Боже, кого сюда не собрал дотошный Валентинов! Речники и лесозаготовители, старые рыбаки и знаменитые сплавщики, водолазы и аквалангисты. И все это улыбалось, усаживалось, шумело, старалось угомониться.
– Совещание объявляю открытым, товарищи! – звучно и вкусно проговорил Валентинов, добрый, выедавшийся, помолодевший. – Мне хочется начать издалека, чуть ли не с Нестеровской летописи. Известно ли вам, друзья мои, что молевой сплав леса древнее плотов и стругов?.. Что такое?
Двери зала широко открылись, вбежала высокая девушка в темных очках и низким тревожным голосом крикнула:
– Товарищи, кто здесь Гольцов? Вас срочно вызывает Светлана Ивановна Гольцова!
Голос Светланы звучал едва слышно и потому незнакомо:
– Игорь, не волнуйся, пожалуйста, но тебе нужно немедленно вернуться в город. Ты должен вылететь самолетом.
Он ничего не понял, молчал, слушая, как попискивает морзянка, и невидяще смотрел на девушку в темных модных очках.
– Что случилось, Светлана? Плохо слышу.
Светлана закричала:
– Тебе надо срочно, очень срочно вернуться в город! Игорь, ты слышишь меня? Тебе надо срочно, очень срочно быть в городе!
– Светлана, я не могу вернуться…
В трубке раздался вопль:
– Игорь, ты должен вернуться! Сегодня же! Немедленно.
– Я не могу.
– Передаю трубку Николаю Андреевичу…
Батюшки-светы! Жена, оказывается, звонит из кабинета управляющего. Это значит, что к четырем телефонисткам и радисткам областной связи еще добавилась пятая – трестовская – старая мегера, от котором через пять минут весь город узнает все секретные и несекретные сведения.
– Здравствуйте, Игорь Саввович! – с начальственной медлительностью, тихо и потому хорошо слышно сказал управляющий Николаев. – Из радиограммы знаю, что добрались благополучно, что обстановка складывается хорошая.. Совещание началось? Отлично! Жалко, что вам придется уйти с него. Приказываю срочно вернуться в город! Возьмите полуглиссер Орлова, держите курс в райцентр. Пока вы едете, мы вам закажем место на самолете. Желаю мягкой посадки.
Таким начальственно-непреклонным голосом управляющий с Игорем Саввовичем никогда не разговаривал, таких холодных и распорядительных нот в его голосе в разговоре с Гольцовым быть не могло, и, значит…
– Что случилось? – стремительно входя в радиорубку, спросил Валентинов. – Я вас спрашиваю, Игорь Саввович, что произошло?.. Ах, вы говорите с управляющим? Будьте добры передать мне трубку…
Через полминуты, выслушав молча Николаева, главный инженер осторожно положил трубку на рычаг, нашел взглядом Игоря Саввовича. Он глядел на своего заместителя испытующе, тревожно, словно ему сказали то, что Светлана не посмела сообщить по радиотелефону мужу.
– Немедленно вылетайте в город, товарищ Гольцов! – властно распорядился Валентинов. – Позовите товарища Орлова! Срочно! Катер, самолет, автомобиль…

Несчастье

Около трех часов полуглиссер мчал Игоря Саввовича по воде, двадцать минут заранее присланный «газик» вез его проселками на земляной аэродром, где готовился к взлету двукрылый Ан-2, три часа летел над бесконечной тайгой, озерами, речушками и болотами, и все эти длинные часы Игорь Саввович, как это ни странно, не мог настроиться на трагический лад. Правда, он еще вчера беспокоился за верзилу-гитариста, гадал, чем отделался бедный – сотрясением мозга или серьезной травмой черепа, но сейчас никак не мог утратить ощущения здоровья и счастья, волшебно возникшего в голубом ельнике.
Мелочи бытия, само бытие, простое, как движение рукой, доставляло такое же непонятное счастье, как в детстве. Вздымался за кормой полуглиссера, еле касающегося воды реданом, серый бурун – радость и счастье, гудел старенький восьмицилиндровый мотор – радость и счастье, пропыленный «газик» жестко подпрыгивал на кочках – радость и счастье; самолет делал прощальный вираж над райцентром – радость и счастье! Ну, какие там беды могли происходить на свете, где солнечные лучи в прозрачном облаке вдруг распались на все цвета радуги?
Шел седьмой час вечера, за синей дымкой, пронизанной вертикальными пучками солнца, похожими на снопы, лежал еще далекий областной город Ромск, а пока в круглом иллюминаторе проплывали знакомые по полетам изгибы Оби. Тайга сверху походила на огромную старую щетку, сапожную или платяную, где озера были голубыми плешинами, речушки – швами, которыми щетина прикрепляется к основанию щетки, и все это было бы грубым, вещественным, если бы не освещалось розовым и зеленым светом низкого солнца. От этого реальность исчезала, щетка уже не была щеткой, а вогнутая земля казалась – банальное сравнение! – ковром ручной работы.
Стыд и позор, но Игорь Саввович Гольцов подлетал к Ромскому аэропорту здоровым и счастливым, хотя знал, что произошло несчастье, и, когда маленький самолет с восемью пассажирами мягко ткнулся в твердый бетон посадочной полосы, он с грустью подумал, что полет кончился и он сегодня больше не увидит землю, похожую на щетку-ковер. И, шагая к дверям кабины, он усмехался над событиями, которые могли ожидать его за холодной от полета коркой самолетного фюзеляжа. «Паникерка!» – думал он снисходительно о жене.
Пассажиры вышли из самолета в полукилометре от аэровокзала; так как к самолетам типа Ан-2 не подавались автобусы или электропоезда, пассажирам предстояло в сопровождении дежурной идти пешком.
– Следуйте за мной, товарищи! Не разбредаться!
Игоря Саввовича осторожно, медленно, как бы украдкой захлестнула волна тошноты, асфальт под ногами качнулся – это походило на мгновения, когда самолет проваливался в глубокую воздушную яму. Тошнота быстро прошла, но ему – снова внезапно! – показалось, что вокруг потемнело, потемнело так, как это бывает, когда солнце затмит проворная туча. Игорь Саввович вздернул голову, тучи не было, солнце светило во всю мочь, но светлее от этого не стало.
– Не отставайте, не отставайте, товарищи!
Самолеты справа, самолеты слева, аэровокзал – впереди, черт бы все это побрал! Пришло такое ощущение, точно Игорь Саввович приземлился не на современный аэродром, а в старую, опостылевшую квартиру, полную теней, сквозняков и кошек.
– Не растягиваться, товарищи, не растягиваться!
Дошагивая последние метры до металлической ограды аэровокзала, Игорь Саввович смотрел себе под ноги, двигался тяжело, медленно и в десяти метрах от ограды ВНОВЬ ПОЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ БОЛЬНЫМ… Серая, унылая пустыня, горбатая песчаная пустыня, миражи над дюнами и дюны-миражи…
За металлической оградой, держась изо всех сил за прутья руками, просунув голову между ними, стояла жена. Игорь Саввович на ходу застегнул пиджак, опустил на лоб молодившую его прядь, задрал подбородок.
– Игорь! Игорь, наконец-то!
Он только сейчас заметил, что за Светланой возвышался небоскребом мужчина в форменном мундире с позументами – начальник Ромского аэровокзала, за ним стоял шофер дядя Вася, а сбоку – незнакомый молодой человек, белокурый и томный.
– Игорь, можно войти сюда! – крикнула Светлана. – В эту калитку.
Аэродромный босс, на глазах у которого можно проходить через особую калитку, сокращающую путь метров на двести, помахал Игорю Саввовичу рукой, Игорь Саввович ответил, но, прежде чем войти в привилегированную калитку, на мгновение остановился. «Все вернулось на круги своя, – подумал он, легкомысленно помахивая чемоданчиком и насвистывая. – И опять Иуда предаст учителя, и по нижнему городу пройдет человек, закутанный до глаз в темный плащ… А Игорь Гольцов – пижон, если вот так мыслит».
– Здравствуйте, товарищи, – пробасил он. – Здравствуй, Светлана!
Жена порывисто бросилась к Игорю Саввовичу, поцеловала, потом засуетилась:
– Спасибо, Петр Иванович! – Это аэродромному боссу. – Дядя Вася… Где дядя Вася? Ах, он пошел к машине! – Это о шофере Игоря Саввовича. – Валерий Николаевич, пожалуйста, проходите в автомобиль! – Это к томному блондину. – Игорь, поехали, скорее поехали! – Это к мужу, который исподлобья разглядывал белокурого и томного Валерия Николаевича. – Игорь, не стой же! Надо ехать… Еще раз спасибо, Петр Иванович, сердечное спасибо!
Игорь Саввович и охнуть не успел, как его запихнули в машину, Светлана села рядом с шофером дядей Васей, а блондин устроился подле Игоря Саввовича и сразу откинулся на спинку. Шофер дядя Вася безжалостно рванул машину с места, со скрежетом и воем вылетел с аэродромной площади на простор нового шоссе, и стрелка спидометра – за сто километров.
– Пожарная команда? – с комическим любопытством спросил Игорь Саввович. – Репетиция ковбойского фильма?
Молчание, вой мотора, шелест новых шин по длинному асфальту, потом Светлана обернулась – на глазах стояли слезы.
– Игорь, ты только не волнуйся, но случилось… Случилось ужасное! – Она моляще посмотрела на блондина. – Эта драка в Пионерском переулке… Высокий, этот самый высокий… Он лежит в больнице. Ты не пугайся, врачи говорят, что он… этот высокий, не умрет… У него молодой организм.
Переулок-то, оказывается, именуется Пионерским, а вовсе не Гаражным, как назвал его Игорь Саввович. Да и смешно, если бы всякий переулок, где построены гаражи, назывался Гаражным! Представьте, сколько было бы Гаражных переулков в Тбилиси или в матушке-столице! Этак каждый город к концу тысячелетия превратится в сплошной Гаражный переулок. Забавно!
– Игорь, что с тобой! Ты меня не слышишь?…
Шагают трое остолопов с гитарами, девушка идет отдельно, грустная и медленная. Голос верзилы: «Папаша!» – драка, дикарский танец на хрустящих под ногами, как ребра животных, гитарах…
– Почему ты думаешь, что я тебя не слышу? – сказал Игорь Саввович. – Отлично слышу, но не понимаю, почему об этом надо говорить при незнакомом человеке… – Он медленно повернулся к белокурому томняге. – Чем обязан?
Светлана всплеснула руками:
– Прости, Игорь, прости! Я сама не знаю, что делаю… Познакомься, Игорь! Валерий Николаевич Плужников – адвокат, член областной коллегии адвокатов. Валерий Николаевич любезно согласился консультировать нас даже на первой стадии дела.
Тонкая, довольно сильная рука, высокое философское чело, обрамленное белокурыми кудрями, предельно решительный рот… Вот какие ветры дули из крохотного Пионерского переулка, который Игорь Саввович именовал Гаражным!
– Не понял! – сухо произнес Игорь Саввович. – Что значит «Валерий Николаевич любезно согласился консультировать наше дело»? Какое дело? Кто ответит? Ты, Светлана, или «любезно согласившийся» Валерий Николаевич?
На молодого Белинского – вот на кого походил член областной коллегии адвокатов. Осененное чело совершило плавно-грациозный полукруг, умные влажные глаза приблизились, пахнуло тонким одеколоном. И галстук на Валерии Николаевиче был преотличный – французских кровей.
– Коротко суть дела выглядит следующим образом, – отлично поставленным голосом сказал он. – Вы – нападающая сторона. Мало того, вы пьяная нападающая сторона, что, как известно, отягощает вину.
«Старательный!» – протяжно подумал об адвокате Игорь Саввович, а сам притронулся пальцем к плечу шофера дяди Васи.
– Слушаю, Игорь Саввович! – готовно отозвался шофер.
– Город знает о драке?
Игорь Саввович теперь жил по своей шкале отсчета событий и людской ценности, навеянной голубым ельником, не терпящим суеты и театральщины, неизбежных в каждом деле, требующем накала страстей. «Дядя Вася все знает! – спокойно думал Игорь Саввович. – Они и догадаться не могут, сколько важного знает дядя Вася!»
– Шоферы гаража знают, Игорь Саввович! – после короткой паузы ответил водитель. – А таксисты, эти балаболки, на всех переулках трезвонят… – Он усмехнулся. – Говорят: «Молоток Гольцов. Троих уложил, а был… того».
Новое асфальтовое шоссе тянулось через жидкие сосновые рощицы и подлески, потом открылся старый кедрач: низкое солнце, пробиваясь сквозь деревья, то вспыхивало молнией, то гасло; встречные машины опасливо сторонились бешено мчавшейся черной «Волги» с круглым номером 99-99 РОГ, и это были те самые балаболки-таксисты, которые трезвонили о драке в Пионерском переулке на всех перекрестках города.
– Нападающая пьяная сторона! – прислушиваясь, повторил Игорь Саввович и помолчал. – Так что? Ведется следствие?
Светлана и адвокат Валерий Николаевич быстро переглянулись.
– Все началось той же ночью, – ответила Светлана, мучительно волнуясь. – После нашего ухода вызвали машину «Скорой помощи», затем приехали из милиции… Тебя, оказывается, узнали, говорили, что ты начал драку. Утром, через полчаса после твоего отъезда, позвонил некий Селезнев. Он и ведет твое дело… – Жена вцепилась кровавыми от маникюра ногтями в спинку переднего сиденья. – Все они… все они против нас! Эти жильцы, этот сын дворничихи, весь этот страшный, страшный переулок.
Адвокат снисходительно улыбнулся. Раскрепощенный такой и по-жречески многозначительный.
– Уважаемая Светлана Ивановна, – неторопливо проговорил он, – думается, что в деле, подобном на-ашему, эмоциональная окраска опасна. Не благоразумнее ли спокойно и беспристрастно рассматривать факты и только факты…
Шофер дядя Вася сердито хмыкнул, но, конечно, ничего не сказал. Он относился к числу тех водителей «хозяйских» автомобилей, которые говорят только в двух случаях: когда их спрашивают или возникает необходимость докладывать о технически неисправном состоянии автомобиля. Однако хмыканье дяди Васи было понятно: шоферу, как и самому Игорю Саввовичу, не нравился лощеный и томный адвокат с умненько нахмуренным лбом, который вел себя так, словно Гольцов и Гольцова были с потрохами вверены в его заботливые руки.
– Мир удивительно тесен! – между тем многозначительно, но с легкой иронией говорил адвокат. – Ваше дело, Игорь Саввович, ведет мой сокурсник по Московскому юридическому институту Юрий Ильич Селезнев, старший лейтенант милиции. Принципиальный и беспристрастный человек!
Морковкино поле – вот так назывался пустырь, мимо которого по прямому шоссе с напряженным гулом неслась машина, и здесь, на пустыре, под сухой осиной, как всегда, темнела знакомая, заржавевшая железная кровать – она стояла ровно, на всех четырех ножках, с продавленной, но целой сеткой… Положить матрац, подушку, улечься на спину, смотреть, как плывут по небу облака, а уголком глаза видеть спешившие без надобности суетливые машины…
– Кое-что, значит, проясняется!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57