Олимпио пытался предотвратить эту скандальную встречу, хотя в душе он стал на сторону своего друга и не скрывал от себя, что на его месте поступил бы подобно ему.Морни сделал саркастическое замечание насчет довольно громких фраз Камерата и, проходя мимо него с графиней и Луи Наполеоном, демонически усмехнулся.В салоне появилось еще несколько богатых, высокопоставленных лиц, так что общество заполнило все залы.— Здесь становится жарко, monsegnieur, — тихо сказала Евгения Луи Наполеону. — Пойдемте в зеленый зал, в котором открыты окна; прохлада ночного воздуха и зелень растений будут для нас приятны.— Вы знаете, графиня, что каждое ваше желание — для меня закон! — ответил принц-президент и повел прекрасную донну через голубой зал в покои, убранные пальмовыми, лавровыми и гранатовыми деревьями и листьями, где царила спасительная прохлада.Роскошные, от пяти до шести футов вышиной деревья были так размещены в зале, что каждое окно, освещенное матовым светом, образовывало род ниши. В тени одного из окон стояли Камерата и Олимпио. Евгения и Луи Наполеон, по-видимому, их не заметили или сделали вид, что не замечают, и встали под другую нишу.Принц Камерата жаждал этого свидания, он хотел объясниться с Наполеоном, Олимпио же, напротив, надеялся его отвлечь.Так как разговор между графиней и принцем велся довольно тихо, можно было подумать, что собеседники обменивались очень нежными сердечными словами; доносились вздохи, и, казалось, Луи Наполеон говорил о своей любви. Камерата не мог удержаться от того, чтобы не высказать вполголоса свое замечание. Конечно, на это замечание никто не обратил внимание, но так как оно перешло в смех, то должно было сильно смутить Наполеона, потому что демонстрировало ему, что он замечен его врагом.Принц-президент увел прекрасную Евгению обратно в красную комнату; он был сильно взволнован и взбешен преследованием Камерата. Тотчас же после этого к нише Камерата и Олимпио подошел герцог Морни. Герцог, обращавшийся довольно нагло в тех случаях, когда считал, что сила на его стороне, очень кратко и бесцеремонно произнес следующее:— Принц Камерата, мне поручено спросить у вас, почему вы с излишней настойчивостью преследуете известную вам цель?— Скажите вашему поручителю, мой любезный, — ответил запальчиво испанец, — что принц Камерата имеет намерение вызвать вашего господина или друга, или кем он вам там приходится на дуэль! Покорнейше прошу вас сообщить мне немедленно решение принца Наполеона насчет места и прочих условий!— Вы забываетесь, мой дорогой друг, что тот, кого вам угодно вызывать, глава государства и, стало быть, у него нет возможности принять ваш вызов! Однако я охотно обременю себя предложением. Принц-президент не может принять вашего вызова, но я приму!— Нет, пожалуйста, господин герцог, я едва знаю вас и вы столь же мало могли меня оскорбить, сколь мало можете дать мне удовлетворение.— Принц Камерата…— Без всяких угроз, господин герцог, я не боюсь их! Вам остается только передать мои требования. Если принц Наполеон не примет вызова принца Камерата, ну, тогда он может принять на свой счет последствия такого поступка, называемого в обыденной жизни трусостью!В то время как Камерата произносил эти слова глухим голосом, с бледным и страстным лицом, Олимпио стоял в глубине ниши. Он охотно пресек бы эту стычку, но ничего бы не смог сделать сейчас, когда жребий был уже брошен! Он увидел, как Морни вскипел гневом, мускулы его лица задрожали, глаза сделались маленькими и пронзительными; он был до того потрясен, что гнев отнял у него голос, и он не произнес ни одного слова.В конце концов Морни сделал легкий поклон и вышел в соседний зал, где обменялся с принцем-президентом несколькими фразами. После этого его тщетно искали в залах, он незаметно вышел из дома.— Клянусь всеми стихиями, принц, — тихо сказал Олимпио, обращаясь к Камерата, чувствовавшему себя весело после того, как свалил со своей души тяготившее его бремя, — вы были слишком запальчивы.— Зато, мой дорогой друг, мне теперь очень хорошо, потому что я облегчил свою душу. Я сгораю от нетерпения узнать, что решили с моим требованием эти господа.— Ничего хорошего из этого не выйдет, принц!— Доброе или худое ; а он уже теперь не уйдет от меня; я счастлив, что могу назвать его трусом, если он вздумает уклониться.Принц и Олимпио присоединились к обществу, ведущему разговор за шампанским и другими винами, и подключились к дружеской беседе присутствующих.Луи Наполеон был очень бледен. Он разговаривал с князем Монтегро и графиней, даже смеялся, но этот смех был мертвым и ужасным. Он не обменялся ни одним взглядом с принцем Камерата, который вел себя чрезвычайно непринужденно. Непосвященные могли бы подумать, что между двумя гостями не произошло ничего и что они даже не знали друг друга.Только Евгения, казалось, догадывалась о сцене; в разговоре с маркизом она поочередно обращала свои взгляды то на Луи Наполеона, то на Камерата, ходившего по залу с Олимпио Агуадо. Вскоре она забыла о маленьком споре между соперниками, увлекшись мыслью, как бы сделать так, чтобы видеть у своих ног их обоих, быть любимой обоими и, ободряя их попеременно, выбирать между ними любого.Прекрасная молодая графиня с холодным сердцем должна была постоянно следовать советам своей матери. Принц-президент представлялся ей такой блестящей партией, что, по собственному признанию пожилой графини, превосходило даже и ее надежды.Луи Наполеон вскоре попросил позволения удалиться: ему предстояло еще важное свидание на улице Ришелье. Остальные гости разошлись вскоре после полуночи. Когда Олимпио и маркиз сели в свои экипажи и простились с Камерата, он тоже направился к своей карете. В ту самую минуту, когда принц вошел в свою карету и занял место на обитом шелком сиденье, из тени, падавшей от ближайших домов, вышли три высоких полицейских, вооруженных с головы до ног, и быстро направились к карете Камерата.В то время как один из них вскочил на сиденье к кучеру, двое других с такой внезапностью напали на принца, что он не успел не то что защититься, но даже закричать о помощи. Молодого испанца захватили с дерзостью, обличавшей всевластие Наполеона; Камерата оказался в руках своих врагов.Кучер был вынужден ехать не в отель принца, а совершенно по другой дороге, указанной ему сидевшим около него полицейским. Точно преступника, везли принца — ночью. Карета с улицы Сент-Антуан проехала через Бастильскую площадь на улицу Ла-Рокетт и немного спустя остановилась перед большой тюрьмой, которая носила то же имя. Здесь молодого Камерата отвели в один из одиночных казематов без допроса и приговора.Из Ла-Рокетт, как известно, существовал только один выход — на гильотину. XXV. ГОСПОДИН ДЕ МОНЬЕ В то время, когда происходило только что рассказанное происшествие в роскошном салоне Евгении Монтихо, Софи Говард послала своего слугу с письмом в Елисейский дворец, к принцу Наполеону, чтобы пригласить его к себе сегодня вечером. Она не могла объяснить себе причину, по которой ее милый уже в течение нескольких недель не показывался и даже не присылал ей ни цветка, ни поклона.Слуга Софи, очень надежный малый, на которого англичанка возлагала самые трудные поручения и который пользовался такой известностью в Елисейском дворце, что был беспрепятственно допускаем в кабинет принца-президента, принес мисс Говард лаконичное известие, что принц находится в гостях. При этом, желая показать свои старания, он прибавил, что говорил с господином Мокардом и тот ему сообщил, будто принц думал возвратиться сегодня поздно и, следовательно, не будет иметь чести появиться у нее раньше следующего дня.Софи уже начала сомневаться в любви принца. Его долгое отсутствие заставило ее серьезнее отнестись к своему положению — она начала прозревать. Порой ей казалось, что принц разлюбил ее и бросил, найдя другую, более красивую и хорошенькую женщину, порой же она своей любящей душой защищала возлюбленного, полагая, что общественные дела отвлекают его и что он должен находиться в обществе других людей, а как бы счастливо он мог проводить время с ней! И она верила еще своему Луи — верила его обещаниям и клятвам, которые он произносил в Сутенде, в хижине старой Родлоун.С того дня протекли месяцы, прошли годы — его любовь улетела, его слова забылись…В то время как Софи Говард боролась с раздирающими ее сомнениями, ей доложили о приходе господина де Монье. Она была очень удивлена этому посещению и должна была признаться, что его ежедневные визиты ей не особенно нравились.Желая дать понять этому господину, что его посещения стали слишком частыми, она хотела отказать ему в приеме, как вдруг на пороге уже показался настойчивый посетитель с обычным почтительным поклоном. Она посмотрела на него холодно, но это не могло вывести господина де Монье из его обычного спокойствия и самоуверенности.— Прошу извинения, мисс Говард, что я сегодня опять осмелился зайти к вам, — сказал он, входя в комнату, — но я должен завтра утром оставить Париж и не хотел выехать, не принеся вам сердечной благодарности за всю вашу доброту и радушие.— Как, вы хотите уехать так внезапно?— Я надеюсь, что вы ничего не будете иметь против того, что я пришел засвидетельствовать свое почтение и проститься с вами. Мой отъезд неожиданно ускорен. Отец мой был ревностный приверженец Луи Филиппа и…— Следовательно, политические причины вызывают ваш скорый отъезд?— Я получил приказ оставить Париж в этот же вечер, но не смог закончить свои дела здесь так быстро и уехать, не выразив вам своей признательности! Правда, я нахожусь в величайшей опасности, но надеюсь беспрепятственно достигнуть берегов Англии.— Вы хотите уехать в Англию; к несчастью, я не имею там никаких родственников, к которым могла бы дать вам рекомендательные письма, господин де Монье. Меня удивляет, что вы так внезапно получили приказание…— Сегодня утром мною получен приказ в двенадцать часов покинуть Париж. Меня считают опасным приверженцем прежнего правительства, потому что мой отец был верным подданным Луи Филиппа, хотя я лично и не касаюсь политических дел. Мне сказали, что дело очень серьезное…— Обращались ли вы с просьбой о короткой отсрочке к нашему другу господину Мокарду?— Он пожал плечами, когда я пришел к нему и, кажется, не хотел больше слышать ни о какой нашей дружбе! Вот такие дела, мисс Говард; теперь нет друзей у того, кто впал в опалу или в немилость. Не сознавая за собой никакой вины, я должен покинуть этот прекрасный город, покинуть вас, оказавшую мне столько услуг.— Это очень неприятно; если бы вы обратились к принцу-президенту, может быть…— Ради самого неба, мисс Говард, принц не принял бы меня, так как им подписан приказ, предписывающий мне ссылку. В глазах президента меня выставили наиопаснейшим врагом, я оказался в самом скверном положении, мисс Говард.В эту минуту внизу раздался звук звонка; Софи не обратила на него внимания.— Счастливого пути, де Монье, — сказала она, протягивая мнимоссыльному руку, которую тот поцеловал. — Может быть, я буду иметь удовольствие услышать еще о вас.В это время служанка мисс Говард быстро вошла в комнату. Монье выпустил руку Софи.— Господин принц-президент! — воскликнула служанка задыхающимся голосом, как бы желая предотвратить встречу двух соперников этим своевременным извещением.Софи чрезвычайно обрадовалась, она хотела немедленно отдать приказание принять долгожданного гостя, хотела даже сама поспешить к нему навстречу, как вдруг Монье схватил ее за руку.— Мисс Говард, ради Бога укройте меня, я не смею показаться на глаза принцу.— Не беспокойтесь, заверяю вас, вы здесь совершенно в безопасности в качестве моего гостя!— Нет, этого вы не сделаете, меня схватят и посадят в тюрьму, пожалейте меня, мисс Говард, укажите убежище, где бы я мог переждать посещение президента, позвольте я пройду в ту комнату. — И Монье показал на дверь, ведущую в будуар и спальню Софи. Прежде чем она смогла его задержать, он уже, не слушая ее, пробежал по ковру и исчез за портьерой.Когда обманутая женщина, предчувствующая дурные последствия этого поступка, хотела попросить де Монье уйти в другую комнату, Луи Наполеон уже показался на пороге. Одну минуту принц оставался неподвижным. Он посмотрел на Софи в волнении, выражавшем беспокойство. Наконец Софи пошла ему навстречу, как женщина, полная любви. Она протянула к нему руки в знак приглашения; она чувствовала невыразимую радость, приветствуя его; ею был забыт чужой человек, нарушивший ее гостеприимство; в эту минуту она была только любящей женщиной, увидевшей наконец своего милого и в порыве высшей радости забывшей все, что минуту назад ее окружало. Ее душа была так чиста и непорочна.Принц вошел с мрачным видом; Софи пришла в ужас, разглядев черты его лица.— Вы не ожидали меня, Софи? — спросил он.— Нет, мой принц, я оставила всякую надежду видеть вас в эту ночь, но тем больше радует и осчастливливает меня ваше появление!— Это правда, Софи?— Я не лгу, мой принц! И всего менее вам.— Стало быть, вы поступаете так впервые в эту ночь, — сказал он резким тоном. — Я помешал вам.— Эти слова меня пугают! Мой Бог, вы так холодны и суровы! Что такое случилось?— Об этом я бы хотел спросить у вас, мисс Говард, так как вы едва могли преодолеть ваше изумление и замешательство в то время, когда я вошел.— Говорите яснее, принц! Как долго я вас не видела. Я терзалась мыслями и боялась, что вы меня уже навсегда забыли. Теперь вы внезапно пришли ко мне. О, примите благодарность за это дорогое для меня появление.— Вы и в самом деле не ожидали меня? — спросил холодно Луи Наполеон.— Вы второй раз обращаетесь ко мне с этими словами. После вашего сегодняшнего ответа я едва надеялась на ваше посещение.— Стало быть, эти строки были действительно адресованы к другому мужчине, мисс, — сказал в сильном волнении Наполеон, подавая побледневшей Софи измятое письмо, представленное де Монье префекту полиции.— Мой Бог, каким образом вы получили это письмо, — воскликнула с горечью Софи, узнав свой почерк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88