И наконец, из пары сотен нечесаных, немытых юнцов, выкрикивающих время от времени какие-то невнятные требования, не более двух десятков являются действительно коренными оманцами.
Выводы сделаны, указания сформулированы, офицеры в штатском, имеющие контакты на местах, в районе арабского Средиземноморья, незамедлительно приступили к работе, используя, как говорится, весь джентльменский набор — подкупы, угрозы, взятки и шантаж.
— Азиз, желаешь жить как султан? Сколько тебе надо для полного счастья? Не робей!.. Сколько? Кто в твоем малюсеньком Омане всю эту кашу заварил? Ну-ка, пошевели извилинами!.. Оманцев в посольстве раз-два и обчелся, в основном там — дебилы и тупари. Соображай быстрее, Азиз, а не то...
— Считаю до шести, Ахмет!.. Шесть секунд на размышления. На седьмой, если не расколешься, лишишься правой кисти. Но этого мало! Тебе, известному ворюге, придется сидеть в тюряге вечно, а коли назовешь зачинщиков, выпустим сию минуту. Словом, начинаю обратный отсчет! Шесть, пять, четыре, три два, один... Молчишь? Ну, пеняй на себя...
И льется кровь... Море крови, а информации — ни капли. Ноль. Но главное — не унывать, ибо кто ищет — тот всегда находит, а за терпение рано или поздно воздается!
Древний муэдзин, праведник, каких мало, чья речь, память и весь облик — кожа да кости! — производили впечатление непрочности, какой-то зыбкости — дунь ветерок с Ормузского пролива, и рассыплется в прах! — неожиданно прошелестел:
— Не ищите там, где вас ждут. Ищите совсем в другом месте...
— Совсем в другом? В каком другом, где?
— Где первопричина для досады не в бедности кроется, не в запустении...
— Высокочтимый муэдзин, пожалуйста, разъясните смысл сказанного вами. Где же все-таки следует искать, куда нужно наведаться прежде всего?
— Туда, куда Аллах, да смилуется Он над нами, ниспосылает поддержку в этом мире, хотя, возможно, в будущем Его благословение и благодать...
— Высокочтимый муэдзин, прошу вас, объясните простыми словами, что вы хотите сказать.
— На это нет позволения Аллаха, да смилуется Он над нами. Если с верующим случится нечто радостное, он благодарит Аллаха, а если с ним случается какое-то несчастье, он терпит, и это тоже благо для него. Аллах не принимает ничью сторону. Да будет так!
— Но вы, высокочтимый муэдзин, посоветовали искать в другом месте, надо думать, не без причины...
— Аллах вразумил меня, ибо сказать слово правды в лицо несправедливому властелину — подвижничество достойнее всего.
— А это как понимать? Совсем непонятно.
— Отчего же? Я слышу в мечети голоса, мои старческие уши сподобились их услышать, хотя я мало что слышу и не услышал бы ничего, не будь на то воля Аллаха!
— То, что вы услышали, мудрейший муэдзин, не так уж и мало, но наверняка вы должны были услышать что-то еще.
— Голоса говорят шепотком о тех, кому польза от кровопролития...
— Ну вот, видите! И кто же эти люди, кому польза от кровопролития?
— Об этом голоса не упоминают. А все только «они», да «они»... Ни имен, ни занимаемых должностей не называли, йа саийед .
— А не обронили ли они в разговоре названия каких-либо сект? Может, упоминали, скажем, шиитов, суннитов? А про русских не говорили? Может, про Саудовскую Аравию упоминали?
— Нет, йа саийед ... Ничего такого не говорили. Все «они» да «они».
— Ну хорошо, а вы не сумеете опознать тех, кто упоминает в разговоре про этих «они»?
— Да ведь я почти слепой, йа сачйед, да и освещение в мечети скудное! Не запомнил я никого и не узнаю, ибо возносящих хвалу Аллаху в мечети всегда много, а тех, кто шепчется по углам, невозможно различить. То, что услышал, вам пересказал, ибо такова воля Аллаха, но...
— Тогда скажите, почтеннейший муэдзин, почему людей убивают? Такова воля Аллаха?
— В Коране говорится, что горячность, темпераментность юности находит оправдание, если разобраться в чувствах молодых...
— Ладно, не будем! В мечети вам покажут двоих мужчин среди молящихся, вы сделаете им знак, как только услышите что-либо...
— Не получится, йа саийед . В Мекку отправляюсь я, возвращусь через месяц. Следует достойно завершить земное странствие, прежде чем попаду домой, к Аллаху. Не правда ли? Помолюсь за вас, ибо и вы — часть моего путешествия. Такова воля...
— А-а-а, да черт с ним!
— Это с вами демон, йа саийед , а не с Ним. И не с нами...
Глава 2
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
Среда, 11 августа, 11.50
Полуденное солнце палило нещадно. Томительная жара и горячий воздух угнетали. Ошалевшие пешеходы на раскаленных тротуарах безучастно ожидали, когда переключатся светофоры. И хотя в основном это были правительственные госслужащие, или, как принято теперь говорить, слуги народа, по каким-то причинам отважившиеся выйти из офисов и машин с кондиционерами и теперь направлявшиеся в правительственные учреждения, служить они явно не торопились, а если точнее — были не в силах, ибо адское пекло отбивало всякую охоту трудиться и вообще вести активный образ жизни.
На пересечении Двадцать третьей улицы и Вирджиния-авеню случилось дорожно-транспортное происшествие. Если говорить о повреждениях либо ущербе, серьезным его назвать было нельзя, но по части вызванных эмоций оказалось весьма значительным. Дело в том, что такси «поцеловало» правительственную машину, выехавшую из подземного гаража Госдепа.
Оба водителя, охваченные праведным гневом, стояли возле своих машин и, обвиняя друг друга в нарушении правил вождения, психовали, опасаясь разноса своего начальства. Солнце между тем свирепствовало, а они не двигались с места — ждали полицию, которую вызвал проходивший мимо госслужащий.
Не прошло и пяти минут, как образовалась пробка. Сигналили машины, кое-кто, рискнув опустить стекло, надсаживал глотку. Какофония достигла апогея, когда пассажир такси, сидевший на заднем сиденье, распахнул дверцу и вылез из машины. Это был высокий худощавый мужчина чуть за сорок. В помятых брюках цвета хаки, тяжелых ботинках из кожзаменителя и не первой свежести куртке-сафари с короткими рукавами он выглядел белой вороной в окружении летних костюмов, пестрых платьев и атташе-кейсов из натуральной кожи. Мужчина производил впечатление отнюдь не столичного жителя, а скорее проводника по крутым горным тропам. Правда, его наружность и повадки никак не вязались с одеянием — чисто выбритый, с отточенными чертами лица, голубоглазый, он поглядывал по сторонам, оценивая ситуацию, и наконец принял решение.
— Я ухожу, — сказал мужчина, положив ладонь на плечо таксиста, продолжавшего с пеной у рта доказывать свою правоту.
Таксист обернулся. Пассажир протянул два двадцатидолларовых банкнота.
— Как же так, мистер?! Вы же все видели! Этот сукин сын вылетел из гаража и даже не посигналил.
— Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я ничего не видел и не слышал до тех пор, пока вы не чмокнули друг друга.
Таксист присвистнул.
— Вот это номер! Он, видите ли, ничего не видел и не слышал... Полиции испугался... Ну и ну! Понятно, — процедил он сквозь зубы спустя секунду. — Кому охота вмешиваться.
— Я уже вмешался, — отозвался пассажир бесстрастным тоном. Достав из бумажника третий двадцатидолларовый банкнот, сунул его в верхний карман тужурки таксиста и тихо добавил: — Но не здесь и не сейчас.
Лавируя в толпе зевак, странного вида пешеход торопливо зашагал вдоль квартала, в направлении Третьей улицы, а если точнее — к подъезду Государственного департамента США с внушительными стеклянными дверями.
* * *
В специальном помещении подземного комплекса оперативной службы внешнеполитического ведомства не прекращалась напряженная работа. За металлической дверью с табличкой «Огайо-4-0», что означало «Оман. Совершенно секретно», беспрерывно работали компьютеры, издававшие характерные звуки и время от времени возвещавшие резким попискиванием о том, что из центрального банка данных получена новая информация. Ловкие сотрудники, получая распечатки, давали оценку поступившим сведениям.
В этом довольно большом помещении, кроме входной двери, была еще одна, тоже металлическая, но она вела не в коридор, а в служебный кабинет ответственного чиновника, возглавлявшего группу «Огайо-4-0».
На расстоянии вытянутой руки от него находился пульт связи со всеми силовыми и информационными структурами Вашингтона. В данный момент этот человек спал прямо за рабочим столом, подложив под рано поседевшую голову переплетенные кисти рук.
Звали его Фрэнк Свонн. Он был средних лет и занимал пост заместителя директора Отдела консульских операций, мало кому известного подразделения Госдепа.
Вот уже более недели Свонн не имел возможности отдохнуть как следует. Спал урывками — как сейчас.
Резкий зуммер на пульте заставил его машинально вскинуть правую руку. Утопив клавишу, засветившуюся красным цветом, Фрэнк Свонн схватил телефонную трубку:
— Слушаю... — Помотав головой, он проглотил ком в горле. Звонила его секретарша, находившаяся пятью этажами выше. — Кто? Конгрессмен, говоришь?.. Член палаты представителей, стало быть... Только его мне сейчас и не хватает! Откуда он узнал мои координаты? Ладно, ладно, не тарахти... Слушай, пощади меня, скажи ему, будто я на совещании у Господа Бога. Нет, постой! Будет круче, если дашь ему понять, что меня вызвал для консультации госсекретарь.
— Я его приготовила к такому варианту, поэтому и звоню из вашего кабинета. Сказала ему, что только таким образом могу связаться с вами.
Фрэнк Свонн вскинул бровь:
— Ну, ты круче меня, Айви! В Древнем Риме точно состояла бы в личной охране претора, только устала бы ходить взад-вперед. Ближе телефона не нашла?
— На нечто подобное и конгрессмен намекал! Фрэнк, он сказал, что ему необходимо переговорить с вами по вопросу, касающемуся ваших прямых обязанностей.
— Здравствуйте вам! О моих обязанностях никому ничего не известно, так что проехали...
— Фрэнк, он еще сказал кое-что такое, что я вынуждена была написать на листочке, потому как это абракадабра и я ничего не поняла.
— Ну, выкладывай!
— Сейчас прочитаю. Тут у меня фонетика сплошная. Ма эфхам заим . Это вам о чем-нибудь говорит?
Свонн перевел дыхание и, вытянув губы трубочкой, набрал в грудь воздуха. Ничего себе заявочка! Вот какие ныне конгрессмены пошли... Ну-ну!..
— Айви, отправь его сюда, вниз, да под конвоем непременно! Сечешь?
— А то!
Спустя минут семь сержант морской пехоты распахнул дверь в кабинет Свонна, пропуская вперед посетителя. Входя, тот успел кивком поблагодарить охранника, закрывавшего дверь.
Свонн не без опасения поднялся из-за стола. Внешний вид визитера совершенно не соответствовал имиджу члена палаты представителей. А он на своем веку как-никак их повидал немало! Нет, это же надо! Какая-то охотничья куртка, вся в жирных пятнах, брюки мятые, грязные. Не конгрессмен, а турист какой-то! Будто пару месяцев только и делал, что кашеварил у костра. Заявиться в таком виде, да еще и в сапожищах! Если это розыгрыш, то явно неуместный.
— Конгрессмен? — произнес он с вопросительной интонацией, протягивая руку.
— Эван Кендрик, мистер Свонн, — ответил гость, обмениваясь рукопожатием. — Я первый срок в палате, от девятого округа штата Колорадо.
— Ну конечно, девятый от Колорадо... — протянул Свонн. — Прошу прощения, я-то подумал было...
— Извиняться должен я, — прервал его Кендрик, — за свой непрезентабельный вид. На лбу-то у меня не написано, кто я и что я, мистер...
— Позвольте заметить, конгрессмен, — не дал ему договорить Свонн, — у меня тоже не написано, однако вы проявили определенную осведомленность, как это ни странно...
— Понял! К вашему сведению, мистер Свонн, впервые избранные конгрессмены наследуют весьма осведомленную канцелярию, — заметил Кендрик многозначительно. — Моя секретарша, к примеру, в курсе, с кем можно обсудить круг вопросов, входящих в компетенцию госдеповского оперативника и...
— Мистер Кендрик, — оборвал его Свонн, — думается, не совсем корректно употреблять здесь это расхожее словечко, поскольку...
— Уроки, которые я брал у самой жизни, позволяют мне употреблять это слово именно в таком укороченном варианте. Во всяком случае, мне нужен не просто сотрудник Госдепа, занимающийся рутинной текучкой Ближнего и Среднего востока, а, скажем, специалист по юго-западному региону Востока, владеющий свободно литературным арабским и десятком диалектов, а это не кто иной, как вы, мистер Свонн. И вот я беседую с вами.
— Однако! Полагаю, вам пришлось потрудиться...
— Вам тоже, — отозвался Кендрик, покосившись на стопку распечаток на столе у оперативника. — Но так или иначе, вы ведь поняли, что я не просто так, а то бы меня здесь не было.
— Тут вы правы, — согласился Свонн. — А что, вы действительно в состоянии оказать нам помощь?
— Этого я не знаю. Должен был предложить ее, вот и все!
— Ничего себе ответ! Тогда почему должны?
— Разрешите присесть?
— Да, пожалуйста! — Свонн жестом предложил Кендрику сесть в кресло у журнального столика, сам вернулся на свое место за рабочим столом. — Извините, что сразу не предложил, просто я вымотан предельно. Итак, конгрессмен, какие побуждения вынудили вас явиться сюда? Времени для пустопорожних разговоров у нас нет, дорога каждая минута. Не имею ни малейшего представления, насколько важно то, что вы намерены предложить, но, если события в Омане для вас действительно дело первостепенной важности, тогда почему вы так долго к нам собирались?
— Я ничего не знал, вернее, был в полном неведении относительно захвата заложников в Маскате.
— В это трудно поверить! Неужели конгрессмен от девятого округа штата Колорадо проводил каникулы в бенедиктинском монастыре?
— Не совсем так...
— А как у вас обстоят дела с манией величия? Знаете арабский, что в общем-то редкость... Словом, проявить активность в момент, когда мы все стоим на ушах, пожалуй, нелишне, хотя бы ради мелкотравчатых политических амбиций, а?
Кендрик застыл. На лице не дрогнул ни один мускул, но глаза мгновенно поменяли цвет и стали стальными.
— Давайте без оскорбительных намеков, хорошо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101