказать, обвинишь меня во всех смертных грехах, и буду я отвечать и за свои проступки, и за чужие…— Об этом можешь не,, волноваться. Я во всем разберусь тщательно.. — Нет, я тебе не верю. Потому что ты меня ненавидишь, — покачал головой смотритель. Следователь подтвердил:— Да, не люблю я тебя, Михаил Макарыч, ты прав. Но я тебя уверяю, что личные чувства не помешают выполнить свой гражданский и служебный долг.Смотритель отмахнулся:— Я не рыцарь, чтобы слову верить. Да и ты… не граф. Я предлагаю другой вариант общения. Я отдаю тебе в руки все, что у меня есть в доме. Все, что ты посчитаешь уликами. А потом тебе все расскажу, как на духу… Но это произойдет только в том случае, если будут понятые и все происходящее будут снимать на камеру.— Публичный обыск и публичное признание, — понимающе кивнул следователь.— Да, именно!Буряк, подумав, ответил:— Не вижу резона отказывать тебе в этой просьбе… Но это лишь утроит внимание к твоей персоне, Родь.Смотритель пожал плечами: мол, этого-то я не боюсь.— Уведите заключенного! — крикнул в коридор следователь.У порога смотритель оглянулся:— Ты подумай, Григорий Тимофеевич, подумай! Через некоторое время в камеру к смотрителю пришел Марукин. Он убедился, что его никто не подслушивает, и спросил:— Ну, что?— Мне кажется, он клюнул.— Это хорошо, — обрадовался Марукин. Родь шепотом продолжал:— Теперь слушай. Передай Леве, чтобы действовал по плану Б. Когда все случится — а про время он от тебя узнает — пусть ждет меня у северного входа. Деньги, документы, смена одежды. Ясно?— А в себе-то ты уверен? Что все получится? Ведь бежать таким образом — тройной риск.Смотритель усмехнулся:— А мне нечего терять, поэтому я ничего не боюсь. Марукин недоверчиво посмотрел на него:— Так уж и нечего? А деньги?— Деньги для тебя стимул, Юра. А мне нужно восстановить справедливость. Ладно, я тут написал Леве — передай сегодня же. — И смотритель протянул листок Марукину. Марукин взял листок, понимая, что сложная игра, которую он затеял, продолжается.Поразмыслив, Полина все-таки решила, что Катя была вместе с Алешей не случайно. Она поделилась своими сомнениями с Буравиным:— Виктор, я хочу тебе сказать одно: твоя дочь подстроила, организовала отвратительную ситуацию. Она рассорила Машу и Алешу.— Ты говоришь о ней, как о законченной интриганке! — отмахнулся Буравин.Полина настаивала:— Я не знаю, законченная она или начинающая, но ведет себя Катя отвратительно. Мало она сталкивала нас всех лбами в прошлом. Но сейчас… сейчас ее поведение выходит за рамки дозволенного!— Подожди, остынь, — попросил Буравин. — Давай не будем вспоминать все прошлые Катины грехи. Лучше сконцентрируемся на настоящем. Только так я смогу во всем разобраться и помочь детям.— Хорошо… Я расскажу тебе все, что знаю. Машу я встретила на улице, она убегала вся в слезах. И Алешка говорит, что теперь не знает, как все исправить! Но он-то считает случившееся недоразумением. А я уверена, что все было подстроено специально.Буравин посмотрел на нее строго:— Что специально? Сердечный приступ?— Ну, нет… Приступ придумать невозможно. Хотя довести человека до стресса… я не знаю. Я только знаю одно — не просто так и не случайно Катерина оказалась в квартире, где Алешка собирался побыть с Машей.Буравин хмуро напомнил: — Я же пообещал, что разберусь.— И чем скорее это произойдет, тем лучше. Буравин не стал возражать, он взял в руки телефон и набрал номер:— Алло! Катя, мне нужно с тобой поговорить. Нет, не по телефону. Зайди ко мне обязательно. Я денег тебе с мамой дам.Катя стояла с веником и ворохом лепестков, превратившихся в горку мусора:— Зачем, папа? Мне сейчас не до встреч. Нет настроения.— Надо. Я сказал — надо. Обязательно.— Но зачем? Ты можешь сказать по-человечески?— Во-первых, я передам деньги маме. Во-вторых… нам надо поговорить.— Именно сейчас?— Немедленно!Вскоре Катя была на месте: Полина и Буравин услышали звонок — и Буравин пошел открывать. Вернулся он с Катей. Полина демонстративно ушла в другую комнату, сухо кивнув Кате.— Здравствуйте! Не очень-то приветлива со мной Полина Константиновна! — поджала губы Катя.— Здравствуй, дочь. Полина имеет на то основания. Катя дернула плечом:— Ладно, я знаю, что она меня не любит! И не хочу переживать по этому поводу. Давай деньги, и я побежала!— Подожди. Я хочу узнать, что произошло вчера у Алексея?— Тебе, наверное, Полина Константиновна все рассказала, — холодно ответила дочь.— А я хочу услышать твою версию, — настаивал Буравин.Катя пожала плечами:— Алеше стало плохо. Я ему помогала прийти в себя.— Плохо — отчего? Что перед этим произошло?— Я не знаю. Но я видела, что у него был внезапный сердечный приступ, — ответила Катя, — и все. А почему ты меня допрашиваешь, как врага?Буравин глядел ей прямо в глаза:— Потому что у меня есть информация, что ты специально воспользовалась приступом Алеши, чтобы Маша уличила его в измене. Признайся, так?Катя пустила в ход свои незаурядные актерские способности, она приняла вид оскорбленной невинности:— Ой, я не знаю, как это смотрелось со стороны. Но пойми, папа, когда человеку плохо, бросаешься ему помогать и совершенно не думаешь, как это смотрится со стороны! В конце концов, искусственное дыхание рот-в-рот, которое делают утонувшему, тоже можно принять за поцелуй.— И ты что, делала Алеше искусственное дыхание? Катя продолжала свою игру:— Не издевайся! Нет, конечно… Но я… могла позволить себе какие-то вольности. Расстегнула ему рубашку, например… Но только для того, чтобы ему было чем дышать! Чтобы обеспечить свежий воздух! Или я об этом тоже должна была спрашивать Машу? А Машу, как будущего врача, совершенно не красит тот факт, что она сбежала от больного!— Вот это ты уже зря сказала. Как же ты похожа на свою мать! — осадил ее Буравин.Катя возмущенно воскликнула:— Ты что, не веришь мне? Или со мной ты тоже развелся? Мне, родной своей дочери, ты не веришь! Эх ты, папа!Буравин угрюмо смотрел на нее:— Я бы тебе поверил, но есть еще один свидетель событий. Его мнение ты не хочешь послушать? Полина! Можно тебя на минуту? — позвал он, и в комнату вошла Полина.— Катя, и ты, и я знаем правду, — сказала она. — Мне кажется, что сейчас еще не прошел момент, когда все можно исправить. Ты попыталась все разрушить между Алешей и Машей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45