https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkalo-shkaf/
Он начал вспоминать, что приснилось, почувствовал, что в груди тепло, а на ресницах слезы.
Катер «Лена» уже давно двигался, судя по гулу дизелей, шел на «полном», вода билась о переборку, и этот звук походил на гудение осенних ленивых комаров. Игорь Саввович посмотрел на часы, понял, что проспал обед, но есть не хотел. «Утром придем в Коло-Юл», – подумал он и начал вставать, чтобы подняться наверх и посмотреть, где находится катер.
На носовой палубе никого не было. Прончатов, видимо, тоже отсыпался, а Валентинов наверняка продолжал охать над Ледневкой, сгорбатившись над замечательной лоцией. Игорь Саввович сел во второе – невалентиновское – кресло и лениво осмотрелся. Река постепенно суживалась, осторожно сближались берега, заросшие пихтами – темными бородатыми деревьями из страшных детских сказок. В пихтовых лесах всегда промозгло и сумрачно, мхи и лишайники хватали за ноги, пахло плесенью; в пихтовых борах думалось о том, какой страшной была планета, когда ее населяли папоротники и хвощи.
Солнце садилось, и на катере уже лежали пестрые предвечерние тени, от которых мельтешило и поташнивало, но после сна Игорю Саввовичу было легче, и он с интересом осматривался, так как реку Коло-Юл знал досконально, на уровне лоцмана, да и не мог не знать, если командовал молевым сплавом и, может быть, только за два сплавных сезона раз десять промерил пешком собственный участок реки протяженностью в сто двадцать семь километров.
– Беда, да и только! – пробормотал Игорь Саввович, продолжая думать о приятном, но забытом сне. Было интересно, что могло присниться, если он проснулся с добрыми и сладостными слезами на глазах…
* * *
Утром катер «Лена» подходил по реке Коло-Юл к деревне Коло-Юл, где находился Весенинский сплавной участок. Главный инженер Валентинов и директор Татарской сплавной конторы Прончатов стояли, взявшись за леер, а Игорь Саввович демонстративно полусидел на кнехте. Было свежо и солнечно, дышалось легко, и почему-то не было комаров и мошки, хотя катер шел медленно. За километр до причала старшина сбросил обороты дизелей, прицеливался попасть между грязным катером-работягой «Волной» и белоснежным красавцем катером за номером «1», который принадлежал Прончатову и был так же знаменит, как и его хозяин. Лучший катер имел только Левашов.
По обе стороны от «Лены», на высоких и сухих берегах, стояли высокие, прямые, словно сошедшие с картины Шишкина, солнечные сосны, одинаковые, как бы специально калиброванные, гладкоствольные до самых вершин и от этого похожие на воткнутые в землю кисти для масляных красок. Чудо-сосны занимали около десяти квадратных километров, и это было все, что осталось от легендарного на всю Сибирь Тунгусского бора, безжалостно вырубленного в конце сороковых годов и начале пятидесятых.
– Самый тихий ход! – по старой привычке крикнул старшина Октябрин Васильевич и сам протянул вниз рычаг «газа».
Среди остатков Тунгусского бора, на плоской возвышенности блюдечком, сверкающем на солнце, лежал новенький поселок сплапщиков. Над блюдечком и на блюдечке буйствовало солнце, сосны-великаны окружали блюдечко со всех сторон, и – хотите, верьте, хотите, не верьте! – у блюдечка была голубая каемка, так как впереди сосен, как бы специально окружая поселок, росли знаменитые голубые ели.
Плотбище Коло-Юл! Весенинский сплавной участок. Десятка три одинаковых, новеньких домов, четыре длинных барака, похожих на административные постройки, Г-образный административный дом, похожий на барак, желтый клуб, два старых дома, принадлежащих рыбакам и охотникам, – вот и весь поселок, в котором Игорь Саввович знал каждое бревно конторы или новенького дома, помнил имя-отчество каждого жителя. У него подрагивали губы, ноги от волнения леденели, он боялся, что Прончатов, Валентинов и даже занятый Октябрин Васильевич услышат, как под «энцефалитной» громко стучит его сердце.
– Забавно! – послышался голос Валентинова, хотя нельзя было понять, что его забавляет. – Забавно! Весьма забавно!
По солнечному блюдцу с голубой каемкой из елей к причалу неторопливо и начальственно-пристойно шел Игорь Саввович Гольцов – начальник Весенинского сплавного участка. Альпинистские ботинки с укороченными шипами (они пятый год валялись в «темной» комнате ромской квартиры) были на ногах у начальника, вытертые джинсы плотно облегали длинные мускулистые ноги, клетчатая ковбойка, гуцульская шляпа с перышком и широкий пояс с металлическими бляхами завершали зеркальное подобие. Игорь Саввович Гольцов-весенинский подошел к причалу, остановившись, принял типично гольцовскую позу, то есть скрестил руки на груди, отставил ногу и закинул голову, демонстрируя независимость по отношению к приближающемуся высокому начальству. Фрондируя, Гольцов-весенинский напевал сквозь зубы «Черного кота».
– Ге-ге-ге! – радостно заржал Прончатов. – Орлов-то, сукин кот, работает под Гольцова. Глянь, Игорь, на себя-второго. Ну, сукин кот!
От волнения Игорь Саввович слов Прончатова не понял, так как мучительно вспоминал, где он раньше видел похожего на себя начальника сплавучастка, но вспомнить никак не мог, а только наблюдал, как его, гольцовское, зеркальное подобие встречало Валентинова, Гольцова и Прончатова. Полный радушия, юмора и понимания Валентинов сам пошел навстречу начальнику сплавного участка, заранее протягивал руку и улыбался, но «хозяин» пристани, участка и поселка от молодой фанаберии, головокружительной самостоятельности и естественной для молодости защитительной агрессии руку Валентинову протянул небрежно, сановито басил и даже пытался «перепутать» Валентинова и Прончатова, чтобы показать свое безразличие к тому, кто из приехавших главный инженер треста, кто – директор сплавной конторы. Когда же очередь дошла до Игоря Саввовича Гольцова, с начальником Весенинского сплавного участка произошла досадная заминка.
– Игорь Саввович, здравствуйте! – забыв о басе, тонко крикнул он и резво бросился к заместителю главного инженера. – Игорь Саввович, а я вас сразу не узнал. Эти энцефалитки…
– Орлов! Егор! – ойкнул Игорь Саввович. – Ну, брат, дела! Здесь? Когда? Почему не сообщил?
… Егорушка Орлов был третьим знакомым слоем Черногорского лесотехнического института. Игорь Саввович поступал на первый курс, Прончатов, поздно пришедший учиться, кончал последний. Игорь Саввович и Володечка Лиминский сидели на задней парте последнего курса, когда на парту первого курса сел Егор Орлов – деревенский парнишка из Ромской области. Славный был человечек – добрый и веселый.
– Давай почеломкаемся, Егор! – радостно сказал Игорь Саввович. – И брось «выкать». Не задирай нос – свои люди!
Они обнялись, поцеловались, и было понятно, что Егор восхищается Игорем Саввовичем, как некогда Игорь Саввович восхищался Прончатовым, и ему, Егору Орлову, не приходило в голову, что Игорь Саввович ему завидовал, однако Игорь Саввович не только завидовал, а думал с тоской о том, что ему уже никогда не носить гуцульскую шляпу с перышком на боку. Мягко взяв за плечи Орлова, он посмотрел в его молодое и счастливое лицо, неловко улыбнулся и хрипло спросил:
– Ну, что ты сделал с моим Коло-Юлом?
Ничего нового в поселке Игорь Саввович не увидел; все, казалось, замерло в первозданной неизменчивости, и только три стандартных дома выросли слева – такие же, как и другие, ничего в поселке не изменившие. Пахло сосновой смолой, солнцем, илистой водой; носились над блюдцем с голубой каемочкой береговые ласточки; желтела на желтом здании конторы сплавучастка небольшая башенка с подвешенным медным колоколом – капризом бывшего начальника сплавного участка Игоря Гольцова. Колокол случайно нашли в огороде старого рыбака, увидев его, Игорь Саввович дал команду отчистить колокол, построить башенку и трижды в день отбивать по семь звучных ударов: шесть утра – подъем, час дня – обед, шесть вечера – отдыхай!
– А много к тебе народишку понаехало? – по-прежнему сдерживая дрожь, насмешливо сказал Игорь Саввович. – Все флаги в гости будут к нам!.. Этот катер, никак, самого бога речников – Фридмана?
– Заместитель приехал! – засмеялся Орлов. – Ну, пошли, Игорь. Ты у меня расположишься? Лады?
– Ладушки!
Слева работали, грохоча деревом и повизгивая, сплоточные машины, в той же стороне, на нижнем складе леспромхоза, сутулые краны сгружали бревно с рычащих лесовозов. Ну, буквально ничего не изменилось, все было так, как было раньше, и резиновыми сапогами Игорь Саввович ощущал теплую и мягкую землю; мерещилось, что тепло земли поднимается к сердцу, приближается к холодному комку страха и боли… Дом слева – это его просторное холостяцкое жилище, два самых больших окна в здании конторы – его рабочий кабинет, пенек перед волейбольной площадкой – тот самый, на котором сидела вечный волейбольный судья, учительница Лиля.
– Игорь, чего мы стоим? Все ушли! – послышался голос Егора Орлова. – Ну, двинули!
Игорь Саввович поднял голову, вдохнул острый влажный воздух – грудь раздулась кузнечными мехами. Запах сосен Тунгусского бора, сырых опилок, грибов, испарений земли – молодостью пахло, пропотевшей ковбойкой и папиросами «Беломорканал»… Не слушая и не слыша Егора Орлова, сам ничего не понимая, точно лунатик, Игорь Саввович медленно шагал к елям, которые были голубой каемкой сияющего блюдца. Он шел так, словно ему приказали идти, словно в голове сработало реле, позволившее двигаться только в одном, заданном направлении, и шагал бы так сто лет, если бы до желанной цели было бесконечно далеко, но вот и ельник – голубая каемка.
Желтыми фонариками светились нежные шишки, каждая иголочка по отдельности сама по себе отливала сизым голубиным оперением, стволы казались перламутровыми от солнца, разбрызганного по чешуйчатой зелени. Ели стояли, тесно прижавшись ветвями друг к другу, образовали плотную стену и от этого походили на дружную рать, на отряд воинов с шишками шлемов – вершинами и выставленными пиками – ветками; ельники казались настороженной ратью, замершей в ожидании команды: идти на приступ, спасать, охранять, полонить врага.
Игорь Саввович мешком повалился на теплую землю, закрыл глаза, стиснул зубы, сжался в неприступный мускулистый комочек, такой же крепкий, как голубые рати-ельники. Игорю Саввовичу казалось, что он воинственно наклонил голову с шишкой шлема, выставил пики-ветки, крепко врос в землю. Игорь Саввович зажал рукой рот, чтобы удержать вопль радости, восторга, торжества. Произошло невероятное. На виду у голубых ельников, рядом с еловой ратью и вместе с еловой ратью ИГОРЬ САВВОВИЧ БЫЛ СОВЕРШЕННО ЗДОРОВ… Он притаился, дышал осторожно, точно боялся спугнуть воинственную тишину голубой рати, прервать птичье щебетание; казалось, достаточно одного движения, одной чужеродной мысли, чтобы все с грохотом рухнуло, и тогда вернутся боль и страх, страх и боль…
Игорь Саввович осторожно, словно по частям, поднялся, не решившись отряхнуть с брюк хвою и песок, сосредоточенными, считающими шагами двинулся к центру поселка, и скоро выяснилось, что он на самом деле считал шаги: «…сорок пять, сорок шесть, сорок семь…» На сотом шагу Игорь Саввович остановился, боязливо прислушался к себе, изумленно подумал: «Вот те на! Воскрес!» Ровно било здоровое сердце, кузнечными мехами перелопачивали смолистый воздух объемистые легкие, крепко стояли на земле сильные и длинные ноги, бугрились на теле мускулы спортсмена. «Вот те на! Воскрес!»
Бросив считать шаги, Игорь Саввович направился к заезжей, то есть маленькой гостинице, где готовились к очередному совещанию Валентинов, Прончатов и другие. Пришлось сдерживаться, чтобы не побежать вприпрыжку, махом не взлететь на крыльцо, не рвануть на себя двери с ликующим криком, не бежать по коридору, в конце которого с деловитым лицом водил по щекам электробритвой Валентинов.
– Что с вами, Игорь Саввович? – увидев заместителя, спросил Валентинов и выключил бритву. – У вас такой вид, словно… Простите! Словно вы, знаете ли, употребили спиртной напиток…
Игорю Саввовичу казалось, что главный инженер Валентинов тоже окружен солнечным и бесстрашным еловым войском; еловая рать вокруг Валентинова пошевеливала шишками, шепталась, нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
– Я не употребил спиртной напиток! – смеясь, сказал Игорь Саввович. – Я не пил, но пьян… – Он фатовски повернулся на каблуках. – И вообще мне здесь делать нечего. – Он подмигнул интимно Валентинову. – Мне нечего здесь делать, как человеку, который приглашен к самому Егору Орлову. – И открыто похвастался: – Вас-то небось Егор Орлов не пригласил.
Двадцать минут до начала еще одного совещания под председательством главного инженера Игорь Саввович Гольцов прожил в счастливой, глупой суете: то старался скрывать от посторонних глаз свое волшебное исцеление, то, наоборот, демонстрировал радость и здоровье, то обливался холодным потом при мысли, что чудесное исцеление – бред, длинный сон. Он не помнил, о чем говорил с Егором Орловым, когда пришел к нему, не заметил, как вышел из дома, как дошагал до конторы, и в мгновение, когда садился за стол рядом с Прончатовым, брал в руки карандаш и придвигал к себе стопку чистой бумаги, он чувствовал, что не только каждое движение, но даже предвкушение движения может доставлять счастье. Игорь Саввович не знал, что именно так чувствуют себя люди, избавившиеся от смертельно опасной болезни, поднявшиеся с кровати, на которой пролежали месяцы и даже годы, но он был счастлив, очень счастлив. Отодвигает стул – рукам радостно, выравнивает бумагу – пальцы счастливы, садится – тело празднует, смотрит на собравшихся – радость заливает теплой волной грудь.
– Внимание, товарищи, начинаем!
Гора бумаг, вынутых из огромного портфеля, лежала перед Валентиновым, и вся эта чертова уйма вычислений, промеров, измерений, данных синоптиков, докладных, особых мнений, рапортов и заявлений казалась нужной, значительной, радостно было смотреть на руки Валентинова, на крохотный зал, до отказа набитый людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Катер «Лена» уже давно двигался, судя по гулу дизелей, шел на «полном», вода билась о переборку, и этот звук походил на гудение осенних ленивых комаров. Игорь Саввович посмотрел на часы, понял, что проспал обед, но есть не хотел. «Утром придем в Коло-Юл», – подумал он и начал вставать, чтобы подняться наверх и посмотреть, где находится катер.
На носовой палубе никого не было. Прончатов, видимо, тоже отсыпался, а Валентинов наверняка продолжал охать над Ледневкой, сгорбатившись над замечательной лоцией. Игорь Саввович сел во второе – невалентиновское – кресло и лениво осмотрелся. Река постепенно суживалась, осторожно сближались берега, заросшие пихтами – темными бородатыми деревьями из страшных детских сказок. В пихтовых лесах всегда промозгло и сумрачно, мхи и лишайники хватали за ноги, пахло плесенью; в пихтовых борах думалось о том, какой страшной была планета, когда ее населяли папоротники и хвощи.
Солнце садилось, и на катере уже лежали пестрые предвечерние тени, от которых мельтешило и поташнивало, но после сна Игорю Саввовичу было легче, и он с интересом осматривался, так как реку Коло-Юл знал досконально, на уровне лоцмана, да и не мог не знать, если командовал молевым сплавом и, может быть, только за два сплавных сезона раз десять промерил пешком собственный участок реки протяженностью в сто двадцать семь километров.
– Беда, да и только! – пробормотал Игорь Саввович, продолжая думать о приятном, но забытом сне. Было интересно, что могло присниться, если он проснулся с добрыми и сладостными слезами на глазах…
* * *
Утром катер «Лена» подходил по реке Коло-Юл к деревне Коло-Юл, где находился Весенинский сплавной участок. Главный инженер Валентинов и директор Татарской сплавной конторы Прончатов стояли, взявшись за леер, а Игорь Саввович демонстративно полусидел на кнехте. Было свежо и солнечно, дышалось легко, и почему-то не было комаров и мошки, хотя катер шел медленно. За километр до причала старшина сбросил обороты дизелей, прицеливался попасть между грязным катером-работягой «Волной» и белоснежным красавцем катером за номером «1», который принадлежал Прончатову и был так же знаменит, как и его хозяин. Лучший катер имел только Левашов.
По обе стороны от «Лены», на высоких и сухих берегах, стояли высокие, прямые, словно сошедшие с картины Шишкина, солнечные сосны, одинаковые, как бы специально калиброванные, гладкоствольные до самых вершин и от этого похожие на воткнутые в землю кисти для масляных красок. Чудо-сосны занимали около десяти квадратных километров, и это было все, что осталось от легендарного на всю Сибирь Тунгусского бора, безжалостно вырубленного в конце сороковых годов и начале пятидесятых.
– Самый тихий ход! – по старой привычке крикнул старшина Октябрин Васильевич и сам протянул вниз рычаг «газа».
Среди остатков Тунгусского бора, на плоской возвышенности блюдечком, сверкающем на солнце, лежал новенький поселок сплапщиков. Над блюдечком и на блюдечке буйствовало солнце, сосны-великаны окружали блюдечко со всех сторон, и – хотите, верьте, хотите, не верьте! – у блюдечка была голубая каемка, так как впереди сосен, как бы специально окружая поселок, росли знаменитые голубые ели.
Плотбище Коло-Юл! Весенинский сплавной участок. Десятка три одинаковых, новеньких домов, четыре длинных барака, похожих на административные постройки, Г-образный административный дом, похожий на барак, желтый клуб, два старых дома, принадлежащих рыбакам и охотникам, – вот и весь поселок, в котором Игорь Саввович знал каждое бревно конторы или новенького дома, помнил имя-отчество каждого жителя. У него подрагивали губы, ноги от волнения леденели, он боялся, что Прончатов, Валентинов и даже занятый Октябрин Васильевич услышат, как под «энцефалитной» громко стучит его сердце.
– Забавно! – послышался голос Валентинова, хотя нельзя было понять, что его забавляет. – Забавно! Весьма забавно!
По солнечному блюдцу с голубой каемкой из елей к причалу неторопливо и начальственно-пристойно шел Игорь Саввович Гольцов – начальник Весенинского сплавного участка. Альпинистские ботинки с укороченными шипами (они пятый год валялись в «темной» комнате ромской квартиры) были на ногах у начальника, вытертые джинсы плотно облегали длинные мускулистые ноги, клетчатая ковбойка, гуцульская шляпа с перышком и широкий пояс с металлическими бляхами завершали зеркальное подобие. Игорь Саввович Гольцов-весенинский подошел к причалу, остановившись, принял типично гольцовскую позу, то есть скрестил руки на груди, отставил ногу и закинул голову, демонстрируя независимость по отношению к приближающемуся высокому начальству. Фрондируя, Гольцов-весенинский напевал сквозь зубы «Черного кота».
– Ге-ге-ге! – радостно заржал Прончатов. – Орлов-то, сукин кот, работает под Гольцова. Глянь, Игорь, на себя-второго. Ну, сукин кот!
От волнения Игорь Саввович слов Прончатова не понял, так как мучительно вспоминал, где он раньше видел похожего на себя начальника сплавучастка, но вспомнить никак не мог, а только наблюдал, как его, гольцовское, зеркальное подобие встречало Валентинова, Гольцова и Прончатова. Полный радушия, юмора и понимания Валентинов сам пошел навстречу начальнику сплавного участка, заранее протягивал руку и улыбался, но «хозяин» пристани, участка и поселка от молодой фанаберии, головокружительной самостоятельности и естественной для молодости защитительной агрессии руку Валентинову протянул небрежно, сановито басил и даже пытался «перепутать» Валентинова и Прончатова, чтобы показать свое безразличие к тому, кто из приехавших главный инженер треста, кто – директор сплавной конторы. Когда же очередь дошла до Игоря Саввовича Гольцова, с начальником Весенинского сплавного участка произошла досадная заминка.
– Игорь Саввович, здравствуйте! – забыв о басе, тонко крикнул он и резво бросился к заместителю главного инженера. – Игорь Саввович, а я вас сразу не узнал. Эти энцефалитки…
– Орлов! Егор! – ойкнул Игорь Саввович. – Ну, брат, дела! Здесь? Когда? Почему не сообщил?
… Егорушка Орлов был третьим знакомым слоем Черногорского лесотехнического института. Игорь Саввович поступал на первый курс, Прончатов, поздно пришедший учиться, кончал последний. Игорь Саввович и Володечка Лиминский сидели на задней парте последнего курса, когда на парту первого курса сел Егор Орлов – деревенский парнишка из Ромской области. Славный был человечек – добрый и веселый.
– Давай почеломкаемся, Егор! – радостно сказал Игорь Саввович. – И брось «выкать». Не задирай нос – свои люди!
Они обнялись, поцеловались, и было понятно, что Егор восхищается Игорем Саввовичем, как некогда Игорь Саввович восхищался Прончатовым, и ему, Егору Орлову, не приходило в голову, что Игорь Саввович ему завидовал, однако Игорь Саввович не только завидовал, а думал с тоской о том, что ему уже никогда не носить гуцульскую шляпу с перышком на боку. Мягко взяв за плечи Орлова, он посмотрел в его молодое и счастливое лицо, неловко улыбнулся и хрипло спросил:
– Ну, что ты сделал с моим Коло-Юлом?
Ничего нового в поселке Игорь Саввович не увидел; все, казалось, замерло в первозданной неизменчивости, и только три стандартных дома выросли слева – такие же, как и другие, ничего в поселке не изменившие. Пахло сосновой смолой, солнцем, илистой водой; носились над блюдцем с голубой каемочкой береговые ласточки; желтела на желтом здании конторы сплавучастка небольшая башенка с подвешенным медным колоколом – капризом бывшего начальника сплавного участка Игоря Гольцова. Колокол случайно нашли в огороде старого рыбака, увидев его, Игорь Саввович дал команду отчистить колокол, построить башенку и трижды в день отбивать по семь звучных ударов: шесть утра – подъем, час дня – обед, шесть вечера – отдыхай!
– А много к тебе народишку понаехало? – по-прежнему сдерживая дрожь, насмешливо сказал Игорь Саввович. – Все флаги в гости будут к нам!.. Этот катер, никак, самого бога речников – Фридмана?
– Заместитель приехал! – засмеялся Орлов. – Ну, пошли, Игорь. Ты у меня расположишься? Лады?
– Ладушки!
Слева работали, грохоча деревом и повизгивая, сплоточные машины, в той же стороне, на нижнем складе леспромхоза, сутулые краны сгружали бревно с рычащих лесовозов. Ну, буквально ничего не изменилось, все было так, как было раньше, и резиновыми сапогами Игорь Саввович ощущал теплую и мягкую землю; мерещилось, что тепло земли поднимается к сердцу, приближается к холодному комку страха и боли… Дом слева – это его просторное холостяцкое жилище, два самых больших окна в здании конторы – его рабочий кабинет, пенек перед волейбольной площадкой – тот самый, на котором сидела вечный волейбольный судья, учительница Лиля.
– Игорь, чего мы стоим? Все ушли! – послышался голос Егора Орлова. – Ну, двинули!
Игорь Саввович поднял голову, вдохнул острый влажный воздух – грудь раздулась кузнечными мехами. Запах сосен Тунгусского бора, сырых опилок, грибов, испарений земли – молодостью пахло, пропотевшей ковбойкой и папиросами «Беломорканал»… Не слушая и не слыша Егора Орлова, сам ничего не понимая, точно лунатик, Игорь Саввович медленно шагал к елям, которые были голубой каемкой сияющего блюдца. Он шел так, словно ему приказали идти, словно в голове сработало реле, позволившее двигаться только в одном, заданном направлении, и шагал бы так сто лет, если бы до желанной цели было бесконечно далеко, но вот и ельник – голубая каемка.
Желтыми фонариками светились нежные шишки, каждая иголочка по отдельности сама по себе отливала сизым голубиным оперением, стволы казались перламутровыми от солнца, разбрызганного по чешуйчатой зелени. Ели стояли, тесно прижавшись ветвями друг к другу, образовали плотную стену и от этого походили на дружную рать, на отряд воинов с шишками шлемов – вершинами и выставленными пиками – ветками; ельники казались настороженной ратью, замершей в ожидании команды: идти на приступ, спасать, охранять, полонить врага.
Игорь Саввович мешком повалился на теплую землю, закрыл глаза, стиснул зубы, сжался в неприступный мускулистый комочек, такой же крепкий, как голубые рати-ельники. Игорю Саввовичу казалось, что он воинственно наклонил голову с шишкой шлема, выставил пики-ветки, крепко врос в землю. Игорь Саввович зажал рукой рот, чтобы удержать вопль радости, восторга, торжества. Произошло невероятное. На виду у голубых ельников, рядом с еловой ратью и вместе с еловой ратью ИГОРЬ САВВОВИЧ БЫЛ СОВЕРШЕННО ЗДОРОВ… Он притаился, дышал осторожно, точно боялся спугнуть воинственную тишину голубой рати, прервать птичье щебетание; казалось, достаточно одного движения, одной чужеродной мысли, чтобы все с грохотом рухнуло, и тогда вернутся боль и страх, страх и боль…
Игорь Саввович осторожно, словно по частям, поднялся, не решившись отряхнуть с брюк хвою и песок, сосредоточенными, считающими шагами двинулся к центру поселка, и скоро выяснилось, что он на самом деле считал шаги: «…сорок пять, сорок шесть, сорок семь…» На сотом шагу Игорь Саввович остановился, боязливо прислушался к себе, изумленно подумал: «Вот те на! Воскрес!» Ровно било здоровое сердце, кузнечными мехами перелопачивали смолистый воздух объемистые легкие, крепко стояли на земле сильные и длинные ноги, бугрились на теле мускулы спортсмена. «Вот те на! Воскрес!»
Бросив считать шаги, Игорь Саввович направился к заезжей, то есть маленькой гостинице, где готовились к очередному совещанию Валентинов, Прончатов и другие. Пришлось сдерживаться, чтобы не побежать вприпрыжку, махом не взлететь на крыльцо, не рвануть на себя двери с ликующим криком, не бежать по коридору, в конце которого с деловитым лицом водил по щекам электробритвой Валентинов.
– Что с вами, Игорь Саввович? – увидев заместителя, спросил Валентинов и выключил бритву. – У вас такой вид, словно… Простите! Словно вы, знаете ли, употребили спиртной напиток…
Игорю Саввовичу казалось, что главный инженер Валентинов тоже окружен солнечным и бесстрашным еловым войском; еловая рать вокруг Валентинова пошевеливала шишками, шепталась, нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
– Я не употребил спиртной напиток! – смеясь, сказал Игорь Саввович. – Я не пил, но пьян… – Он фатовски повернулся на каблуках. – И вообще мне здесь делать нечего. – Он подмигнул интимно Валентинову. – Мне нечего здесь делать, как человеку, который приглашен к самому Егору Орлову. – И открыто похвастался: – Вас-то небось Егор Орлов не пригласил.
Двадцать минут до начала еще одного совещания под председательством главного инженера Игорь Саввович Гольцов прожил в счастливой, глупой суете: то старался скрывать от посторонних глаз свое волшебное исцеление, то, наоборот, демонстрировал радость и здоровье, то обливался холодным потом при мысли, что чудесное исцеление – бред, длинный сон. Он не помнил, о чем говорил с Егором Орловым, когда пришел к нему, не заметил, как вышел из дома, как дошагал до конторы, и в мгновение, когда садился за стол рядом с Прончатовым, брал в руки карандаш и придвигал к себе стопку чистой бумаги, он чувствовал, что не только каждое движение, но даже предвкушение движения может доставлять счастье. Игорь Саввович не знал, что именно так чувствуют себя люди, избавившиеся от смертельно опасной болезни, поднявшиеся с кровати, на которой пролежали месяцы и даже годы, но он был счастлив, очень счастлив. Отодвигает стул – рукам радостно, выравнивает бумагу – пальцы счастливы, садится – тело празднует, смотрит на собравшихся – радость заливает теплой волной грудь.
– Внимание, товарищи, начинаем!
Гора бумаг, вынутых из огромного портфеля, лежала перед Валентиновым, и вся эта чертова уйма вычислений, промеров, измерений, данных синоптиков, докладных, особых мнений, рапортов и заявлений казалась нужной, значительной, радостно было смотреть на руки Валентинова, на крохотный зал, до отказа набитый людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57