Сато же в подкреплении не нуждался, но оно могло прибыть в любой момент. Пока бой занял не так много времени, но кто-то из охраны здания вот-вот может подняться наверх и, услышав доносящийся из апартаментов босса шум, проверить, в чем там дело. Да и тела двух внешних охранников, оставленные нами там, где их вырубили, способны вызвать у яков определенные подозрения.
Все просто классно, сказал я себе. Сейчас этот парнишка нас обоих завяжет узлами, и я могу спокойно отправляться домой с очередным провалом. Может быть, я даже останусь жив, и наши медики смогут распутать мои конечности.
Сато бесстрастно стоял, скрестив руки на груди, и смотрел мимо меня туда, где находился рядовой Такаги. Тем не менее когда оябун заговорил, обращался он ко мне.
– Гайджин, – сказал он. – Я позволю тебе уйти и рассказать остальным, что здесь произошло и что ты начал своими действиями. Но этот ронин останется здесь навсегда.
– Извини, но этого сделать я не могу.
– Тогда пламя моей ярости испепелит вас обоих.
– Звучит красиво, – согласился я, не питая и тени сомнения насчет осуществимости его угрозы. Но я отчаянно бравировал, пытаясь выиграть передышку для Шо. Поединок с Гендзо Ишибаси должен был даться ему нелегко.
Сато уже напрочь забыл о моем существовании. Я был для него не более чем докучливым комаром, источником некоего раздражения, а не реальной угрозы.
– Ренегат, – сказал он Шо. Очевидно, театральная напыщенность перед казнью была у японцев в большом почете, и Сато взял на себя труд разъяснить каждому из нас, за что именно собирается лишить нас жизни. – Ты думаешь, я не узнал тебя? Ты думаешь, я тебя не помню? Я предоставил тебе право жить. Я предоставил тебе возможность получить образование, я дал тебе деньги и указал цель в жизни. Я поручил тебе ответственное дело. А что ты сделал? Ты предал меня, предал кодекс бусидо и память о своих родителях!
– Ложь, – тихо сказал Шо. То ли он тоже тянул время, то ли хотел в последний раз попытаться оправдать свой поступок, объяснить его тем, кому столь долго служил. – Вы извратили принципы бусидо, сделав его сводом законов для уличной банды. Бусидо во все времена был кодексом чести самураев, а не якудз, и вы не имеете права называть себя его последователями. У якудз вообще нет чести.
– Ронин, – слово звучало настолько презрительно, насколько вообще может звучать слетающее с языка сочетание звуков. Если мы оба останемся живы, что в данный момент не является непреложным фактом, я дал себе слово спросить у Шо, что же оно означает, с тем чтобы включить его в свой ругательный лексикон.
– Нет, не ронин, – сказал Шо. – Верность своему князю в бусидо еще далеко не все. Нельзя слепо выполнять приказы, надо идти туда, куда зовут тебя сердце и разум. Когда вы послали меня в Гвардию, я так не думал. И собирался выполнить все приказы. Но со временем я понял, что Гвардия – истинная обитель Пути Воина.
– И ты осмелился вернуться сюда? Тебе надо было забиться в самый темный угол вашей Штаб-квартиры и дрожать там в ожидании моей мести. А ты пришел сюда и осмелился бросить мне вызов? Помни, Такаги, якудза ничего не забывает и никогда не прощает. Я пророчу тебе смерть!
– Тоже мне, пророк, – пробормотал я, выхватывая из-за спины «осу» и открывая огонь.
Сейчас я уже не хотел брать Сато живым. Я видел его в деле и видел то, что он сотворил с нашими ребятами. Мною двигали лишь желание спасти жизнь Шо и свою собственную заодно. И в то же время я не испытывал ни малейших иллюзий по поводу моих шансов в этого парня попасть.
Он переместился в сторону, и три фигурки божков за его спиной разлетелись огненными брызгами. Некоторые лучи пробивали стену насквозь и молниями озаряли темное небо. Теперь-то уж точно сюда скоро заявятся охранники.
Шо оторвался от своей стены и пошел к Сато. Я непрерывно стрелял, пытаясь ограничить сектор передвижения оябуна. И тут они сошлись и на какое-то мгновение исчезли в стремительном вихре ударов. Но схватки среди профессионалов никогда не бывают особенно долгими, и уже через секунду Шо вылетел оттуда сломанной куклой. А Сато по-прежнему держал руки на груди.
Вопреки моим ожиданиям, Шо, кувыркнувшись, снова оказался на ногах. Сато это тоже впечатлило, так как он опустил руки и не спеша тронулся в нашу сторону. Я попытался сместиться вправо от Шо, чтобы увеличить угол атаки.
Они снова схватились. На этот раз оба были гораздо осторожнее, и я успевал увидеть отдельные движения: Шо в позе обезьяны и глубокой защите и черного ниндзя в позе атакующего скорпиона.
Тут мне показалось, что Сато достаточно занят, и я убрал свое бесполезное оружие, бросившись вперед в позе нападающего.
Вряд ли Сато когда-нибудь играл в американский футбол. А следовательно, он не мог знать, какую опасность представляют девяносто килограммов живого веса, несущихся на тебя со скоростью пикирующего скиммера и ударяющие в поясницу выставленным вперед плечом. И вряд ли когда-нибудь узнает.
Сукин сын опять увернулся. Не спрашивайте меня как. Имея дело с Шо, я на его месте не заметил бы сзади и атакующего носорога, а мои габариты куда как более скромны.
Правда, увернулся он не слишком удачно, и вместо спины я угодил ему в бедро и рухнул на пол.
Но и Сато покачнулся, и, воспользовавшись столь ничтожным предоставленным ему шансом, Шо нанес ему удар в грудь, Сато качнулся сильнее, сделал шаг назад и очень удачно споткнулся о своевременно протянутые мною ноги. Ну что ж, мелькнуло у меня в голове, он упал, это уже большой успех.
Шо прыгнул на него сверху, и они сплелись в смертельных объятиях.
– Стре… – крикнул Шо, но я уже и без него знал, что мне делать. Сато на некоторое время был неподвижен. Скорее, следовало бы сказать «ограничен в движениях», но в любом случае было самое время его загарпунить. И тут вдруг мне на мгновение отчетливо представилось, что – с моим-то «везением»! – пневмопистолет во время драки слетел с моего пояса и сейчас рука нащупает лишь гладкую ткань ремня и абсолютную пустоту.
– …ляй! – закончил Шо, и оружие уже скользнуло мне в руку.
И все же чертов ублюдок едва от нас не ушел.
В тот момент, когда мой указательный палец судорожно вдавливал спусковой крючок, Сато, изогнувшись так, что ему могла бы позавидовать любая из летающих змей Капура, ухитрился стряхнуть с себя Шо, отлетевшего в сторону с криком боли.
«Гарпун» уже летел к цели, когда навстречу ему скользнула рука Сато. К моему крайнему удивлению (наступившему много позже, так как в тот момент я ничего осмыслить не успел), Сато не попытался перехватить дротик, что он с успехом демонстрировал минутой раньше, а собирался нанести удар вашему покорному слуге. Должно быть, ярость и обида на то, что его смогли свалить с ног спевшиеся ронин и гайджин, была настолько велика, что пересилила доводы рассудка и оставила в голове только желание убивать.
А удар был смертельным. Я знал технику таких ударов и неоднократно видел их в действии. Да что говорить, однажды я сам использовал его на практике. Кулак, выброшенный в лицо, сплющивает нос, ломает кости черепа и направляет осколки так, что они впиявливаются в мозг противника, не оставляя ему ни малейшего шанса выжить. Уклониться я уже не успевал. Я не мог даже зажмуриться, словно в режиме замедленной съемки созерцая надвигающуюся на меня смерть.
Когда кулаку оставались считанные сантиметры до цели, он исчез. Вместе с рукой и телом, к которым принадлежал. Телепорт, как всегда, сработал чертовски вовремя.
Тяжесть в ногах прошла, и я сумел приподняться, чтобы посмотреть, как дела у Шо. Он вставал так же медленно и осторожно, как и я, словно тела наши стали сравнимы по хрупкости с хрусталем. Двое калек, подумал я.
На лице Шо застыла гримаса боли, но он все же заставил себя улыбнуться.
– В… в следующий раз… позови… кого-нибудь другого…
Старая хохма.
– Кто такой «ронин»? – спросил я.
– И это тебя сейчас интересует?
– Уж такой я есть.
– Ронин – это самурай, в силу каких-то причин оставшийся без князя, а следовательно, обесчещенный и лишенный настоящей цели в жизни, – объяснил Шо. – С точки зрения кодекса, бешеный пес.

Место действия: Сумеречная Зона, Штаб-квартира Гвардии.
Точное местонахождение неизвестно
Время действия: десятый день Кризиса

Да здравствуют ронины! Да здравствуют гайджины! К черту ниндзя, якудзу и прочую нечисть!
Сато арестован и благополучно доставлен в Штаб-квартиру для допроса.
Четверых ребят удалось спасти, и даже Семе вырастили искусственный глаз, но Карл Лихтенберг погиб. Удар Сато пришелся ему в голову и причинил мозгу необратимые повреждения, справиться с которыми не в силах даже сегодняшняя медицина. Он умер еще до прибытия в госпиталь, и все попытки реаниматоров вернуть его к жизни успеха не возымели.
Рядовой Такаги провел в клинике четыре с половиной часа, где ему срастили раздробленные ребра и вставили на место позвонки. Ваш покорный слуга отделался ноющей болью в плече и пояснице, которую не счел достаточно существенной и решил проигнорировать.
Сато в настоящее время находится в Сумеречной Зоне и испытывает на себе методику первичного допроса. Заставить отвечать на вопросы человека, в совершенстве владеющего техникой «дхармы», не так-то просто. К нему подключили добрую сотню медицинских аппаратов, контролирующих состояние организма, в том числе искусственное сердце, на котором настоял Шо, а непосредственно в легкие были введены шланги аппарата принудительного дыхания. Проклятые ниндзя вытворяют со своими телами черт знает что, дьявол бы их всех за это побрал.
Первичным допросом руководил лично капитан Блейн. Попытки добиться ответов при помощи сыворотки правды результатов не дали: тело ниндзя вырабатывало какие-то антитела, успешно противостоящие пентоталу и суперскополамину. Пытки, крайний метод, используемый для ломки самых крепких орешков, применять к оябуну было пустой тратой времени. Ниндзя свободно контролируют свои болевые центры. Провозившись с Сато больше двух часов, Блейн послал за мной.
Суровый парень в сером комбинезоне техника встретил меня у входа в Сумеречную Зону и провел в нужную комнату, не проронив по дороге ни слова.
Сумеречная Зона была секретом внутри секрета, и никто не должен был, да и не хотел знать всего, что происходило на ее закрытой территории.
Сато лежал на некоем подобии операционного стола, опутанный медицинскими проводами и отводами, призванными сохранять человеческую жизнь любой ценой, в нашем случае – вопреки желанию самого человека. Сейчас он был без сознания.
Блейн сделал знак, и двое техников вышли, оставив нас наедине.
– Ну, сержант, – устало вздохнул он. – Ты эту кашу заварил, ты и скажи, как ее расхлебывать. Глубокое ментоскопирование и доскональные допросы шестой степени?
Я покачал головой.
– Слишком долго и принесет массу бесполезной информации, которую придется отфильтровывать. Времени у нас мало.
– У нас его вообще нет. О чем только думал Полковник, когда санкционировал твою операцию?
– О том, что рано или поздно это должно было произойти.
– Ты начал войну, сержант. По-твоему, как быстро они приступят к ответным действиям?
– Очень быстро.
– Вот именно. Скольких вы убили сегодня?
– Троих наверняка. Под вопросом еще двое.
– И захватили одного из их заправил. Этого они нам не простят.
В госпитале, во время планового обследования после боевой операции, в коридоре по пути сюда, в столовой, где я наскоро перекусывал, я встретил множество знакомых парней, и все они, конечно, уже были в курсе последних событий. Все здоровались со мной, спрашивали, как дела, травили бородатые анекдоты и тщательно замалчивали поднятую капитаном тему. Никто просто не хотел об этом думать. Никто не хотел в это верить. У Гвардии и без открытой конфронтации с криминальным миром хватало проблем.
– Может, и не простят, – сказал я. – Но нужно ли нам их прощение?
– Ты хоть понимаешь, во что нас втянул? – он не пытался давить на меня, ругаться и спорить, так как знал, что переиграть уже ничего нельзя. По-моему, он просто хотел выяснить степень моего помешательства.
А возможно, кабинетный ученый Блейн не был готов к меняющемуся миру и действительно спрашивал у меня совета.
– Я втянул нас в то, чем давно следовало бы заняться, – ответил я. – Мы были снисходительными слишком долго.
– Совет это не одобрит.
У меня на сей счет было собственное мнение, но я не собирался раскрывать его Блейну по целому ряду причин. И одной изних был тот самый недостаток времени, на который он упирал. А он тем временем продолжал:
– Организованная в одну систему якудза все же лучше хаоса мелких бандитских разборок. К тому же слишком многие взяли на лапу. А если нас не поддержит Лига, то не поддержат и ВКС, а на местах придется работать с каждым планетарным правительством отдельно, убеждать оказывать нам помощь каждого занюханного полицейского в каждом занюханном участке, каждого вшивого муниципала и ополченца. А знаешь что? Далеко не всем твоя идея придется по вкусу.
– Свернуть мы уже не можем.
– Тут ты прав. Скажи, сколько у якудзы человек?
– Бойцов? Или действительных членов? Или просто заинтересованных в ней людей?
– Всех вместе.
– Миллионы. Или миллиарды, как посчитать. Но не меньше людей заинтересованы в том, чтобы якудзы не было.
– И как ты собираешься с ними бороться силами десятитысячного корпуса Гвардии?
– Когда-то давно, еще на Старой Земле в докосмическую эру, жил великий полководец, которого звали Суворовым, – сказал я. – Он был известен тем, что вечно колошматил численно превосходящие его армии противника, делясь при этом плодами своей мудрости. Применительно к нашему случаю он уподобился бы произнести фразу: «Бери не числом, а умением».
– «Пуля – дура, штык – молодец», – продемонстрировал свою подкованность Блейн. – Чушь собачья, эти средневековые фразы нам ничем не помогут. Что же ты такого особого умеешь, сержант?
– Условия могут измениться, а мудрость непреложна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68