Но у нас происходят страстные киберсвидания в таких местах, как парижская Галерея «Лафайет», британский Имперский военный музей или филиалы Конфедерации банков России… Которые, честно говоря, до такой степени уязвимы, что даже ребенок сумел бы проделать там что угодно со своими счетами. Обычно новички пользуются ими как испытательным полигоном.Конечно же, это была она: «Вечерня» собственной персоной. Наконец-то Куарт безо всякого усилия над собой представил себе, как она каждую ночь склоняется над клавиатурой, чтобы безмолвно путешествовать по электронному пространству, встречая на пути других одиноких мореплавателей. Мимолетные, неожиданные встречи, обмен информацией и мечтами, возбуждение оттого, что проникаешь в секреты и преступаешь границы запрещенного: тайное братство, в котором прошлое и настоящее, время, пространство, память, одиночество, триумф и провал теряют свой традиционный смысл, создавая виртуальное пространство, где возможно все и где ничто не привязано к конкретным границам, к нерушимым нормам. Путь бегства, полный бесконечных возможностей. Крус Брунер по-своему тоже мстила Севилье, воплощенной в красивом надменном человеке, чей портрет висел в вестибюле, рядом с портретом белокурой девочки, написанным Сулоагой.– Как вам удалось проникнуть в Ватикан?– Случайно. Один мой римский знакомый – его «ник» Deus ex Machins Deus ex Machins (лат.) – Бог из машины

, и я подозреваю, что он семинарист или молодой священник, – бродил по периферии системы – просто так, шалости ради. Мы прониклись симпатией друг к другу, и он дал мне пару хороших наводок. Это было шесть-семь месяцев назад, когда здесь проблема с церковью Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, особенно обострилась… Ни Севильское архиепископство, ни Мадридская нунциатура не обращали внимания на отца Ферро, и мне пришло в голову, что это хороший способ заставить Рим услышать себя.– Вы обсуждали это с ним?– Нет. Даже с дочерью. Она узнала гораздо позже, когда стало известно о существовании того, которого вы окрестили «Вечерней»… – Престарелая дама произнесла это имя с величайшим удовлетворением, и Куарт подумал о том, какие лица были бы у Его Высокопреосвященства Ежи Ивашкевича и Монсеньора Паоло Спады, если бы они могли слышать это. – Вначале у меня была идея просто оставить послание в центральной системе Ватикана, надеясь на то, что оно попадет в добрые руки. Мысль забраться в компьютер Папы пришла мне в голову позже – вернее, приходила постепенно, по мере того как я все глубже и глубже входила в систему. Неожиданно для себя я обнаружила архив ИНМАВАТ. Он был так защищен, что я сразу поняла: тут что-то важное. Так что я пару раз вошла в него в качестве репетиции, применила трюки моих самых опытных друзей и в конце концов однажды ночью забралась вовнутрь… Я делала это целую неделю, пока в конце концов не поняла, куда я попала. Так что, найдя то, что хотела, я распределила свои силы и начала атаку. Остальное вам известно.– Кто подбросил мне открытку?– А-а, вы об этом… Ну разумеется, я. Поскольку вы находились здесь, мне казалось неплохой идеей заставить вас взглянуть и на другую сторону проблемы. Так что я поднялась в голубятню и поискала в сундуке Карлоты что-нибудь подходящее; несколько своеобразный способ, но он принес плоды.Сам того не желая, Куарт рассмеялся;– Как же вы добрались до моей комнаты? Старушка пришла в возмущение.– Господи, не сама я же это сделала! Вы можете себе представить меня крадущейся на цыпочках по гостиничным коридорам?.. Я решила этот вопрос куда более прозаически. Моя горничная вручила некоторую сумму вашей. – С усмешкой она повернулась к дочери. – Когда вы показали открытку Макарене, она сразу же поняла, что это моих рук дело. Но была настолько любезна, что не слишком отругала меня.В глазах Макарены Куарт прочел подтверждение. Да, в общем-то, ему и не нужны были подтверждения: в достоверности всего услышанного он не сомневался. Он посмотрел на экран дисплея.– А чем вы занимаетесь сейчас?– Вы имеете в виду это?.. – Крус Брунер проследила за направлением его взгляда. – Это можно назвать последним сведением счетов… Вы не тревожьтесь. На сей раз это не имеет никакого отношения к Риму. Это нечто более близкое. Более личное.Куарт присмотрелся.
Конфиденциально. Резюме внутреннего расследования Б. К. по делу П. Т. и др. В тексте фигурировали названия банка «Картухано» и имя Пенчо Гавиры: …Среди способов, используемых для упомянутого сокрытия, можно указать следующие: лихорадочные поиски новых и высокоэффективных средств с нарушением банковских норм, а также использование крайне рискованных мер, таких, как операция по продаже общества «Пуэрто Тарга» группе «Сан Кафер Элли» (объявленная стоимость – 180 млн долларов). Если продажа так и не состоится, это может иметь серьезнейшие последствия для банка «Картухано», не говоря уж о публичном скандале, способном подорвать престиж банка в глазах его акционеров – консервативно настроенных мелких держателей акций. Что же касается нарушений, в которых самым непосредственным образом повинен нынешний вице-президент, расследованием установлено…
Он взглянул на Макарену, потом на герцогиню. Это был пушечный выстрел по бывшему мужу Макарены – выстрел ниже ватерлинии. На мгновение он вспомнил, как сутки назад, на пристани, они вместе шли вызволять отца Ферро: тогда между священником и финансистом проскочила искра симпатии.– Что вы собираетесь делать с этим?Выражение лица Макарены говорило: это не мое дело. Мои счеты более личного характера. Ответила ему Крус Брунер:– Я собираюсь немного уравновесить ситуацию. Все очень много сделали для этой церкви. Включая и вас: своей вчерашней мессой вы обеспечили нам еще неделю… – Она посмотрела на священника, потом на дочь. – Думаю, поэтому она сочла, что вы заслуживаете, чтобы вас привели сюда.– Он ничего не скажет, – проговорила Макарена, очень серьезно, пристально глядя в глаза Куарту.– Не скажет?.. Я очень рада. – Некоторое время она внимательно, сдвинув брови, смотрела на дочь, затем снова перевела взгляд на Куарта. – Хотя, знаете, мне приходит в голову то же самое, что и отцу Ферро. В моем возрасте многие вещи перестают иметь значение, так что можно рисковать, не испытывая страха перед последствиями. – Она рассеянно погладила пальцами клавиатуру. – Вот сейчас, например, я намереваюсь совершить акт правосудия. Знаю, что это продиктовано не слишком-то христианскими чувствами, отец Куарт. – В ее голосе появилась жесткость, решительность, которая вдруг показалась ему опасной. – Думаю, потом мне придется исповедаться. Я вот-вот совершу грех немилосердия.– Мама.– Оставь меня в покое, мамочка, пожалуйста. – Она повернулась к Куарту, как бы ожидая от него большего понимания, чем от Макарены, и указала на текст на экране. – Это отчет о внутреннем аудиторском расследовании в банке «Картухано», проливающий свет на проблемы Пенчо и на всю его игру вокруг церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. Обнародование его немного повредит банку и очень сильно – моему зятю. Очень сильно. – Она усмехнулась уголком рта. – Не знаю, простит ли мне это когда-нибудь Октавио Мачука.– Ты собираешься рассказать ему?– Естественно. Ты думаешь, я брошу камень, а потом спрячу руку за спину? Но он живет на свете достаточно долго, чтобы понять… Кроме того, ему наплевать на банк. С возрастом он стал совершенно безответственным.– Откуда вы взяли этот доклад?– Из компьютера моего зятя. Он не слишком-то надежно защищен. – Она покачала головой, и в том, как она это сделала, Куарту почудилась печаль – искренняя печаль. – Мне правда жаль, потому что я всегда симпатизировала Пенчо. Но тут вопрос стоит так: либо церковь, либо он. Каждый должен держать свою свечу сам.На модеме замигала лампочка. Крус Брунер мельком взглянула на нее, затем повернулась к священнику. Ее глазами смотрели на него все поколения герцогов дель Нуэво Экстремо, чья кровь текла в ее жилах.– Это факс, – сказала она, и ее пергаментные губы изогнулись в усмешке, которой Куарт никогда не видел у нее: презрительной и жестокой. – Я передаю доклад во все газеты Севильи.Стоявшая рядом с ней Макарена отступила на шаг, в тень, и застыла так, глядя в пространство. Медленные удары английских часов зазвучали внизу, среди покрытых темным лаком картин, несших свою многовековую вахту в полумраке «Каса дель Постиго». Казалось, вся жизнь, какая только была возможна в этих стенах, нашла себе прибежище здесь, под светом галогеновой лампы, освещавшей клавиатуру компьютера и костлявые руки старухи. И Куарт испытал абсолютную уверенность в том, что в этот момент призрак Карлоты Брунер улыбается в окне башни, а вверх по реке скользят белые паруса шхуны, наполненные бризом, который каждую ночь долетает сюда с моря.
Крус Брунер, герцогиня дель Нуэво Экстремо, умерла в начале зимы, когда Лоренсо Куарт в течение уже пяти месяцев находился в Боготе в качестве третьего секретаря Апостольской нунциатуры в Колумбии. Он узнал о ее кончине из нескольких строк в международном издании «АБЦ», сопровождавшихся длинным списком титулов покойной и просьбой ее дочери Макарены Брунер, наследницы всех их, молиться за душу усопшей. Пару недель спустя он получил конверт с севильским штемпелем; внутри лежало траурное извещение в черной рамке, в общем повторявшее текст газетного сообщения. Письма не было, но зато была открытка со снимком церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной – та самая, что написала Карлота Брунер капитану Ксалоку, – которую Куарт когда-то нашел в своем гостиничном номере.Со временем до него дошли и еще кое-какие подробности, касающиеся заключительных событий этой истории. Письмо отца Оскара Лобато, добравшееся до него сложным маршрутом – из маленькой альмерийской деревушки в Рим, а оттуда в Боготу, содержавшее некоторые рассуждения общего характера, а также пару поправок к представлению, которое имел о Куарте молодой викарий, принесло известие, чтоПресвятой Богородицы, слезами орошенной, продолжает действовать и сохранил свой приход. Что касается Пенчо Гавиры, то однажды на страницах, посвященных экономике, американского издания «Эль Паис» Куарт прочел короткую заметку, в которой сообщалось о выходе на пенсию дона Октавио Мачуки, долгие годы возглавлявшего севильский банк «Картухано», и назначении на пост президента административного совета другого человека, имя которого ему ничего не говорило. А еще сообщалось об отставке дона Фульхенсио Гавиры и о сложении им с себя всех полномочий вице-президента и генерального директора банка.Что же до отца Ферро, Куарт время от времени получал известия о том, что до определенного момента он находился в тюремной больнице, что суд признал его виновным в непредумышленном убийстве и что он был помещен в один из охраняемых приютов Севильской епархии, предназначенный для содержания престарелых священнослужителей. Там он и находился еще в конце той зимы, когда умерла «Вечерня»; состояние его здоровья вызывало сильные опасения, и, когда Куарт написал в этот приют, его директор ответил коротким учтивым письмом, из которого следовало, что отец Ферро вряд ли доживет до весны. Что он проводит все время в своей комнате, не общаясь ни с кем, а ночами, если погода хорошая, в сопровождении надзирателя выходит в сад и, сев на скамейку, молча смотрит на звезды.Об остальных людях, жизни которых пересеклись с его жизнью за две недели, проведенные в Севилье, он больше никогда ничего не узнал. Постепенно они погрузились в глубины его памяти, присоединившись к призракам Карлоты Брунер и капитана Ксалока, так часто сопровождавшим его в его долгих вечерних прогулках по старинному колониальному кварталу Боготы. Они все исчезли, за исключением одного лица, да и то Куарт никогда не был полностью уверен, что видел именно его. Это случилось гораздо позже, когда Куарт, недавно переведенный в еще более глухую епархию – Картахену-де-Инлиас, листал какую-то местную газету с сообщением о крестьянском восстании в мексиканском штате Чиапас. Сопровождавшие материал фотографии показывали жизнь в некой деревушке, названия которой не приводилось, расположенной в зоне, находящейся под контролем партизан. На одном из снимков была группа ребят, сфотографированная в местной школе вместе со своей учительницей. Снимок был нечетким, так что даже при помощи лупы Куарту удалось рассмотреть не слишком много. Он заметил лишь сходство: женщина была в джинсах, с короткой седой косичкой и, положив руки на плечи учеников, смотрела в объектив камеры светлыми, холодными, дерзкими глазами. Такими же, какие в последний раз увидел Онорато Бонафе, прежде чем упал, пораженный гневом Божьим.
Ла Навата, ноябрь 1995 года

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65