— Называйте это каким хотите словом, я действовал, желая спасти сеньориту и сделал все возможное, — сказал Валентино.Маркиз подошел к своему другу, чтобы посмотреть на бумаги, переданные едва дышавшим и полным гнева слугой.— Что это значит? — вскрикнул Олимпио. — В этом письме нет подписи врача…— Я вынул бумаги из письменного стола герцога, он только что запер переданный ему доктором сверток, и я полагал…— Ты, Валентино, взял не то письмо. Это письмо написано настоящим герцогом Медина, который называет жалким обманщиком мнимого герцога и бросает свет на цели этого плута, — сказал Олимпио, читая письмо. — Эндемо, как известно, незаконный сын герцога Медина. Дон Родриго имел прекрасные намерения отдать в пользу своего незаконнорожденного брата половину богатств, но этот негодяй лишил его почти всего состояния. Не печалься, Валентино, я надеюсь, что с помощью этих бумаг мы добьемся ареста мошенника…— А имя доктора? — спросил Валентино, широко раскрыв глаза.— Его нет в этом письме.— Во имя всех стихий! — брякнул Валентино, невольно подражая языку своего господина.Олимпио и маркиз не могли удержаться от улыбки, после чего первый сказал, думая о Долорес:— Мы должны ее найти, дорогой Клод, ты просто не поверишь, сколько страданий переношу я, когда только подумаю, что терпит эта бедная и чистая девушка, любя меня. Я не знаю, чем и как отплачу я ей за ее любовь. Я употреблю все усилия, чтобы ее найти. Пока этого не случится, я не найду покоя своей душе. Часто ночью я вижу во сне дорогой образ, который простирает ко мне с любовью руки, моля о пощаде. Нет, Клод, мы должны спасти бедную Долорес… найти во что бы то ни стало… XXIX. КРОВАВАЯ БАНЯ Первого декабря 1851 года в Елисейском дворце собралось очень многочисленное общество, в котором недоставало только Морни, и это было не случайно: герцог был в комической опере и казался очень веселым. Он смеялся и болтал то в той, то в другой ложе. В одиннадцать часов общество разошлось.Луи Наполеон был несколько бледен и не очень словоохотлив. Страшная минута приближалась: в эту ночь и в последующие дни он хотел провозгласить себя императором, и он хорошо знал, какие насильственные средства необходимы были для этого, так как нужные приготовления были сделаны и делались в течение нескольких месяцев. Во время вечернего собрания Луи Наполеон вместе со своими приверженцами решил некоторые последние вопросы.Начальник генерального штаба, Фейра note 16 Note16
Это описание позаимствовано из сочинения Эжена Тено «Париж в декабре 1851 г».

должен был разбить барабаны национальной гвардии, так что на следующее утро нельзя было бы пробить генерального марша. Директор национальной типографии господин де Сент-Жорж под предлогом важной работы собрал всех рабочих в одиннадцать часов ночи в типографии.Префект полиции Мопа — Карлье был отозван на другой пост — собрал в префектуру полиции восемьсот городских сержантов, к которым в три часа утра присоединились еще пятьсот агентов и отставных офицеров; все это были ловкие люди, на которых можно было рассчитывать во всех случаях и среди которых находились также Монье, названный теперь Луансом, и Пер д'Ор. Грицелли держал караул в Елисейском дворце, в котором в одиннадцать часов уже было все спокойно; окрестности дворца и Елисейские поля были тихими и пустынными.Один только кабинет принца-президента был ярко освещен. Около полуночи в нем находилось семь человек: Луи Бонапарт; его адъютант Бельвиль (брат известной гоф-дамы Изабеллы); бывший вахтмейстер Фиалин, носивший теперь фамилию Персиньи; Леруа де Сент-Арно, удостоенный в октябре поста военного министра, человек с бурным прошлым, о котором мы услышим позже; Мопа, назначенный несколько дней тому назад префектом полиции; возвратившийся из комической оперы герцог де Морни и умерший несколько лет тому назад поверенный и кабинет-секретарь Луи Наполеона — Мокард. Флери еще не было, он был комендантом и должен был прийти позднее.— Господа, великий час настал, — сказал принц, желавший на следующее утро провозгласить себя императором, — величие Франции требует этого шага.Луи Наполеон подошел к письменному столу и маленьким ключиком, который он носил всегда на своей цепочке для часов, открыл потайной ящик и вынул из него запечатанный пакет, в котором находились все бумаги, касавшиеся этой ночи. Говорят, Луи Наполеон Бонапарт написал на нем слово «Рубикон», подобно Цезарю, которого он обожал и историю которого он, как известно, написал позднее. По-видимому, он имел намерение перейти заветную границу.Луи Наполеон взломал печать конверта и вынул из него декрет, который и передал своему товарищу Морни: это было назначение последнего министром внутренних дел.Бельвилю он передал прокламации, которые должны были утром удивить весь Париж и мгновенно перевернуть весь общественный строй Франции; Бельвилю было приказано не теряя времени отослать для напечатания в национальную типографию, в которой все уже было приготовлено к этому. Нужно ли удивляться замыслам Наполеона, которые, несмотря на свою смелость, были, однако, приведены в исполнение.Персиньи получил важное поручение — овладеть с помощью генерала Эспинаса зданием национального собрания.Луи Наполеон передал Сент-Арно сумму более чем в пять миллионов франков, чтобы тот разделил ее между генералами, полковыми и батальонными командирами, капитанами и лейтенантами. Другая, почти столь же большая сумма денег, должна была быть распределена между фельдфебелями, сержантами, капралами, барабанщиками и солдатами. Морни, Мопа и Сент-Арно вручили тогда же около полумиллиона лично для себя.Полицейские агенты тоже получили громадные субсидии. Например, Грицелли признал сам, что ему передали от Персиньи две тысячи пятьсот франков.Все эти деньги, исчислявшиеся в общей сумме до пятидесяти миллионов франков, должен был принять на свой счет французский банк.Между тем генерал Маньян, согласно приказу, полученному им от Сент-Арно, захватил войсками в три часа утра главные точки Города. Бригада Рипперте заняла Бурбонский дворец, бригада Форея овладела Дорзейской набережной. Генерал дю Лак стал со своим корпусом в Тюильрийском саду. Бригада Котта расположилась на площади Согласия, в то время как бригада Канробера, в настоящее время — маршала, оцепила Елисейский дворец. Все это произошло тихо, под покровом темной и бурной декабрьской ночи.Копейщики и кирасиры генералов Рейбеля и Корте выстроились в Елисейских полях. Войска образовали уже корпус в двадцать пять тысяч человек, предназначенный не только для обеспечения успеха переворота, но и для прикрытия бегства Наполеона в случае надобности. Даже вне Парижа для прикрытия бегства через границу были поставлены особые войска. Каждая малейшая деталь здесь была глубоко продумана. Все отрицательные и положительные стороны этого предприятия были критически разобраны.По словам Грицелли, Луи Наполеон приказал слугам держать наготове кареты и оседлать лошадей, а генералу Росе — запаковать переданную ему сумму денег, более двадцати миллионов франков, и быть готовым к отъезду за границу.Наступило утро второго декабря, на улицах было грязно, холодный ветер нагнал мелкий дождик. Париж был еще тихим и пустынным; спавшие жители даже не подозревали, что над ними витает грозное облако и что в ближайшие дни и ночи предстоит им такая кровавая баня, какой еще до сих пор город не видывал.Послушаем, что говорят Таксиль, Делор, Раш и другие об этом утре. В пять часов утра к префекту Морни собрались комиссары и муниципальные агенты, которые должны были арестовать около ста самых важных лиц. Они получили от него приказания, и дело было выполнено еще далеко до рассвета и на протяжении этого дня.Комиссару Бланш было поручено арестовать генерала Ламорисьера, не захотевшего присоединиться к осуществлению плана Луи Наполеона. Бланш не имел точного плана жилища генерала, а храбрый швейцар отказался дать ему какие-либо разъяснения и даже зажечь свет, который был необходим для обыска в неизвестном для комиссара доме. Бланш и его спутники поднялись по лестнице и, достигнув первой комнаты верхнего этажа, нашли в ней слугу генерала, который моментально потушил лампу, бывшую у него в руке, и бросился с криками о помощи на заднюю лестницу.Агенты схватили его у двери дома; предполагая кражу, тот начал защищаться и получил опасную рану шпагой. Под угрозой смерти слуга наконец показал комнату своего господина. Ламорисьер позволил себя арестовать без всякого сопротивления. Но едва он сел в карету, которая должны была его отвезти в Мазасскую тюрьму, как он выставил голову из окна и крикнул о помощи стоявшим на углу солдатам. Бланш с силой отдернул генерала назад и пригрозил ему тесаком — вернейшим средством заставить замолчать.Арест генерала Шангарнье Мопа поручил двум решительным и отчаянным людям — Луансу и Шарлю, Пер д'Ору, который был гиеной, несмотря на свой добродушный внешний вид. Им было дано в помощь пятьдесят муниципальных солдат. Луи Бонапарт хотел привлечь на свою сторону и знаменитого Шангарнье и предлагал генералу большую сумму денег, надеясь, что живший в бедности честный человек не откажется от нее. После того генерал долгое время ждал ночного нападения, но теперь он даже и не предчувствовал его.Через один из подвальных ходов Луанс и Готте ворвались со своими людьми в дом и бросились на лестницу. Наверху они встретили слугу с ключом в руке. Они вырвали у него ключ и ворвались в комнату Шангарнье. Обладавший громадной силой, Готте схватил генерала, так что всякое сопротивление стало невозможным. Генерал тоже был отвезен в Мазас.Прежде чем мы посмотрим на уличный бой, позволим себе описать еще один арест. Кроме полковника Шарраса, лейтенанта Валентино, кроме Греппо, Тьера, Мио и многих других, нападению и аресту подвергся также высокопочтенный и талантливый генерал Бедо, живший на Университетской улице в доме № 50. Арест его был поручен агенту Губольту-младшему.Слуга генерала, который открыл дверь после настойчивого звонка, принял в темноте человека, стоявшего перед дверью, за секретаря президента законодательного собрания Валетга и пошел в спальню генерала, чтобы доложить о прибывшем. Агент с пятью или шестью сообщниками бросились вслед за слугой в комнату генерала, который еще спал.— Я муниципальный чиновник, — крикнул Губольт, — и пришел, чтобы арестовать вас.— В этом я сомневаюсь, — ответил Бедо. — Я защитник народа, и никто не имеет права арестовывать меня.— Мне известно, кто вы такой, но я имею на руках приказ и должен его выполнить. Может быть, вы уличены в преступлении?— Наверное, мне это снится. Но кто вы такой, позвольте мне узнать ваше имя?— Я агент Губольт-младший, — сухо ответил вошедший и показал приказ об аресте, требуя в то же время от генерала не оказывать никакого сопротивления, и добавил при этом, что за ним стоят его люди.— Если бы я хотел оказать сопротивление, — сказал с внушительной серьезностью генерал, — я умею умирать на крепостных валах — то вы бы давно распрощались со своей жизнью. Прикажите вашим людям выйти и дайте мне одеться.Генерал с намерением медлил, он хотел дотянуть до рассвета, теперь ему было ясно все. Когда он, наконец, оделся, то сказал, прислонившись к камину:— Теперь я хочу предостеречь Вас от того преступления, которое вы хотите совершить. Я хочу видеть, имеете ли вы храбрость для исполнения задуманного вами плана. Позовите сюда вашу шайку, милостивый государь. Я не тронусь с места.Губольт крикнул своим людям, чтобы те вошли в комнату и приказал им взять генерала.— Я хочу посмотреть, — сказал Бедо, — кто из вас рискнет потащить, как обыкновенного преступника, генерала Бедо, президента национального собрания.Шайка этих людей одну минуту стояла в нерешительности, никто не посмел арестовать генерала. Наконец Губольт подал пример и подошел к генералу. Он схватил его, и тогда сообщники бросились на Бедо, как львы, и потащили в ожидавшую внизу карету. Когда они вышли на улицу, генерал закричал:— Измена, на помощь! Я генерал Бедо!Поблизости проходило множество людей, они бросились, чтобы помочь генералу, как вдруг с улицы Де Бак примчалась толпа городских сержантов и бросилась на безоружных людей с обнаженными саблями, между тем как кучер кареты с арестованным генералом погнал коней в галоп.Кучи городских сержантов и муниципальных гвардейцев были расставлены рядом с домами, где жили лица, подлежащие аресту, для того чтобы избежать всякого сопротивления. Так, например, во время ареста генерала Шангарнье вооруженные агенты были помещены в винный погреб, находившийся напротив дома генерала, чтобы на всякий случай быть рядом. В их среде находились в качестве вождей многие выдающиеся члены бонапартистской партии, например, генерал Флаго, родной отец Морни и Луи Наполеона, любовник его матери.Генерал Кавеньяк был тоже арестован в своем доме на Золотой улице, № 12. Арест этот был произведен агентом Каллином, который все время держал правую руку на груди под расстегнутым сюртуком. При нем были заряженные пистолеты, так как он получил приказание от Мопа выстрелить в генерала, если только тот вздумает оказать сопротивление.Мы еще не сказали об одном, самом позорном обстоятельстве: о полном правдивости отчете, бросающем убийственный свет на того министра Луи Наполеона, который более, чем кто либо другой, заслуживает имя негодяя и который был бесчестным виновником войны 1870—71 года, бросившей друг против друга две благословенные небом нации. Мы говорим об Эмиле Оливье. Этот деятель навсегда получит вечное проклятие от истории всех времен и народов. Он сделался орудием Луи Наполеона, пленил своего родного отца и как преступника бросил его в декабре 1851 года в каземат форта Иври.Старик Демосфен Оливье, вынесший в своей жизни ту сухую гильотину, которую мы позднее назовем Кайэной, писал своему, достойному проклятия сыну, будущему слуге его смертельного врага:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88