Правда, были толстые стены, известные этим качеством всему городу, правда, тремя стенами дом выходил во двор и сквер, но такой тишины, как сегодня, и в этом доме никогда не было. Где шуршащие и фыркающие автомобили, гул реактивных самолетов, при взлете проносящихся над центром города, где гитары, транзисторы, сирены санитарных и пожарных машин, пьяные песни и голоса, цокоток дамских туфель, перемешанный с визгливым хохотом? Где дребезжанье и рокот подметальных автомобилей?
– Слушай, – удивленно протянул Игорь Саввович, – сегодня суббота?
– Суббота.
– Тьфу ты, черт! Как просто! Весь город уехал в лес. Вот отчего тихо! – Игорь Саввович почесал в затылке. – А где славное советское студенчество? Почему оно не бушует?
– Каникулы. Что с тобой, Игорь?
– Каникулы? Ай-ай-ай! Все перепутал… Будем все-таки пить?
– Не хочется.
– Вот и мне не хочется.
– Помолчим.
– Помолчим.
На именинах Риты он не видел, естественно, ее спальню; наверное, там стояла просторная двуспальная кровать или модная теперь кушетка, которую можно было в мгновение превратить в роскошное ложе даже на троих. Судя по архитектуре старинной двухкомнатной квартиры, спальня была квадратной, с небольшим окном во двор.
– Ты сегодня виделся со Светланой? – спросила Рита.
– Угу! Совершенно случайно. – Игорь Саввович повеселел. – Устроила на подъеме к Воскресенке грандиозную дорожную пробку…
– Не иронизируй. Она хорошая баба! – перебила Рита.
– Знаю.
Старинный глобус на медной ножке и с медным же венцом отчего-то успокаивал, настраивал на созерцательный и тихий лад; отчего-то от глобуса веяло дачным камином, треском поленьев, теплом. Детские грезы о львах и пустынях, оазисах и крокодилах; бедуины с белыми головами, индейцы с перьями у виска, золото Калифорнии – вот что вспоминалось при взгляде на глобус, старинный и блистающий начищенной медью, каминно-уютный. Молодец Рита, умница, если поняла, какое это чудо – старинный глобус на медной ножке.
– Ты опять права, Рита! – сказал Игорь Саввович. – Черт знает, что говорю… Гони меня! Поплетусь себе…
Она глядела в потолок, тоже сонная.
– Не выгоню! – тихо и спокойно сказала она. – Из всех известных мне мужиков ты самый лучший. В постели или без постели – какие пустяки! Я не знаю почему, но ты лучше всех… Наверное, потому, что не жаден до так называемого массового счастья – жратвы, питья, квартир, баб…
Она встала, деловито произнесла:
– Пойду стелиться, как говорят в деревне, а ты иди в ванную. Твое полотенце висит слева – с красной каемкой…


Глава третья

Работа

Понедельник начался жарой, галдежной дракой мальчишек за окнами, досадной накладкой – во время бритья отказала новехонькая электрическая бритва, пришлось добриваться безопасной и, конечно, порезаться в двух местах. Светлана гостила у родителей, не хотелось в неприбранной кухне есть холодную курицу, читая торопливые буквы: «Игорек! Пообедай в тресте, пораньше приходи домой. Целую». Вдобавок ко всему хлеб куда-то запропастился. Съев полкурицы, Игорь Саввович заметил у себя под носом полную деревянную хлебницу. «Ко всем чертям! И дальше!» – с наслаждением подумал он и со злости оставил полкурицы на столе, под прямыми солнечными лучами.
На службу Игорь Саввович приехал вовремя, без трех минут девять. Поднявшись по холодной каменной лестнице на второй этаж, пошел вразвалочку сквозь тоннелеподобный коридор с дверями-ловушками, пятнистой синтетической дорожкой на полу и стенными газетами на стенах – справа и слева. За дверями уже постукивало, поскрипывало, разговаривало и смеялось – контора без трех минут девять работала на полном ходу. Вот вам и понедельник – день тяжелый! Возле дверей с одинаково крупными табличками «С. С. Валентинов» и «И. С. Гольцов» он задержался… Страхи, боли в сердце, руки, мокрые от пота, шум в ушах – все было на месте, в полном боевом порядке. «Хвост пистолетом!» – скомандовал Игорь Саввович и с задранной головой, развернутыми плечами победоносно вошел в приемную.
– Доброе утро, Виктория Васильевна!
Секретарь главного инженера и его заместителя была рыхла, дебела, рассыпчата, полна чрезвычайно, но такой живой и подвижной толстухи, как эта, Игорь Саввович никогда не встречал. При появлении заместителя главного инженера толстуха ветерком вспорхнула со стула.
– Здравствуйте, Игорь Саввович! – радостно проговорила она. – Разрешите доложить о делах?
– В письменной форме, – сухо ответил он. – И в полном объеме, пожалуйста!
Недавно, буквально две-три недели назад, Игорь Саввович с удивлением обнаружил, что почтенная Виктория Васильевна при появлении в приемной самого главного инженера Валентинова со стула молниеносно не вскакивает, а, наоборот, брюзгливо докладывает Валентинову о звонках и прочей дребедени, и вид у толстухи при этом такой, словно Валентинов перед нею провинился. После этого Игорь Саввович поверил окончательно, что Виктория Васильевна влюблена в главного инженера.
– Здесь – все! – по-солдатски отрапортовала секретарша, протягивая нежно-розовую папку. – Звонили: полковник Сиротин, ваша жена, какой-то Васильев…
В кабинете Игоря Саввовича было изысканно нище. Стол, кресло, два стула, тумбочка с телефонами и – все! Никаких шкафчиков с технической литературой, никаких схем, чертежей, диаграмм и фотографий. Не было даже сейфа – этого атрибута всех начальственных кабинетов.
Кабинет был сумрачным, несмотря на большое окно с очень низким подоконником. Выходил кабинет в переулок, в стену областного архива, и даже в солнечный день сумрак и прохлада жили здесь. Гигантское окно изгибалось аркой, стены были такой толщины, что на подоконнике можно было лежать. Центр города Ромска был набит толстостенными зданиями дореволюционной постройки.
– Ладушки! – тихо сказал Игорь Саввович. – Ладушки!
Выписать в отделе материально-технического снабжения побольше толовых шашек, предназначенных для взрыва ледяных заторов, не заботясь о себе – умирать, так с музыкой! – взорвать к такой-то матери старинную хоромину с крепостными стенами, чтобы исчезло все без исключения – стол, кресло, стулья, телефон, окно с низким подоконником, кабинетный – воздух, дурацкий ковер с опушкой!
Игорь Саввович сел на рабочее место, брезгливо поставил локти на стол, криво усмехнулся:
– Начнем, пожалуй! Контора пишет.
– Он неторопливо развязал тесемки розовой папки, нахмурившись, начал одну за другой вынимать телеграммы, радиограммы, пронумерованные бумажки и записки. Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять! Игорь Саввович нажал белую кнопку, мгновенно появилась Виктория Васильевна, сделала радостную собачью стойку.
– Слушаю, Игорь Саввович!
– Как сегодня складывается день у Валентинова?
– В десять ноль-ноль Сергей Сергеевич открывает совещание по Коло-Юльскому плоту, приезжает секретарь обкома партии товарищ Левашев.
– Спасибо!
Сняв с мраморной подставки автоматическую ручку с золотым пером, Игорь Саввович подмигнул себе, затем деловито нахмурился и начал расхристанным, крупным, ученическим почерком записывать суть радиограмм, телеграмм, бумажек, записок. Каждую запись он нумеровал, и получился довольно большой список:
1. В Тагарской сплавной конторе не хватает такелажа. 2. В Анисимовской конторе нет барж. 3. На Крестовском сплавном участке Кривошеинской конторы кончилась проволока для сплоточных машин. 4. В Ромской сплавной конторе треть буксировочных катеров ремонтируется. 5. На Тегульдесском сплавном участке, швартуясь, пароход разбил сплоточную машину.
Набралось восемнадцать пунктов; секундочку подумав, Игорь Саввович деловито взялся за трубку внутреннего телефона.
– Говорит Гольцов… Что думает отдел материально-технического снабжения об отсутствии такелажа у Прончатова?
– Здравствуйте, Игорь Саввович! – прогудел басом начальник отдела. – А что я могу думать о такелаже, Игорь Саввович, если еще в пятницу Сергей Сергеевич меня час продержал на ковре, а такелажа все равно нету… Кстати, по этому вопросу я через пять минут опять буду у Сергея Сергеевича…
Положив трубку, Игорь Саввович совсем мелким почерком возле первого пункта написал: «Вопросом занят С. С». После этого он поднял трубку второго телефона – городского, но особенного, по которому можно было вызвать только самых ответственных людей в городе Ромске. Игорь Саввович набрал четыре одинаковые цифры.
– Начальник районного управления пароходства Фридман слушает!
– Здравствуй, Леонид Семенович! Разговариваю с тобой, стоя на коленях… Что ты с нами делаешь, дорогой? Где баржи для анисимовцев?
Трубка захохотала сочным упитанным баритоном:
– Баржи там же, где ты был позавчера, дорогой друг! Ах, нехорошо, ах, как нехорошо! Лучшие люди области, украшение речников Сибири ждут хорошего человека Гольцова, чтобы показать ему настоящую рыбалку, а Гольцов? Я тебя спрашиваю, что Гольцов? Гольцов ходит по больницам и бывает еще кое-где… Слушай! Ты имел бы такую жизнь, какую президент Форд не видит во сне. Ну скажи, сколько кило рыбы мы взяли? Хе-хе! Он молчит! Мы.взяли два пуда, вот сколько мы взяли рыбы…
– Когда будут баржи?
Начальник пароходства, наверное, держал трубку далеко от уха, так как Игорь Саввович слышал звуки пристанской жизни – гуднул старенький буксир, тарахтели катера, гулко взбивая воду плицами, швартовался пассажирский пароход. Кабинет Леонида Фридмана окнами выходил на реку, в самое пекло.
– Когда будут баржи? – Фридман опять хохотнул. – Он меня спрашивает, когда будут баржи. Ты лучше спроси своего Валентинова, что он хочет от старого усталого еврея Фридмана? В пятницу он звонит о баржах в обком Цукасову, а Цукасова нет – он сидит на электроламповом заводе. Так твой Валентинов поднимает на ноги самого Левашева. Главному инженеру Валентинову нужно обязательно говорить с членом ЦК, чтобы сделать старому Фридману хорошую жизнь… – Он вдруг рассвирепел: – Слушайте, вы, идиоты! Ты и Валентинов, слушайте сюда! У старика Фридмана баржи в жилетном кармане, но Фридман не хочет их доставать – ленится! Старому Фридману не надо перевыполнять план, двести рублей премиальных он каждый месяц находит на улице. У него маленькая семья, у этого миллионера Фридмана! Седьмому ребенку шесть лет, внуку – восемь, и все хотят есть, и хотят есть масло… Член ЦК Левашев понимает, что у Фридмана нет барж, а Гольцов и Валентинов – они не понимают. Впрочем, с кем я говорю? С Валентиновым и Гольцовым, которые путают слова «гуманизм» и «поножовщина».
– Леонид Семенович, придержи пристяжных…
– Могу! Что ты на это все скажешь? Нет, что ты скажешь?
– Ничего. Спасибо за откровенность. Привет!
– И тебе привет! – Фридман вдруг тихо и добродушно хмыкнул. – Передай поклон дому по улице Фрунзе, номер сорок шесть… Фридман тебя любит! Ты славный человек…
Игорь Саввович положил трубку, усмехнулся, подергал себя за кончик носа. В доме по улице Фрунзе за номером сорок шесть жила Рита, и седовласый умный Фридман, на самом деле хорошо и честно относящийся к Игорю Саввовичу, предупреждал об опасности: «Весь город знает!»
Третьим пунктом обширного списка заниматься не стоило. Если Валентинов «снимал стружку» с начальника отдела материально-технического снабжения за такелаж для Тагара, то уж о проволоке для Крестовского сплавного участка главный не забыл, поэтому и возле третьего пункта Игорь Саввович записал: «Вопросом занят С. С.».
Ромская сплавная контора находилась в городе, директор ее, Алексей Сальников, сидел в километре от Игоря Саввовича, обкомовского телефона не имел, и пришлось позвонить по третьему телефону – обыкновенному, городскому.
– Здорово, Алеша1 Почему, дорогой, не в затоне?
– Привет, Игорь! От того, что я буду сидеть в затоне, ремонт не ускорится… – Сальников, кажется, почесал переносицу. – Однако дело движется. Сергей Сергеевич – вот молодец! – еще вчера достал коленвалы и пять редукторов. Так что не беспокойся, до конца декады все образуется… На рыбалке был?
Игорь Саввович вставил в мраморную подставку ручку с золотым пером, крепко потер лицо потными ладонями, поднявшись, походил по кабинету, а затем сел на низкий подоконник, прислонился спиной к косяку, вытянул ноги – и затих. Подоконник был его любимым местом в комнате, ежедневно он подолгу сидел на нем с закрытыми глазами и вдавленным в грудь подбородком. Тишина склепа, тишина тугая, невозможная ни в городе, ни в деревне, ни в лесу. Слышно, как пульсирует кровь в висках и как – честное слово! – кряхтят камни бывшей духовной семинарии. Сквозь тамбур двойных дверей из приемной не проникало ни звука, переулок за окном для транспорта был закрыт, а глухая стена областного архива тушила все остальные городские шумы.
Стрессы и антистрессы, нагрузки и перегрузки, иностранные снадобья тафронил и триптизол, непонятная усмешка профессора Баяндурова, заботливые глаза врача-психиатра, переименованного в невролога… Сидеть целый день в кабинете только для того, чтобы возле каждого из восемнадцати пунктов писать: «Вопросом занимается С. С»? А?! Почему же раньше, до разговора с профессором Баяндуровым и до последней домашней встречи с главным инженером Игорь Саввович не произвел такой простой до кретинизма эксперимент, какой только сейчас проделал? Ленив и глуп? Доволен синекурой?
Зазвенел тихо телефон – четвертый на тумбочке, то есть прямой, не идущий через секретаршу Викторию Васильевну, а, так сказать, личный, известный только немногим близким людям. Игорь Саввович поднял трубку только на шесток звонке, уверенный, что звонит Светлана, сухо произнес:
– Слуша-ю-ю!
– Здорово, парнишша! – прозвучал голос полковника Митрия Микитича, то есть Сиротина, веселый, бодрый, свежий. – Слушай, мил-человек, к тебе еще не приходил ваш трестовский дворник Бочинин?
– Нет! А почему он должен прийти?
– Интересное кино! – удивился полковник. – Ладно! С этим разберемся попозже… Ты «поговорил» с лифтершей, когда выходил утром из дома сорок шесть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57