.
– Нового нет, мама! – ответил Игорь Саввович. – Правда, я пережил забавное происшествие… – Он повернул голову к жене. – Слушай, Светлана, где ты покупаешь бензин для «Жигулей»?
– В гараже! – ответила Светлана. – Почему ты этим заинтересовался?
– Хочется кое-что выяснить… В каком гараже ты покупаешь бензин марки девяносто три?
По-прежнему ничего не понимая, Светлана пожала плечами:
– Как в каком гараже? В облисполкомовском, и не девяносто третий, а девяносто пятый, «люкс».
Так вот почему машина буквально с места набирала скорость сто километров в час, вот почему шофер дядя Вася, когда они ехали в педагогический институт, удивленно сказал: «Я эти „Жигули“ за машину не держал, а получается не движок, а зверь!» Бензин марки 95 «люкс» подходил ко многим автомобилям иностранных марок, залитый в бак «Жигулей» давал мотору большое увеличение мощности.
– Светлана, а тебе известно, что в городе лимитируется бензин для «Жигулей»? – спросил Игорь Сав-вович. – Вот уже полгода выдается двести литров бензина на месяц.
Левым боком, левой щекой Игорь Саввович почувствовал взгляд матери, мало того, понял, как смотрит мать: «Игорь, бог мой, какими пустяками ты занимаешься! Будь наконец солидным взрослым человеком!»
– Светлана, ты слышала о лимите? – упрямо повторил Игорь Саввович.
– Нет!
Недоуменные глаза, обиженно вздрагивающая нижняя губа, удивленно приподнятые плечи – все говорило о том, что Светлана в самом деле не слышала о бензиновом пайке, так как облисполкомовский гараж стал для Светланы привычным с той минуты, как были куплены «Жигули». Игорь Саввович вспомнил, что в этом гараже с «Жигулей» сняли консервирующую смазку, проверили машину, так сказать, с ног до головы, а потом производили полное техническое обслуживание. Зачем же было искать бензин на городских заправках с их очередью, когда во дворе облисполкомовского гаража возле бензоколонок – ни души?
– Игорь!
– Минуточку, мама!
Игорь Саввович сел в кресло «по-валентиновски». Сложил руки за спиной – чертовски неудобно! – ноги вытянул, подбородок задрал, словно была борода-пика, и думающе наморщил лоб. Вся с ног до головы правдивая, честная, добрая, сидела перед ним жена Светлана с обиженно подрагивающей нижней губой, а он видел не эту Светлану, а ту, что устроила грандиозную автомобильную пробку на Воскресенской горе. «Я плохо знаю Светлану!» – подумал Игорь Саввович спокойно и грустно.
– Мама, ты что-то хотела сказать…
Произошло знакомое: мать вынула из сумочки губную помаду, пудреницу и принялась самым тщательным образом наводить красоту, и это значило, что Елена Платоновна Веселовокая готова ответить на все вопросы, решить все проблемы. Рассказывали, что, оперируя под бомбежкой, мать не становилась к операционному столу, прежде чем не напудрится и не подкрасит губы.
– Вот что, сын! – сказала мать. – Надо срочно успокоиться. Радоваться нечему, но и падать духом стыдно! Я бы на твоем месте немедленно приняла горячую ванну, хорошо поужинала бы и улеглась спать. Утро вечера мудренее… – Она ласково улыбнулась. – Я родилась и выросла в Ромске, меня здесь еще знают. Постараюсь помочь! – Мать поднялась. – Чисто случайно твой отец, Игорь, знаком с первым секретарем вашего обкома товарищем Левашевым. Представь, товарищ Левашев отказался от Москвы, чтобы прооперироваться у отца…
Специально для Светланы мать назвала Савву Игоревича Гольцова отцом Игоря Саввовича, хотя после выяснения истории подлинного отцовства Игорь называл отчима Саввой и мать при сыне тоже говорила «Савва». Сейчас же мать все учла, вплоть до последней интонации, а Игорь Саввович удивленно глядел на мать: почему она предполагала, что ночная драка и все связанное с ней будет рассматриваться на такой высоте, как первый секретарь обкома партии? У кого она успела побывать, с кем разговаривала?
– Игорь, сделай, пожалуйста, по-моему! – продолжала мать. – Ванна, ужин, рюмка коньяка, никаких разговоров со мной или Светланой. Потом – сон. Ранний сон до позднего утра…
Она подошла к сыну, во второй раз за вечер нежно привлекла его голову к себе, взъерошила волосы. Ароматная, теплая, родная, такая любимая, что щипало в глазах и сладко ныли колени. Мама, мамочка, как он любил эту женщину, которая была всегда права и никогда не ошибалась! Игорь Саввович с детских лет знал, что мать никого, кроме него, не любит и любить не сможет. И он любил мать так же преданно и нежно, как она любила его. «Вот все и обошлось! – думал Игорь Саввович. – Нет никакой беды и не будет, если со мной моя мать!» И он был по-детски, неосмысленно и доверчиво счастлив в этот миг.
– Иди в ванну, Игорь! – голосом, которым она разговаривала с пятилетним сыном, продолжала мать. – В каком-то фильме говорят: «Жизнь похожа на тельняшку. Одна полоса светлая, другая – черная и так далее…» Ты у меня сильный, только сам не знаешь, какой ты сильный…
На глазах у Светланы блестели слезы, сквозь которые она улыбалась, – так на нее действовали слова и поступки Елены Платоновны. Жена, наверное, тоже думала, что вот теперь-то все будет хорошо, ничего плохого в ее доме и в ее семье не произойдет, что происшедшее – недоразумение, тяжкий сон, приснившийся в жаркую июльскую ночь. «Иди скорее в ванну!» – просила взглядом Светлана мужа, словно только от ванны зависела судьба дома и семьи.
– Даешь ванну, коньяк и сон! – торжественно провозгласил Игорь Саввович и с поднятой рукой направился в свой кабинет, чтобы надеть пижаму. Он уже стаскивал через голову пропотевшую за день рубашку, когда в гостиной зазвенел телефон. «Кто звонит так поздно?» – подумал он сердито и невольно посмотрел на часы. Было без пяти минут одиннадцать.
– Игорь, Игорь! – проговорила вбежавшая в кабинет Светлана. – Тебя зовет к телефону Сергей Сергеевич. Он только что прилетел…
Бросив рубашку на стул, Игорь Саввович медленно повернулся к жене, посмотрел на нее так, словно хотел спросить, как отреагировала на звонок Валентинова его бывшая жена Елена Платоновна. Что-то же, наверное, произошло с ней, когда Светлана называла имя первого мужа матери, настолько близкого сыну человека, что имел право звонить ему на квартиру в одиннадцать часов?
– Игорь, поторопись, Сергей Сергеевич ждет! У него для тебя есть важные новости…
Игорь Саввович медлил. Было трудно идти к телефону, чтобы слушать голос Валентинова и наблюдать за матерью. Он чувствовал, что не сможет отделить одно от другого, так как за последние дни несколько раз на ум приходил невозможный, сумасшедший вопрос: «А не сообщила ли мать Валентинову, что Игорь Гольцов – его сын?» Впервые это предположение тихонечко кольнуло в грудь в доме Валентинова, когда за окном домашний скворец пел про «любовь-кольцо», потом еще раза три Игорь Саввович с большим трудом отделался от невозможной мысли.
Игорь Саввович деловито прошел мимо матери, сидящей в прежней безмятежной позе, твердой, как ему показалось, рукой поднял трубку и занял такую позицию, чтобы боковым зрением можно было следить за матерью, мельком подумав: «Ну и фрукт же ты, Игорь Гольцов!»
– Слушаю вас, Сергей Сергеевич! Добрый вечер! – старательно, медленно проговорил в трубку Игорь Саввович. – Слушаю вас, Сергей Сергеевич…
Он врал, так как ничего не услышал из того, что сказал в ответ Валентинов, а только следил напряженно, до ломоты в висках, за матерью и видел то, что ожидал увидеть: лицо матери ровно ничего не выражало, кроме того, что может быть написано на лице человека в такой банальнейшей ситуации: раздался телефонный звонок, какой-то Сергей Сергеевич сказал Светлане, что хочет слышать ее мужа, Светлана пригласила Игоря Саввовича, он взял трубку. Все!
– Игорь Саввович! Игорь Саввович! – призывала трубка. – Почему вы не отвечаете, Игорь Саввович?
– Я отвечаю! – как бы недоуменно отозвался Игорь Саввович. – Это телефон, наверное, барахлит.
– Да, да, это телефон барахлит. Слушайте, Игорь Саввович, вы должны немедленно приехать ко мне. Машина у крыльца. Есть важные сведения! Вас оклеветали. Вы слышите меня, Игорь Саввович, вас оклеветали!
Валентинов был так взволнован, что в разговоре ни разу не употребил старинные слова, кричал на газетно-канцелярском языке и вообще от возможности быть полезным Игорю Саввовичу вел себя слишком шумно и горячо для его лет и положения. Вот какой любви и преданности, оказывается, добился заместитель Валентинова сарказмом, хиханьками и хаханьками, вынужденным бездельем и нежеланием ударить палец о палец, чтобы помочь провести по Коло-Юлу большегрузный плот – лебединую песню Валентинова.
– Спасибо, Сергей Сергеевич! – сказал Игорь Саввович. – Но я думаю, что хлопоты излишни. Мне, кажется, повезло со следователем. Он уже знает, что на меня напали. – Игорь Саввович помолчал. – Дело значительно сложнее, Сергей Сергеевич, чем ночная драка.
Когда Игорь Саввович в четвертый раз особенно мягко и почтительно произнес имя главного инженера, Елена Платоновна на несколько мгновений закрыла глаза и опустила голову. Это значило, что она волновалась, и волновалась здорово. В трудные моменты – материнская кровь! – Игорь Саввович тоже закрывал глаза и ронял подбородок на грудь.
– Почему? Я вас спрашиваю: почему? – выкрикивал Валентинов. – Что значит, сложнее? Какие еще могут быть сложности?.. Игорь Саввович, немедленно приезжайте ко мне! Я вам приказываю! Вы слышите меня? О, эти телефоны! Игорь Саввович, вы слышите меня? Игорь Саввович!
Игорь Саввович боролся с Игорем Саввовичем. Ему страстно хотелось этак простенько и с усмешкой сказать Валентинову, что к нему приехала мать Елена Платоновна Веселовская, которую он, естественно, сейчас не может покинуть. Он почувствовал, что его так и тянет сделать сенсационное сообщение, это напоминало ощущение человека, стоящего над бездной и испытывающего необъяснимое желание броситься вниз. Игорь Саввович нервно передернул плечами: вдруг показалось, что в гостиной стало намного темнее.
– Игорь Саввович, вы слышите меня? Бог знает, как отвратительно работает эта пресловутая связь!
– Я еду к вам, Сергей Сергеевич, посылайте машину.
Мать спокойно поправляла оборки розовой кофточки, так как сняла наконец жакет: в гостиной было жарко и душно, и Елене Платоновне давно следовало бы снять рыцарские доспехи. Справившись с оборкой, Елена Платоновна подняла голову, посмотрела на сына, и он прочел: «Поезжай к отцу. В таких случаях нельзя отказывать!» А Светлана была прежней – отстраненной, тихой, страдающей.
– Тьфу! – Игорь Саввович рассмеялся. – Лампочка-то, третья лампочка в люстре перегорела! – И деловито спросил: – Она сейчас перегорела?
Светлана покачала головой, а мать сказала:
– Полминуты назад… Надо вкрутить новую.

* * *

Главный инженер Валентинов оказался таким энергичным, что выделяемой им в пространство энергией, наверное, можно было электрифицировать город районного масштаба. В одну секунду он произвел миллион действий: поздоровался за руку с Игорем Саввовичем, извинился за атласный халат и шлепанцы, сообщил, что большегрузный плот возьмут в начале августа, что мать, Надежда Георгиевна, то есть бабушка Игоря Саввовича, уже готовит кофе; одновременно с усаживанием Игоря Саввовича в барское кресло Валентинов включил проигрыватель с пластинкой «Лютневая музыка» – каменный век! – а сам уже сидел в кресле с руками, заложенными за спину, и скрещенными длинными ногами. Ну, не человек – вихрь!
– Ну-с, Игорь Саввович, не будем вешать носа! – бодро проговорил Валентинов и пронзил потолок бородкой. – Вот вам славные новости. Старшина моего катера Октябрин Васильевич Рогов видел, как на вас напали. Мало того, любезный Игорь Саввович, старшина знает фамилии еще двух жильцов дома, которые подтверждают нападение. Что вы на это скажете?
Игорь Саввович вдумчиво осматривался. В кабинете Валентинова раньше он бывал только днем, при естественном освещении, и теперь видел комнату другой. Торшер, настольная лампа под зеленым абажуром на вычурной медной подставке, огромные стеллажи, занимающие три стены, зеленое сукно на столе, узенькая тахта для дневного отдыха, наконец, старинная метелочка для смахивания пыли превращали кабинет Валентинова в знакомое с детства, запрещенное и загадочное обиталище отчима, куда пути не было простым смертным. Совпадение было таким отчетливым и полным, что Игорь Саввович почувствовал запах больницы, которым было пропитано все относящееся к отчиму, а потом услышался и его рассеянный, добрый, но запрещающий голос: «Игорь, я занят! Погоди, скоро выйду!»
– Если вы молчите, – обиженно сказал энергичный Валентинов, – то диалог придется заменить монологом. Мне чужда эта ваша якобы современная привычка объясняться на подтекстах, умолчаниях и полуумолчаниях. Речь идет, как явствует из моих слов, о вашей судьбе, а вы осматриваетесь, словно впервые увидели мой кабинет. Странно, весьма странно!
Наверное, Валентинов пришел в себя, если начал опять разговаривать на своем галантерейном языке. «Явствует!» Поэтому Игорь Саввович на главного инженера посмотрел этаким специфическим тренерским взглядом: «Давай, Серега, жми, Серега, кубок – золотой!»
– Я не просто молчу, – выгадывая время, сказал он. – Я думаю, как лучше начать…
Халат, батюшки мои, халат! Вот что еще при вечернем освещении, кроме зеленого абажура, торшера, книг, метелочки, существовало для того, чтобы и сам главный инженер Валентинов и его кабинет казались тождественными с кабинетом отчима. Одинакового фасона халаты, одинакового цвета – бордовые – носили два близких человека: отец и отчим. Атлас, поясок с кистями, громадный воротник, четыре здоровенных кармана… «А что, если мать до сих пор любит Валентинова? – тихонько подумал Игорь Саввович. – Мама, возможно, любит его, если устроила Савве такой же кабинет и одела в бордовый халат…»
– Что с вами, Игорь Саввович? – заботливо спросил Валентинов. – Мнится мне, что беда не так велика, как вам сейчас мерещится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57