Тот демон, который отдал ее вам, не имел никакого права
похищать эту женщину из Тартара, уводить ее от мужа.
- Об этом не может быть и речи,- холодно ответил Фауст.-
Мне лично нет никакого дела до чьих-то прав. Мне дали Елену, и
она останется со мною.
- Кажется, я уже слышал нечто подобное раньше,- сказал
Одиссей, взглянув на своего товарища и вспомнив те далекие дни
войны греков с Троей, когда Ахиллес не хотел отдавать
Агамемнону свою пленницу, прекрасную Брисеиду, и был готов
защищать ее с оружием в руках. Но вождь греков проявил
упорство, и разгневанный Ахиллес скрылся в своем шатре,
уклоняясь от участия в боях. Это чуть не послужило причиной
гибели всего греческого войска((72)).
- Может быть, слышал, а может, и нет,- сказал Ахиллес.-
Это к делу не относится. Отдавайте нам Елену сейчас же! -
прибавил он, обращаясь к Фаусту.
- Ни за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой?
- Фауст выхватил из-под своего сюртука небольшое кремневое
ружье.
- Если бы мы захотели применить силу,- сказал Одиссей,-
мы бы это сделали, будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и
вашего оружия. Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес.
Я придумал кое-что получше.
Одиссей сунул два пальца в рот и свистнул. В ответ
откуда-то издалека донеслись дикие вопли и завывания. Сперва
Фаусту показалось, что это ветер воет в печной трубе, но
вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.
Дверь трактира распахнулась, и в нее ворвался зловонный
смерч. Фурии не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал
в облике огромных черных ворон, распространяя вокруг себя
отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив
людей в трактире хлопаньем крыльев и громким криком. В конце
концов они превратились в людей: перед Фаустом стояли три
безобразные старухи - длинноносые, с красными, лишенными
ресниц глазами, одетые в грязные и рваные черные платья.
Алекто была чересчур полной, Тисифона - костлявой и жилистой,
а у Мегеры была очень нескладная фигура: широкие плечи и
талия, плоская грудь, толстая, короткая шея, узкие бедра и
сухие, как палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись
вокруг Фауста в бешеной пляске. Они заглядывали ему в лицо,
обдавая зловонным дыханием, визжали и кричали ему в уши,
ухали, точно совы, и каркали по-вороньи, галдели, шумели,
топали и хлопали в ладоши, прыгали, скакали и кривлялись,
словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их
выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:
- Подобное поведение никак не делает вам чести, дорогие
дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я -
человек другой эпохи, и вряд ли на меня подействуют ваши
трюки, которым без малого две тысячи лет. Вы для меня - всего
лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.
- Если даже мы и не сможем нанести тебе никакого
физического ущерба,- раздался скрипучий голос Тисифоны,- то
послушаем, что ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать
и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.
- Какие глупости! Смешно слушать!
- Смешно или грустно, а вот посмотрим, как тебе
понравится народная песня в нашем исполнении,- сказала
Тисифона.- Она как нельзя лучше подходит для таких случаев,
когда нужно поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки,
грянули!
И действительно, грянули.
Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему "Йо-хо-
хо и бутылка рому". Исполнение и впрямь было такое, что могло
довести впечатлительного слушателя до сумасшедшего дома. Три
старые девы истошно заголосили, выводя замысловатые рулады и
безбожно фальшивя. Их пение одновременно напоминало блеянье
козлиного стада, вой стаи шакалов и ослиный рев. Даже самый
отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по
сравнению с этой ужасной какофонией. Фауст не смог вытерпеть
ее дольше минуты: дыхание у него перехватило, мысли начали
путаться... Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от
всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов
он поднял вверх руки:
- Милые дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне
нужно подумать.
И воцарилась желанная тишина.
Пошатываясь, словно пьяный, он побрел через весь зал, к
трактирной стойке, чтобы перекинуться с хозяином парой слов.
Неразлучные сестры собрались в тесный кружок и начали зловеще
перешептываться, бросая на Фауста недоверчивые взгляды. Их
резкие голоса раздавались прямо в мозгу Фауста, приводя ум
несчастного доктора в полное расстройство, вызванное
раздвоением (а точнее, расчетверением) его личности.
"Ох",- думал Фауст, чувствуя, что находится на грани
помешательства,- "я не помню даже, из-за чего я попал в такую
неприятную ситуацию... У меня так сильно шумит в голове, что я
не могу собраться с мыслями... Я должен был что-то решить...
Что именно? Ах, да, Елена... Елена?.. Как я могу думать о ней,
если эти ведьмы чуть не свели меня с ума своими воплями?"
Фауст считал эти мысли своими собственными, но на самом
деле они были внушены ему тремя фуриями, стоявшими в стороне.
"Стоит ли упрямиться и держать у себя Елену",- рассуждал
он,- "если у меня в голове то и дело вертятся обрывки чужих
мыслей - то рецепт приготовления кровавого пудинга, то сто
пятьдесят семь способов жульничества при игре в маджонг...
Приходится признать, что противным старухам все-таки удалось
взять надо мной верх".
И он сказал вслух:
- Ну, ладно, если эта женщина вам так уж необходима,
забирайте ее.
Едва он проговорил это, как Алекто, Тисифона и Мегера
исчезли, словно их и не было. Фауст огляделся: Елены, Одиссея
и Ахиллеса тоже нигде не было видно - очевидно, Эринии забрали
их с собою.
Наконец-то измученный доктор Фауст мог спокойно
перекусить. Он сел за стол и приказал трактирщику подать
каравай хлеба и стакан вина. Жуя хлеб и запивая его вином,
Фауст наслаждался тишиной и покоем. Его, конечно, огорчала
разлука с прекрасной Еленой; однако облегчение, которое он
испытывал, избавившись от преследования Эриний, примиряло его
с этой утратой. Нет худа без добра, думал Фауст; вернув Елену
посланникам из царства Аида, он тем самым развязал себе руки.
Теперь уже ничто не будет отвлекать его от главного дела -
изгнания самозванца Мака и доблестного завершения фаустовских
подвигов в Тысячелетней войне меж силами Добра и Зла.
Допив вино, Фауст встал из-за стола. Времени оставалось в
обрез, и ему нужно было торопиться. Бросив на стол монету,
Фауст вышел из трактира и вскочил на коня. Вскоре он уже
мчался по дороге в Сен-Менехольд, по следам Мака и Маргариты.

9
Мак выехал на широкую поляну. Вдали виднелись деревянные
постройки - это был провинциальный городок Соммевесл, где Мак
ожидал встретить герцога де Шуазеля, одного из самых верных
людей короля.
Герцог де Шуазель сидел у трактира, глядящего окнами в
лес; перед ним была развернута парижская газета. Герцог
просматривал объявления о купле и продаже лошадей.
- Вы герцог де Шуазель? - спросил Мак, подойдя к нему.
Герцог отложил газету и взглянул из-под пенсне в тонкой
золотой оправе на стоящего перед ним светловолосого молодого
человека:
- Да, это я.
- Я привез известия о короле!
- И вовремя,- ответил герцог де Шуазель. Он аккуратно
сложил газету - на первом листе крупными буквами был набран
заголовок: _Парижский Революционный Журнал_. Герцог указал на
одну из передовых статей:
- Вы видели это? Дантон и Сен-Жюст призывают к
кровопролитию. Они требуют казни короля и Марии-Антуанетты.
Подумать только, ведь совсем недавно подобные вещи назывались
инсинуациями, а их авторов сурово наказывали. Но теперь иные
времена. Каждый может писать, что ему только вздумается. И они
еще называют это прогрессом!.. Итак, сударь, где сейчас
король?
- Через некоторое время он будет здесь.
- Когда именно?
- К сожалению, я не могу назвать вам точное время...
- Великолепно! - герцог де Шуазель дал волю своим
чувствам. Сняв пенсне и вставив монокль в левый глаз, он
строго поглядел на Мака. Его тонкие губы скривились в
иронической усмешке.- Я жду уже несколько часов; жители этого
города готовы напасть на мой отряд - они, видите ли, приняли
нас за сборщиков королевских податей - а вы объявляете, что
король будет здесь _через некоторое время_! Ну, и когда же
наступит это время?
- Когда речь идет о коронованных особах, трудно знать
что-нибудь наверняка,- сказал Мак.- Они едут так быстро, как
только могут. Королева покинула дворец несколько позже
назначенного срока - очевидно, что-то задержало ее величество.
Я могу сказать вам только одно: оставайтесь здесь и ждите. Их
величества скоро прибудут.
- Боюсь, что королевские подданные намного опередят их,-
герцог протянул руку в направлении города. Мак поглядел в ту
сторону, куда указывал герцог де Шуазель, и увидел толпу
людей, вооруженных вилами и заостренными кольями. Они стояли
плечом к плечу, угрожающе выставив свое примитивное оружие.
- Ну и что? - пожал плечами Мак.- Это же простые
крестьяне. Если они попробуют напасть на вас, откройте огонь.
- Вам легко говорить, молодой человек! - ответил герцог.-
Вы, по-видимому, иностранец и никогда не жили в провинции. А
вот у меня поблизости есть несколько поместий, где живут эти
самые простые крестьяне, как вы изволили выразиться. Возможно,
кое-кто из них сейчас находится среди вон тех молодцов,
готовых попотчевать нас дубьем и вилами. Боюсь, мне нелегко
будет найти с ними общий язык в будущем, если я сейчас напомню
им о droit du seigneur((73)). Здесь Франция, молодой человек,
не забывайте! Кроме того, эти вооруженные вилами крестьяне -
всего лишь небольшая часть многотысячной толпы, собравшейся за
городом, - передовой отряд, так сказать. Их много, очень
много, и каждый час к ним прибывают новые подкрепления. Они
перережут нас, как овец. А вы говорите - открыть огонь!
- Я только предполагал...
- О! - воскликнул герцог, поворачиваясь спиной к Маку.-
Кто там?
На дороге показался всадник в черном. Он погонял
измученного коня, и полы его сюртука развевались за спиной,
как два крыла. Это был Фауст. Спешившись у трактира, он
подошел к герцогу де Шуазелю и сказал:
- Сударь, положение изменилось. Немедленно уводите свой
отряд.
- Вот как? А вы сами-то кто, сударь? - спросил герцог.
- Доктор Иоганн Фауст, к вашим услугам.
- Нет! - воскликнул Мак.- Не слушайте его! Я Иоганн
Фауст!
Герцог де Шуазель окинул обоих насмешливым взглядом.
- Ну и дела,- задумчиво произнес он.- Два Фауста привозят
противоречивые приказы. Вот что я скажу вам, господа. Я
задержу вас до полного разъяснения всех обстоятельств. Эй,
солдаты!
Несколько человек схватили лошадь Фауста и его самого.
Знаменитый маг попытался вырваться, но его держали крепко.
Мак, стоявший в стороне, понял, что события принимают
неожиданный оборот и медлить нельзя. Он решил бежать, пока
солдаты не добрались до него. С проворством зайца, удирающего
от своры гончих, он метнулся через двор к коновязи и вскочил
на коня. Вонзив шпоры в бока своего скакуна, он помчался прочь
от городка Соммевесл, обогнув перелесок, где стоял конный
отряд герцога де Шуазеля. Фауст, бьющийся в руках стражи,
посылал ужасные проклятия ему вслед.

10
Эмиль Друэ, почтмейстер деревни Сен-Менехольд, сидел у
окна своей спальни. Было довольно поздно, и жители деревни уже
легли спать, однако Друэ глядел на дорогу не смыкая глаз: он
ожидал гонцов из Парижа. Ночная прохлада и тишина была так
приятна после дневных тревог! В Париже произошло столько
важных событий! Революционный Комитет наверняка пришлет свежие
новости. В тот день через деревню проехало множество карет со
следами поспешно снятых гербов на дверцах и закутанных в плащи
всадников, в которых за версту можно было узнать людей
благородного происхождения. Все они направлялись к границе.
Постепенно мысли Друэ обратились к практическим вещам.
Революция интересовала его прежде всего с обывательской точки
зрения. Он начал размышлять о том, что станет с почтовой
службой после революции.
Эмиль Друэ обладал философским складом ума. Вчера за
обедом он сказал жене:
- Правительства приходят и уходят, а почтовая служба
остается. В чьих бы руках ни находилась власть, почтмейстер
всегда останется при деле.
Но теперь им овладели сомнения. Как быть? Революция -
весьма ненадежная штука...
Полная луна освещала просторный двор перед трактиром,
куда выходили окна почтовой станции. Несмотря на поздний час,
люди ходили по двору; порой Друэ слышал топот копыт, которому
вторило эхо в дальних холмах. Всадники бесшумно, словно
призраки, появлялись из леса и выезжали на большую дорогу. Они
не останавливались в трактире, не меняли лошадей. Они въезжали
в деревню, чтобы, проехав по ее улицам, направиться дальше, к
границе.
Мак въехал во двор и слез с коня, поправляя фуражку с
кокардой - символом принадлежности к числу сторонников
революции. Он огляделся по сторонам. Вряд ли он ожидал
встретить здесь кого-нибудь в столь поздний час. Однако
казалось, что он был слегка разочарован тем, что не увидел
ничего особенного. Следом за ним появилась всадница на вороной
лошади - это была Маргарита.
Подойдя к окну Эмиля Друэ, Мак негромко проговорил:
- Господин Друэ, я хочу показать вам одну чрезвычайно
любопытную вещь.
- Кто вы такой, сударь? - спросил его почтмейстер,
высунувшись из окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57