До последнего года никто и не думал, что поселенцам удалось выжить. Связи с ними не было четыреста пятьдесят лет, за это время они успели скатиться в Средневековье, а потом вернуться до уровня космических перелетов. Сейчас их там полтора миллиарда человек, и они обладают собственным военным флотом.
– Большим?
– Сорок пять кораблей, наподобие легких маневренных крейсеров. Не составит проблемы для мобильного соединения ВКС, но Совету не хочется до этого доводить. Хотя к такой развязке, похоже, все и идет.
– С чего бы космофлоту на них нападать?
– Наоборот, это они собираются напасть на космофлот.
– Неужели аборигены до такой степени выродились? – Это же все равно, что с каменным топором нападать на облаченного в боевой скафандр десантника.
– Выродились не выродились, но настолько отстали от жизни, что даже не в состоянии представить себе истинных размеров Лиги. Они продолжают считать, что все планеты подобны их собственной. И намереваются завоевать себе еще парочку. Суть проблемы в том, что ближайшая к ним планета – Гектор, а его полезные ископаемые….
– Очень важны для Лиги, и она не собирается терять их источник, – говорю я. Всем известно, как Лига блюдет свои торговые интересы. – Почему ВКС еще не на орбите Тайгера, готовые к бомбардировкам?
– Потому что Президент считает, что время радикальных решений прошло.
– И обратился к нам?
– Совет хочет, чтобы мы попробовали уладить кризис другим путем. Отдать приказ ВКС никогда не поздно. Дела обстоят так: сейчас на Тайгере вроде бы демократия и к руководству пришла партия войны, считающая, что сможет достаточно расширить свои владения и вывести из затишья собственную экономику благодаря захвату нескольких планет. Война – их единственный шанс удержаться у власти. Заводы стоят, почва оскудела, минералов не было и в помине, армия с каждым днем становится все менее боеспособной. А левое крыло парламента вроде бы стоит за мир, и наши эксперты считают, что если сейчас ликвидировать лидера правых и еще двоих из партийной верхушки, состоятся перевыборы, с семидесятипроцентной вероятностью позволяющие левым прийти к власти. Даже если номер с выборами и не пройдет, мы сможем оттянуть войну на неопределенный срок.
– Все войны вытекают из экономики, – подытоживаю я. – Насколько я понимаю, в нашу задачу входит ликвидация правого лидера. Как мы это провернем?
– Мы как раз ведем с ним переговоры. Прямой связи как таковой у них нет, но нам удалось установить кое-какую аппаратуру, так что теперь мы можем видеть их на экране и отправлять им голограмму посла. По своей натуре лидер партии войны просто параноик, у него мания преследования в чистом виде. Никогда не является на переговоры, пусть даже и с голограммой, без сотни охранников в боевой броне. Конечно, до нас им далеко, но попытка устранить парня открыто слишком опасна и обернется большими потерями с обеих сторон.
– И где выход?
– Выход прост, как и все гениальное. Они ничего не знают о Гвардии, соответственно, и о ее возможностях тоже. Сегодня я, как обычно, отправляюсь на переговоры в виде голограммы, а потом, после того как я произнесу кодовую фразу, голограмма будет заменена мной самим, в оригинале, так сказать. Поскольку даже голограммы для них в новинку, они не заметят никакой разницы, а я смогу преодолеть неизбежный период дезориентации и положу всех троих. Наши психологи говорят, что с точки зрения произведенного эффекта казнь будет иметь устрашающий вид. Эффектно и эффективно, не так ли? Заодно продемонстрируем им наши технологии. Даже если перевыборов и не будет, это заставит их крепко задуматься, стоит ли с нами связываться вообще.
– Эффектно, да, – говорю я. – Но об эффективности можно поспорить. Не легче ли послать туда троих парней…
– …которые будут стоять и пялиться по сторонам, борясь с постпрыжковым состоянием, изображая из себя отменные мишени?
– Я не уверен.
– В чем?
– Ты слишком долго будешь находиться в прямом контакте с противником, что в таких случаях крайне нежелательно. Тактика подобных операций проста. Выстрел, и быстро ушел.
– Я и уйду сразу после выстрела.
– А сколько ты там будешь находиться до него? Каково твое время после нырка?
– Три и пять десятых секунды.
– И кто поставил тебя на такое задание? Это больше смахивает на попытку убийства.
– Я вызвался добровольцем.
– Класс, – говорю я. Вот теперь я готов согласиться с Морганом, Вселенная действительно полна идиотов. – Кто санкционировал акцию?
– Я, – сообщает знакомый голос капитана Харди. Проклятие, и как я раньше его не заметил? – И я не нахожу ваши возражения достаточно весомыми, чтобы откладывать операцию. У вас двадцать минут, солдаты. Готовьте оборудование.
– Но я…
– Вы, сержант, – презрительно говорит Харди, испепеляя меня взглядом, – повсюду таская с собой журналистов, видно, поднабрались от них дурацких привычек совать свой нос, куда не следует.
– Операция подвергнет жизнь агента неоправданному риску, – возражаю я. – Жак ведь даже не ликвидатор.
– Он вызвался добровольно, вы же слышали. А что касается риска, так вся наша работа состоит из него.
– Есть риск и есть риск. В данном случае…
– Прекрати, Макс, – взрывается Жак. – Когда речь идет о том, чтобы ТЕБЕ влезть в очередную мясорубку, ты никого не слушаешь и прешься напролом. Если же это должен сделать кто-то другой, ты превращаешься в занудную старую деву.
– Я все же считаю… – Черт побери, да Жак оперативник-то без году неделя.
– Хватит, – говорит Харди. – Время постпрыжковой дезориентации не позволит трем гвардейцам начать стрельбу сразу после перемещения, и за это время их могут убить. Я сейчас рискую одним человеком, а если выберу ваш вариант – подставлю под огонь троих!
– Вы можете послать Рейдена, если возникла такая уж необходимость. Его период адаптации равен нулю. Рейден уйдет оттуда прежде, чем они сосчитают трупы.
– Я не могу послать Рейдена! – орет Харди. – Потому что Рейден один, и я не могу затыкать им каждую дыру в оперативном плане. Рейден тоже не вечен, прах побери, рано или поздно нам надо будет научиться обходиться без него!
Будучи человеком объективным (по крайней мере, так мне хочется думать), я не могу не признать, что кое в чем Харди прав. Скажем, насчет того, что Рейден не вечен, я мог бы и поспорить. Пока не было никаких намеков на то, что он собирается покинуть Гвардию в частности и этот мир в целом. Но в том, что надо уметь обходиться и без Рейдена, Харди был прав. Только способ обучения он выбрал не самый разумный.
– Сэр, я уверен, что существуют и другие варианты…
– Не забывайтесь, сержант. Вы противоречите старшим по знанию.
– Инициатива в Гвардии ненаказуема, капитан.
– Порядки у нас стали слишком либеральны, – говорит он с чувством. – Соболевский, вы любимец прессы и по какой-то неизвестной причине нравитесь Полковнику. Но я хочу вас предостеречь. Вы ходите у самой черты, и когда вы ее перейдете, а вы перейдете ее обязательно, я буду рядом, и даже Полковник не сможет вас спасти. Мне жаль только, что я не могу посадить вас под арест прямо сейчас.
– Так точно, сэр. – Наш диалог начинает напоминать перепалку между майором ВКС и профессором с птичьей фамилией, имевшую место на Таурисе. – В свою очередь, хочу предостеречь вас, сэр, что независимо от того, чем закончится операция, я подам рапорт на имя Полковника, в котором изложу свою точку зрения.
– Подавайте, – рычит он. – Бумага все стерпит. Вы свободны, сержант.
– Порядки у нас стали слишком либеральны, – говорю я. – Так что я предпочел бы остаться.
– Как угодно! – Желваки ходят по его скулам, лицо наливается багрянцем ярости. – За работу все!
Жак усаживается в кресло перед голоэкраном, очевидно, тем самым, что будет показывать индивидуумов с противоположной стороны. Техники возятся с оборудованием прямой связи. Харди яростно взирает на происходящее, бросая не самые дружелюбные взгляды в мою сторону.
Мисс Шаффер приближается ко мне:
– Тебе не кажется, что ты чересчур прямолинеен, Макс?
– Увы.
– Режешь правду-матку в глаза. Или то, что принимаешь за правду-матку.
– И ты, Брут?
– Нет, я серьезно. Я почти все слышала. Неужели это все настолько опасно?
– Еще как, – говорю я.
– А капитан действительно не может вышвырнуть отсюда нас обоих? Судя по виду, он только об этом и мечтает.
– Не может, – уверяю я. – Я сержант, старший оперативник и имею право находиться в ситуационном центре для дополнительного контроля.
– А я?
– На обострение с прессой Полковник ему пойти не позволит. Второй Кризис еще слишком памятен.
Видно, что она хочет еще что-то спросить, но умолкает, так как экран головизора становится матовым, а потом оживает, показывая помещение для переговоров.
Никакого намека на привычный круглый стол. Квадратная комната, той же формы стол. По одну его сторону расположились в ряд восемь сердитых личностей. В центре, с длинной черной бородой и в расшитом черном халате, сидит, как я думаю, сам лидер. Противоположная сторона стола пустует. Там стоит только одно кресло, предназначенное для Жака. Конечно, Жак мог бы обойтись и без кресла, если бы речь шла только о переговорах, но фигура сидящего человека, зависшая в полуметре над полом, кого угодно может выбить из равновесия при долгом процессе обсуждения взаимных уступок.
Только никаких уступок больше не будет.
Кто-то из техников лазерной указкой помечает предстоящие мишени. Лидера я угадал точно, а два других представителя партийной верхушки сидят по разным концам стола. Не самый удачный расклад для скоростной стрельбы.
Слухи о мании преследования подтверждаются: по всем четырем стенам комнаты расставлены охранники в боевой броне. Конечно, ей далеко до костюмов ВКС или наших собственных скафандров, но вид у телохранителей угрожающий. Ударом в лоб тут ничего не добиться – дула всех орудий направлены на пустующее кресло.
Мне очень не нравится то, что я вижу.
– Поехали, – говорит Жак, закидывая ногу на ногу, и его голограмма появляется в кресле. Мы можем наблюдать Жака и вживую, и на экране головизора. – Добрый день, господа.
– Добрый, – нестройно здороваются угрюмые индивидуумы.
Один из охранников позади Жака покидает строй, отделяется от стены и пытается ударить агента прикладом в затылок. Пластмасса легко проходит сквозь голову голограммы, не встречая никаких препятствий, кроме сопротивления воздуха.
– Извините за небольшую предосторожность, – говорит лидер. Он вполне удовлетворен. – Ваша техника все еще ставит нас в тупик.
– Они проделывают этот фокус каждый раз, – сообщает мне внезапно объявившийся рядом Санька. – И каждый раз извиняются.
Могли бы и просто руку пожать.
– Жак постоянно ведет с ними переговоры?
А если они этот, как он выразился, фокус, проделают еще раз чуть позже?
– Постоянно, – отвечает Санька. – Они уже привыкли к нему. Пошли мы сейчас вместо него ликвидатора, они бы заподозрили подвох.
– Надо было приучать к кому-нибудь другому, – ворчу я. Колосков разводит руками, дескать, кабы знать…
– Изначально мы были просто передаточным звеном в переговорах, экономя Лиге на зарплате посла и стоимости его охраны. Если бы акция сразу планировалась как боевая, расклад был бы совсем другой.
– Господа, – говорит Жак. – Мы встречаемся с вами уже не впервые, и я который раз хочу вас заверить, что Лига будет крайне рада вступлению в нее нового члена.
Не то он говорит. Эти местные князьки, прикрывающиеся принципами демократии, понимают только один язык – язык силы. Если бы переговоры не были ширмой, они бы все равно ни к чему не привели.
С другой стороны, если бы переговоры не были ширмой, их вел бы не студент-недоучка с Авалона, а толпа квалифицированных дипломатов.
– Совет Лиги, ее руководящий орган, не хочет войны. Вы долго были отрезаны от центра основной цивилизации и не можете знать, сколько кровопролитий произошло за минувшие века. Мы не хотим их повторения. К тому же должен предупредить, что война, если она все-таки случится, для вас будет более жестокой, чем для нас. За Лигой стоят двадцать шесть действительных членов и шестьдесят три планеты Пограничных Миров. Эскадра ВКС легко может вторгнуться в ваше локальное пространство и уничтожить весь ваш флот.
– Это разговоры. Если вы действительно обладаете теми возможностями, о которых говорите, что же удерживает вас от решительных действий? – Прекрасный образец мысли тайгер-транца. Не сомневаюсь, что он так бы и поступил. И еще поступит.
– То, что мы в состоянии это сделать, – говорит Жак, – еще не означает, что мы этого хотим. Война контрпродуктивна, она не в наших и не в ваших интересах. Торговля движет нашими мирами. Давайте поговорим как разумные люди.
Последняя фраза была сигналом. Техники нажимают на кнопки своих механизмов, и кресло Жака пустеет. А картинка на экране остается прежней.
Он уже там.
Надо сказать, совмещение человека и голограммы осуществлено идеально, процесс перемещения проходит без сучка и задоринки. Оппоненты не должны заметить разницы. Не должны…
Я ловлю себя на том, что шепчу эти слова, как молитву.
– Нам есть что обсудить в области сотрудничества, – продолжает Жак. Слишком долго. Ему давно уже пора переходить от слов к делам. – Некоторые добываемые на вашей планете минералы представляют большой интерес для Лиги, Гильдия Торговцев заинтересована в произведениях искусства…
Лидер планеты поднимает руку. То ли хочет прервать речь Жака, то ли подать сигнал телохранителям…
– Стреляй, – говорит Санька в микрофон.
– Выводите его! – ору я.
Жак скрещивает руки на груди. Я знаю этот трюк, сейчас в них появятся пистолеты, вытащенные из широких рукавов официальной одежды. Вот уж не знал, что Жак способен стрелять по-македонски.
Трюк требует слишком много времени, и ля Фон не успевает довести его до конца.
Охранникам дипломатов времени не надо. Их оружие уже наведено на цель, и достаточно только надавить на курок.
Трое из них так и поступают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68