– Никто так толком и не понял, что вы имеете в виду, но вы совершенно правы.
– Если я вам так осточертел, – огорчился Жожо, – надо было раньше сказать.
– Не заводись, – посоветовал Анри. – Повторите-ка, Андре. Все, что мы здесь говорили, – обернулся он к Жожо, – это для твоей же пользы, должен был бы сказать спасибо. Ты совершенно несносный тип, тебе надо измениться.
– Ой, нет, – воскликнула Анна, – ему совсем не надо меняться!
– Не родился еще тот человек, – с достоинством изрек Жожо, – который бы заставил меня измениться.
– Вот уж нашел чем гордиться, – фыркнул Анри.
– Итак, – проговорил Эпаминондас, – I am ящер, в некотором роде.
– Итак, – обратился Легран к Анне, – выходит, вы неровно дышите к этим ящерам, так, что ли?
– Не надо произносить этого слова, – попросил бармен, – меня уже от него тошнит.
– Как сказать, – проговорила Анна, – не ко всем.
– I am not very уверяще, – встрял Эпаминондас.
– А кто он такой, этот Жожо? – с милой улыбкой поинтересовалась Анна.
– Мой самый лучший клиент, – ответил Андре, – разве не так, а, Жожо? И богатый, как Крез, правда?
– Кафе, – проворчал Жожо, – они для всех. Захочу, останусь здесь до самой ночи.
– В таком случае, – заметил Легран, – здесь будет не слишком много народу.
– Почему? – возразила Анна. – Мы вовсе не спешим.
– Обожаю людей, которые являются, когда их никто не ждет, – заявил я.
– Не говори так быстро – I am not very понимаще.
– Если бы он ушел, – сказал Анри, – мы бы все здесь просто сдохли со скуки.
– Да нет, все проще простого, мы все равно не смогли бы его выдержать, – заметил Легран, – кончилось бы тем, что мы принялись бы бегать за ним, чтобы поймать и выкинуть отсюда. Странно, что он сам этого не понимает.
– Чего это я там не понимаю?
– Что между вами и нами, – пояснил я, – это на всю жизнь до гробовой доски.
– Издеваетесь, – проговорил красавчик Жожо, – а мне плевать, плевать я на это хотел и на этих ваших ящеров тоже.
– Уф! – тяжело вздохнул Андре.
– Нет, – громко заметил Анри, – видно, правду говорят, нужно, чтобы в мире всякие были, для разнообразия, всякой твари по паре. Две кружки, – обратился он к Андре. – А то коньяк уже в глотку не лезет.
– Три, – присоединился Эпаминондас.
– Четыре, – проговорил Жожо.
– Семь? – спросил я Анну.
– Семь, – подтвердила она.
– Мне-то что, я со всем моим удовольствием, – заметил Андре, – да только после всего коньяка, что вы уже залили за воротник, это будет патентованная гремучая смесь. По-моему – а я уже как-никак двадцать семь лет как барменом, – вам бы теперь лучше продолжить по коньяку.
– Вы нам прямо как отец родной, – проговорила Анна.
– Если, конечно, вы не поставили себе целью, – продолжил Андре, – изучить воздействие этой гремучей смеси на ящеров, то пива вы от меня не получите.
– Да, не часто встретишь вот таких барменов, – проговорил Анри, – которые понимают толк в выпивке.
– Так-то оно так, – возразил приятель, – но все-таки кружечка прохладного пивка…
– Я не совсем понял, Андре, – вмешался Жожо, – а что это за штука – гремучая смесь?
– Та, что взрывается, – пояснил я.
– Так, будто вы проглотили динамит, – добавила Анна.
– Сроду не слыхал ничего подобного, – заявил Жожо, – по-моему, надо мной здесь просто издеваются.
– I am not very уверящер, – изрек Эпаминондас.
– Это взрывается не всегда, – добавила Анна, – а только один раз из тысячи.
– Ну так что, – поинтересовался Андре, – значит, коньяк?
– Да, коньяк, только с водой, – согласился Анри.
– Для всех?
– Для всех.
– Да, не каждый вечер попадаются такие понятливые клиенты, – обрадовался Андре.
– А вот я нет, – возразил Жожо, – я хочу пива.
– Будешь пить коньяк, как и все остальные, – бросил ему Андре.
– Почему это я должен тебе подчиняться? – упорствовал Жожо. – Я уже сказал, что не хочу коньяку, хочу пива.
– Ничего не поделаешь, – не сдавался Андре, – все равно тебе придется пить коньяк, если хочешь, я даже сам за него заплачу.
– Выходит, – буркнул Жожо, – ты запрещаешь мне пить пиво, не так ли?
– Да, – подтвердил Андре, – запрещаю для твоего же блага.
– Андре, последний раз прошу, – не сдавался Жожо, – дай мне кружку пива.
– Будьте же благоразумны, Жожо, – взмолилась Анна, – вы что, хотите взорваться, да?
– От одной кружки не взорвешься, – возразил Жожо.
– Раз уж мы все решили выпить коньяку, – вмешался Анри, – то почему бы и тебе тоже не составить нам компанию? С водой, он утоляет жажду ничуть не хуже кружки пива.
– Не в этом дело, – упорствовал красавчик Жожо, – просто я хочу пива, вот и все.
– Я тебя обожаю, – признался Андре, – но пива ты все равно не получишь.
– Ладно-ладно, Андре, я тебе это припомню, – сдался Жожо.
– Хотел бы я знать, – сказал Анри, – чем тип вроде него может заниматься в этой жизни.
– Если я вам мешаю, – обиделся Жожо, – надо было так и сказать.
– Да нет, не в этом дело, – успокоил его Анри, – просто интересно, какую ты можешь делать работу.
– Что делаю, то и делаю, – ответил Жожо.
– В этом нет ничего плохого, – заметил Легран, – каждый делает, что может.
– Если вы так это понимаете, – обиделся красавчик, – тогда мне лучше уйти, откуда пришел. До свидания.
– До свидания.
И господин Жожо покинул бар.
– Откуда он появился? – полюбопытствовал я.
– Кажется, из Индокитая, – ответил Андре, – или откуда-то из тех мест Тихого океана. Вот уже десять лет, как я его знаю, он не изменился ни на один волосок.
– Так, значит, – вдруг вскочил Легран, – вы и есть Анна?
– Да, я. А вы кто?
– Никто.
– Так я и знала, – едва слышно прошептала Анна.
Бармен с Анри тактично хранили молчание.
– А они кто такие? – спросил Легран, показывая в нашу сторону.
– Они – это они, – ответила Анна.
– Не понял, – удивился Легран.
– У меня много друзей, – пояснила Анна. Легран нахмурился.
– Они тоже едут? – спросил он.
– Само собой, – ответила Анна.
– По-моему, я чего-то не усек, – признался Легран.
– Неважно, – успокоил его Эпаминондас, – если пытаться все усечь…
– …то жизни не хватит, – закончил я.
– А это далеко? – поинтересовалась Анна.
– Два дня на машине, – вконец нахмурившись, ответил Легран.
– Все-таки как тесен мир, – заметил Эпаминондас.
– А вы не можете поехать без них? – с невинным видом поинтересовался Легран.
– Каждый делает, что может, – ответила Анна. – Этого я никак не могу.
– Мы тебе не помешаем, – заверил Эпаминондас, – мы никогда никому не мешаем.
– Никогда, – подтвердил я, – кого хотите спросите.
– Да мне-то что, – пожал плечами Легран, – это я так, к слову…
Он попрощался с нами, по-прежнему хмурый, и назначил встречу завтра утром. Мы вернулись на яхту. Эпаминондас снова немного встревожился.
– Одно из двух, – изрек он, – либо это он, либо это не он.
– Ты просто устал, – сказала Анна, – тебе надо пойти отдохнуть.
– Если это он, значит, он, – не унимался Эпаминондас.
– Ты же сам знаешь, – заметил я, – это такое дело…
– Но если это не он, – невозмутимо гнул свое Эпаминондас, – зачем же им тогда понадобилось тебя туда посылать?
Эпаминондас встал рано, чтобы купить два маузера и карабин. Это на всякий случай, когда мы доберемся до Уэле, и потом, кто знает, а вдруг нам по дороге попадется какой-нибудь куду.
Встреча с Леграном была назначена в том же баре, где мы познакомились с ним накануне, в час аперитива. Эпаминондас категорически настоял, чтобы мы явились туда с маузерами и карабином за спиной. Он снова пребывал в отличнейшем расположении духа. Тем не менее, когда Легран заметил, как мы вошли, он не только не улыбнулся, а скорее наоборот, хранил нарочитую суровость.
– Это еще что такое? – поинтересовался он, еще больше помрачнев от нашей шутки.
– Маузеры и один карабин, – любезно пояснил ему Эпаминондас.
Легран оказался человеком серьезным. Он тут же потребовал, вполне, впрочем, вежливо, чтобы мы предъявили ему свои удостоверения личности, а также документы на яхту.
– Или мы занимаемся серьезными вещами, – заявил он, – или мы с вами вообще ничем не занимаемся.
Мы были целиком и полностью согласны. У него есть свои принципы, пояснил он, и опыт тоже; он дал нам понять, что ему не впервой исполнять миссии весьма деликатного свойства. Мы охотно ему поверили. Его преданность Жеже была безмерна, а осторожность приводила нас в отчаяние. Впрочем, он был не чужд известной скрытности. В продолжение всего нашего путешествия мы так и не узнали от него ничего, кроме того, что он знал Жеже вот уже два года, что он тоже приехал сюда из Абомеи и с тех пор, как они познакомились, они с Жеже все время работают вместе. На Анну он особенно не обращал внимания и ни разу ни под каким видом не проявил к ней ни малейшего интереса. В общем, относился к ней, как, впрочем, и к нам, с той неизменной сдержанностью, которой он хотел придать какой-то, я бы даже сказал, военный характер и от которой он, будто свято блюдя серьезность своей миссии, ни за что не хотел отступаться. Мы должны полностью довериться ему во всем, предупредил он нас перед отъездом. И мы доверились ему безоглядно. Он вез нас куда хотел, делая это, надо сказать, весьма искусно. Единственные осложнения, какие у нас возникали, были связаны с Эпаминондасом, однако ей довольно быстро удалось сгладить и их. У Эпаминондаса было непреодолимое отвращение к любым претензиям мессианского толка, и ему было совершенно неважно, имеют они под собой хоть какие-то основания или нет. Кроме того, Легран внушал ему смутную тревогу, во всяком случае, в первый день. Правда, уже назавтра благодаря куду он напрочь позабыл о своем недоверии. Кстати, далеко не самым последним удовольствием нашего путешествия было наблюдать, как Эпаминондас весь вечер не сводил с него взгляда, следя с неусыпной бдительностью детеныша куду. Ах, никогда не восхищались мы Эпаминондасом больше, чем в эти незабываемые дни!
Мы отправились в путь на другой день, часов в восемь утра. Анна взяла свой автомобиль. К счастью, Легран тоже взял свой, джип, и обогнал нас. Только он один знал, куда мы едем и где будем спать следующей ночью.
В тот день мы пересекали обширные, ровные и влажные пространства Верхнего Конго. Дороги были хорошие. Машины работали без перебоев. Погода в Африке на этих широтах не создавала никаких проблем. Ясное дело, стояла ужасающая жара, но, кто знает, может, потому, что мы преследовали цель, всех нас достаточно живо волновавшую, никто из нас и не думал жаловаться. Известно, что в бассейне Конго дожди льют непрерывно, только, говорят, немного по-разному, меняя свои повадки от одного равноденствия к другому. Леса казались бесконечными. Но вовсе не были однообразными, совсем напротив, всякий раз выглядели по-новому – для тех, кому была охота на них смотреть. Клаксоны наших машин отдавались эхом, точно в соборе. Как и в предыдущие дни, над нами низко нависали тучи. Они опорожнялись почти каждый час, к этому надо было привыкнуть, дожди проникали до самых глубин, до самых сокровенных глубин земли. Тонны и тонны воды. Мы останавливали машины. Шум дождя был таким сильным, что вполне мог не на шутку напугать. Она с изумлением наблюдала, как он обрушивался сверху вниз. Было странно видеть ее такой, глаза поочередно обретали то темно-зеленый цвет леса, то прозрачность дождя. Ей тоже было жарко, на лбу постоянно сверкали капельки пота, и она то и дело утирала его тыльной стороной руки – каким-то рассеянным, машинальным движением, от которого у меня всякий раз щемило сердце. Шум дождя не давал нам говорить. А потому я все глядел и глядел, как она смотрит на дождь и утирает со лба пот тыльной стороной руки. Будто во всем мире не происходило ничего, кроме этого. Правда, сердце у меня вздрагивало, словно от боли, даже когда она просто моргала – от малейшего взмаха ресниц. А один раз, когда я слишком долго не спускал с нее глаз, мне вдруг показалось, будто я увидел в ней что-то еще, совсем другое, чего не мог выразить словами и чего, возможно, никогда не должен был бы видеть, – и тогда я вскрикнул. Эпаминондас вздрогнул от неожиданности и обругал меня. Довольно быстро выяснилось, что он плохо переносит климат тропиков. Она – она тоже слегка побледнела, но не спросила, что со мной случилось. Время от времени показывалась Конго. Порой спокойная. Порой нет. Она неслась по лесу, точно полоумная, и делала такие крутые петли, что дорога не всегда поспевала за ней следом. Грохот ее порогов слышался за десяток километров и один мог перекрыть совместный рев сотни тысяч слонов. Время от времени мы останавливались, чтобы осмотреть окрестности, однако Легран не давал нам возможности воспользоваться этими остановками в полной мере. Селений по пути попадалось мало. Как правило, они оказывались совсем крошечными и затерянными в лесах. Одни только куду и слоны – зато самые большие в мире – вполне освоились и спокойно чувствовали себя в этих местах. Они умирали от старости на этой девственной земле, и она поглощала их, как поглощала самое себя в этом непрерывном возобновлении, длившемся с тех пор, как существует мир. То там, то тут на ней выделялись какие-то странные разноцветные линии. Яркие потоки, вены, пестрые реки. Порой они становились красными, как убийство. Потом серыми, потом вовсе теряли окраску до полной бесцветности. Мы с трудом дышали. Неизменные тучи заряжали воздух тяжелыми маслянистыми испарениями. Что поделаешь, это был воздух для слонов или куду, но никак не для человека. И все же никто из нас не жаловался. Нам не встретилось ни одного цветка, который напомнил бы нам хоть что-то из того, что мы уже видели прежде.
После полудня, хоть Леграну и в голову не пришло позаботиться о том, чтобы накормить нас обедом, мы прибыли в город, носящий забавное имя Кокильхатвиль, которого с таким нетерпением ждал Эпаминондас, однако в нем не оказалось ровно ничего сколько-нибудь забавного. Здесь мы покинули реку Конго, однако часам к шести снова встретились с нею в другом городке, меньше первого, он, как сейчас помню, назывался Додо. Там мы окончательно расстались с Конго и повернули прямо на север, чтобы побыстрее добраться наконец до долины Уэле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47