Со мной в камере женщины, с которыми мы и на горшок бы рядом не сели. Вокруг полно молоденьких девочек, по сравнению с которыми любая порнозвезда – просто невинная Красная Шапочка.
– Но ты держишься, я надеюсь? – обеспокоенно спросила Мария.
– О да, не волнуйся, со мной все в порядке. Спасибо тебе за теплый прием, который мне здесь оказали! Ну а как там мой Томми? Как поживает семья?
Мария откинулась на спинку неудобного стула и начала рассказывать.
После обмена новостями настроение у обеих женщин поднялось.
Питер Хокли находился в состоянии прострации. Перед ним стояла женщина, страшная женщина, державшая в руках фотографии, на которых он, одетый в женское платье, был запечатлен вместе со своим молодым другом Перси Паркинсоном.
Бернадетт с улыбкой сказала:
– Моя сестра собирается сделать заявление о событиях, происшедших в двадцатые годы, – о том, что вы и мистер Руперт Чарльз виновны в смерти Молодого человека во время оргии. Эти фотографии, где вы запечатлены с очередным любовником, только добавят правдоподобия ее заявлению. Мистер Джонатан ля Билльер также хочет засвидетельствовать тот факт, что ваш отец заплатил кругленькую сумму за сокрытие убийства от полиции и общественности. Бриони предупредила: если она сядет в тюрьму, то с ней сядут все.
Питер хрипло прорычал:
– Но что могу сделать я?
Бернадетт положила фотографии на стол и дружелюбно ответила:
– Можете их взять. У меня еще много копий. А теперь о том, чего я хочу от вас. Я хочу, чтобы вы пошли к вашему двоюродному брату, главному судье, который состоит в родственных отношениях с секретарем министерства внутренних дел. Он его зять, не так ли? Какое совпадение! Вы должны сказать ему, что эти фотографии могут появиться в «Дэйли миррор», «Дэйли уорлд», «Пипл» – повсюду, где они смогут произвести некоторый эффект. Понимаете, к чему я клоню, Питер, старина?
Питер почувствовал, что слезы жгут ему глаза. Он был членом парламента, секретарем теневого министерства обороны, а эти фотографии запросто могли испортить жизнь ему и его семье.
Он смотрел, как женщина идет к двери. Остановившись и повернувшись, она добавила:
– Да, пока не забыла. У вас есть сорок восемь часов.
С этим последним выстрелом Бернадетт покинула комнату, оставив Питера Хокли наедине с фотографиями и его нечистой совестью. Внутренним взором Питер ясно видел молодого человека, связанного, с кляпом во рту и с перерезанным, как у животного, горлом.
Хайди, вымытая, слегка подкрашенная, скромно, но со вкусом одетая в твидовую юбку и добротный шерстяной свитер, в испуге смотрела на визитершу. Мария совершенно не вписывалась в интерьер с дешевой люстрой и нейлоновыми занавесками. Она казалась слишком большой и яркой для такой скромной комнаты.
– Значит, нашла приключений на свою задницу? – процедила Мария. – Думала срубить маленько деньжат и смыться? Но у тебя не оказалось того, что нужно Лиммингтону, поэтому он решил подправить твои показания. Я ничего не путаю?
Хайди со страхом кивнула:
– Да, именно так. Я очень нуждалась в деньгах, Мария. У меня не было ничего…
Мария подняла руку:
– Я даже слышать не хочу всей этой ерунды. Ты могла прийти ко мне или к Бриони, мы бы тебе помогли. Мы всегда помогаем своим девочкам. Так вот: скажешь, что Лиммингтон подтасовывает факты, и тебе хорошо за это заплатят.
Брови Хайди приподнялись от удивления.
– Да, заплатят. С одним условием: ты исчезаешь раз и навсегда.
– О, не беспокойся, исчезну. Я по горло сыта всем этим.
Мария посмотрела на ее горло и сказала:
– Ты не представляешь, как я сыта!
Сэр Джеффри Данс, старейшина палаты общин и очень уважаемый бизнесмен, грыз свои тщательно отполированные ногти, хотя вроде бы еще в юности бросил эту привычку. Шесть дочерей и жена смотрели на него с фотографии на столе. В руке он держал другую фотографию. Она была сделана три года назад на Рождество в «Бервике». Все мужчины на этом снимке щеголяли в костюмах гномов. Несмотря на искусственную бороду, в одном из гномов ничего не стоило узнать Джеффри. На коленях у него сидела девушка лет семнадцати в костюме Санта-Клауса. На ее длинных стройных ногах, которыми она обнимала гнома-Джеффри за талию, были колготки в сеточку. Фотограф взял вид сбоку, и поскольку на нижней части тела депутата одежда отсутствовала, а девушка была без трусиков, напрашивались самые смелые выводы.
Сердце сэра Джеффри упало. «Бервик Мэнор» всегда считался закрытым заведением. Никто даже на секунду не допускал мысли, что может произойти какая-либо утечка информации. Мужчины в любой момент могли пойти в комнаты наверх и расслабиться, как им хотелось, не опасаясь, что это может в дальнейшем выйти боком. За спокойствие и уверенность платили огромные деньги. Сэр Джеффри сам тратил в «Бервике» весьма приличные суммы в течение многих лет. Теперь же Бриони Каванаг и Томми Лейн попали на скамью подсудимых, а значит, многие секреты станут известны всему миру. Секреты множества людей, а не только сэра Джеффри.
Последняя мысль подбодрила старейшину парламента. Он внимательно посмотрел на фотографию и на заднем плане отчетливо увидел человека, занимавшего ныне пост канцлера казначейства. Поднимая трубку телефона, сэр Джеффри улыбался. Пусть он в дерьме по уши, но вместе с ним в том же положении еще очень много народу.
Фенелла Дамас вошла в берлогу мужа, как Бенедикт называл свой рабочий кабинет. Она поставила чашку с кофе на его стол и сказала:
– Мне кажется, тебе должно быть стыдно, Бен, правда.
Бенедикт провел рукой по лицу и тяжело вздохнул.
– Оставь это, Фен.
Фенелла продолжала с упреком:
– Она твоя мать, нравится тебе это или нет. Я не понимаю, почему ты так настроен против нее. Ну подумай. Она же была девочкой, маленькой девочкой. Каждый раз, когда я думаю о твоем отце… – Фенелла помолчала. – Теперь я знаю, почему твоя приемная мать не позволяла Натали оставаться с ним наедине. Твой отец был извращенцем. И вот что я тебе скажу: я бы скорее предпочла считаться родственницей Бриони Каванаг, чем Генри Дамаса. Пойми: ты нужен ей, Бенедикт. Ты действительно нужен этой женщине. Ты не обязан встречаться с ней при всех, но ты можешь поговорить с некоторыми нашими друзьями и попробовать чуть-чуть облегчить ее жизнь…
Бенедикт рявкнул:
– Фен, отстань, ради бога!
Фенелла закусила губу, чтобы не расплакаться. Она много лет жила с этим человеком и любила его. Они воспитали двоих детей, и она думала, что хорошо его знает. Но с того времени, как Бенедикту стало известно, кто его мать, душевные муки постепенно изменяли его характер. И теперь рядом с Фенеллой был человек, чьи природные доброта и мягкость медленно уходили в небытие. Фенелла не собиралась с этим мириться.
– Бенедикт, оглянись, сейчас 1969 год, а не те ужасные времена. По закону твои родители Генри и Изабель, и никто не может отнять у тебя ни твой титул, ни твои деньги. Но у тебя не было бы ничего, если бы та девочка решила сама воспитывать своего ребенка. Подумай об этом. Отдавая тебя, она просто хотела, чтобы ты получил от жизни все самое лучшее. Она ведь ни разу за все эти годы не пришла к нам и не попросила ни о чем. Она никогда не пыталась выудить у тебя деньги… Ох, как же ты меня злишь!
Бенедикт редко видел свою жену такой расстроенной. У него сложилось впечатление, что Фенелла уже приняла Бриони Каванаг в свою семью и свое сердце. Газеты могли писать о Бриони что угодно – Фенелла просто не обращала внимания на их писанину. Кровное родство значило для Фенеллы очень много. Она считала, что Бриони не может быть дурной женщиной уже потому, что доводится их детям родной бабушкой.
Бенедикт попытался улыбнуться.
– Ты знаешь, Фен, я ведь помню ее. Она часто приходила в парк, куда я ходил с моей няней каждый день. Я помню ее волосы. Они остались такими же – кудрявыми и огненно-рыжими. Глядя на нее, я будто смотрелся в зеркало, только тогда я этого не понимал. Но теперь, когда я смотрю на Наталью и маленького Генри, я вижу ее в них. Я вижу ее в своем отражении каждый раз, когда смотрюсь в зеркало. Я не могу поверить, что она моя мать. Господи, да она кажется одного возраста со мной. Она выглядит как моя родная сестра.
Фенелла положила тонкую руку на его плечо.
– Не важно, как она выглядит, – она твоя мать. Попробуй стать на ее место и посмотреть на все ее глазами. Попробуй ее понять.
Бенедикт негромко рассмеялся.
– Я пытался это сделать с того самого дня, как узнал правду. Оказывается, мой так называемый отец всю жизнь выжидал момента, чтобы сделать больно мне и Изабель. Это гнусно.
Фенелла пожала плечами:
– Он был больным человеком. Мне кажется, мы уже выяснили это. Его собственная ненависть загнала его в гроб. Не повторяй его ошибок.
Бенедикт сказал со вздохом:
– У меня нет к ней ненависти, Фен, вот в чем проблема.
Фенелла сказала ласково:
– Пей кофе, Бен, пока он совсем не остыл.
Гарри Лиммингтон сидел дома за чашкой чая с бутербродом и смотрел телевизор. Он услышал голоса и оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть, кто пришел.
– В чем дело? – спрашивала у кого-то в прихожей его жена. Полицейский в форме быстро прошел мимо нее и распахнул дверь в комнату.
– Мистер Лиммингтон, я должен вас арестовать по обвинению в фальсификации показаний свидетеля и попытке исказить ход следствия.
Лиммингтон вскочил. Тарелка с бутербродом упала на пол.
– Это что, шутка? – В его голосе слышалось недоверие. Вошедший вслед за констеблем седовласый мужчина грустно ответил:
– К сожалению, мой друг, это не шутка. Ты здорово влип. Бери пальто и поехали.
Бриони поцеловала на прощанье Марлу и Летицию. Когда она шла по коридору, ее обняла Белинда и грубовато сказала:
– Ты уж совсем нас не забывай, ладно?
Бриони громко засмеялась:
– Такое не забывается.
Трэйси проводила ее до выхода из крыла «А». Бриони облегченно вздохнула, услышав за спиной лязг захлопнувшейся двери. Сердце ее бешено колотилось. Скоро она снова будет полной грудью вдыхать грязный лондонский воздух – воздух свободы. Скоро она снова будет со своей семьей и с Томми, своим Томми. Она забудет все происшедшее, как страшный сон. Двадцать минут спустя она, уже одетая, расписалась в получении своих вещей, вышла из тюрьмы на улицу и сразу оказалась в толпе фотографов и газетчиков. Кто-то тронул ее за руку. Она обернулась и увидела Бернадетт.
– Пойдем, Бри. Тебя ждет машина. Поехали домой, девочка. Маркус сейчас забирает Томми.
Они протолкались к «роллс-ройсу». Дверца машины захлопнулась, и Бриони отправилась домой, в свой привычный и любимый мир.
– Как ты себя чувствуешь, Бри?
– Здорово, Берни, на самом деле здорово. Ты не представляешь, как я рада тебя видеть. И жутко хочется принять ванну, чтобы смыть с себя запах этой крысиной норы.
Бернадетт засмеялась:
– Вся семья ждет тебя дома.
– Так я и думала.
Бриони вошла в дом Бернадетт и увидела, что Кисси плачет, мать пьет, а Керри и Лизель выбивают пробки из бутылок с шампанским. Джонатан специально прилетел, чтобы встретить ее дома. Когда она поцеловала его в щеку и почувствовала, как семья окутывает ее своей любовью, Бриони поняла: наконец-то это произошло. Наконец-то она вернулась домой.
Мария обняла ее:
– Добро пожаловать домой, Бри. Мы победили этих ублюдков! Я ведь тебе говорила, что мы это сделаем!
– Мы сделали это, Мария. А теперь я хочу большой бокал бренди, хорошую сигарету, а потом принять душ и вымыть голову!
Мария налила ей бренди.
– Ваше здоровье! – Бриони выпила обжигающий напиток залпом и улыбнулась. – Господи, как же хорошо быть дома. – Голос ее дрогнул, и все с изумлением увидели, что из ее глаз льются слезы.
Молли подошла к дочери и прижала ее голову к своей груди.
– Ну что ты, что ты, дорогая. Выпустят Дэниэла, и мы снова будем все вместе.
Упоминание о Дэнни резануло Бриони по сердцу, но тут в дверях появились Томми и Маркус.
Томми подхватил Бриони на руки и крепко поцеловал в губы.
– Я скучал по тебе, Бри. Боже, как я по тебе скучал, моя девочка!
Возбуждение и веселье охватило всех, и вечеринка по поводу возвращения домой началась всерьез.
Бриони и Томми лежали в постели. После бурного секса оба чувствовали приятную усталость.
– О, Томми, я мечтала об этом. Снова быть с тобой. Я уж думала, что мы с тобой сядем, и очень надолго.
Томми погладил ее по волосам.
– Должен сказать, что и я боялся этого, но Мария молодец – сумела разыграть все козырные карты, нажать на самых нужных людей. Она знает, кто наиболее уязвим, а значит, наиболее полезен.
– Ты знаешь, Томми, я никогда не думала, что Гарри Лиммингтон опустится до того, чтобы подделывать свидетельские показания. Я всегда считала: Лиммингтон скорее умрет, но не пойдет против совести. Знаю, это звучит глупо, но мне очень жаль, что он сломался.
Томми тихо засмеялся:
– Не могу поверить, Бриони! Он хотел засадить нас за решетку до конца наших дней, а ты жалеешь о том, что он нарушил полицейскую этику! Надеюсь, он получит лет десять.
Бриони уютно устроилась на плече Томми.
– Я ни за что не хочу снова попасть в тюрьму. Я думаю, мне пора отойти от дел.
Он засмеялся снова:
– Поверю в это, только когда увижу собственными глазами.
– Верь, Томми Лейн. Я слишком стара для таких испытаний.
Томми внимательно посмотрел в ее зеленые глаза.
– Ты никогда не будешь старой для меня, Бри. Ты всегда будешь для меня девушкой в голубом бархатном платье.
Бриони поцеловала его.
– Ты старый подхалим, Томми Лейн, но я люблю тебя.
– И я люблю тебя, Бриони.
Некоторое время они лежали молча, наслаждаясь близостью друг друга, затем Томми сказал:
– Что будем делать с Дэниэлом?
Бриони вздохнула:
– А что мы можем сделать? Возможности отмазать его нет никакой, все слишком серьезно. Нас с тобой обвиняли за такое старье, которое можно смело заносить в Книгу Страшного суда, но что касается Дэнни, его взяли за дело. Он совершил жестокое убийство в клубе при множестве свидетелей. Он зашел слишком далеко, Томми. Он перешел черту. То плохое, что делали мы, никогда не приносило нам радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63