У нас хватило соображения раздать войскам белые халаты. Мы лучше понимаем зиму, чем они. — Перечисляя, Ратарь загибал пальцы. — Но вспомните, ваше величество, — они учатся. Если мы не сможем нанести им тяжелый удар, пока они не пришли в себя, наша задача станет намного труднее.
Как он мечтал, чтобы конунг позволил ему руководить ункерлантской армией и не путался под ногами! Но с тем же успехом можно было мечтать о луне с неба — что Ратарь и сделал. Свеммель оставался у власти так долго не в последнюю очередь потому, что не давал слишком много власти никому из своих подданных. Ратарь, без сомнения, был вторым человеком в державе. Подчиненным он казался недостижимо могущественным и великим… но если конунг взмахнет рукой, через час в Ункерланте появится новый маршал. И это Ратарь понимал как никто другой.
— О, как жаждем мы нанести им удар, — прокурлыкал Свеммель хрипло и жадно. — Как жаждем видеть их войско разбитым и разгромленным! Желаем зреть мертвые тела альгарвейцев в снегу! Желаем вернуться к весне на старые наши границы!
— Едва ли нам удастся отбить все захваченные территории, если только противник не поможет нам в этом, — предупредил Ратарь.
Во дворце Свеммелю достаточно было махнуть рукой, чтобы воля его была исполнена. Поэтому конунг слишком часто полагал, что и весь остальной мир должен повиноваться его велениям. В тех частях Ункерланта, что оставались под его властью, армии инспекторов и печатников обеспечивали его могущество. Но солдат короля Мезенцио привести к повиновению было не так легко, как безответных крестьян. И Свеммелю лучше было б понять это вовремя.
— Тогда зачем нам войско, — капризно осведомился владыка, — если не в силах мы добиться от него наилучших результатов?
— Ваше величество, лучше не будет, — ответил Ратарь. — Если вы надеетесь добиться большего, чем в силах совершить люди и звери, вас ожидает разочарование.
— Нас всегда ждет разочарование. — Горько-сладкие песни жалости к себе находили в душе конунга горячий отклик. — Даже единоутробный брат наш предал нас. Но мы отмстили подлому Киоту. О, как мы отмстили!
Конунг Гунтрам, отец Свеммеля и Киота, не пережил унизительного разгрома в Шестилетней войне. Ни один из близнецов не собирался признавать, что появился на свет вторым, а законным наследником является его противник. Шестилетняя война дорого обошла ь Ункерланту, но по сравнению с последовавшей Войной конунгов-близнецов то была просто детская игра. Кончилось все тем, что победивший Свеммель сварил Киота живьем.
— Хорошо же, наш маршал, — промолвил конунг, возвращаясь отчасти к реальности. — Если полагаешь ты, что нам надлежит сражаться на альгарвейский манер, — сражайся. Мы дозволяем. Но если армии наши не добьются успеха, за неудачу будет спрошено с тебя.
Запахнувшись в мантию, он вылетел из кабинета.
Оставшись на миг в одиночестве, Ратарь позволил себе шумно вздохнуть с облегчением — и как раз вовремя, потому что в следующий момент в кабинет заглянул его адъютант. Суровая физиономия майора Меровека была встревожена — как и следовало ожидать после королевского визита.
— Продолжаем, майор, — ответил Ратарь на незаданный вопрос.
— Слава силам горним! — воскликнул Меровек и больше ничего не сказал: судя по обеспокоенному лицу, адъютант и так испугался, что сболтнул лишнего. Никто, кроме Ратаря, не мог его слышать, но сорвавшиеся с языка слова давали маршалу лишнюю толику власти над подчиненным. Так устроена была жизнь во дворце конунга.
— Его величество желает, чтобы мы продолжали атаковать альгарвейцев, — промолвил Ратарь. — И не он один, должен заметить. Мы спорили не о цели, а о средствах.
— И? — осторожно уточнил майор.
Он не хуже начальника знал, что порою Свеммель просто отдавал приказ и настаивал, чтобы его испольнили. За последние годы Ункерлант не раз страдал из-за этого.
— И нам приказано следовать предложенному плану, — ответил маршал.
Меровек подавил облегченный вздох, но не до конца: на физиономии его облегчение рисовалось предельно явственно.
— Из Куусамо нет новостей? — спросил Ратарь, готовый перевести беседу на любую тему, даже самую неприятную, лишь бы та не имела касательства к конунгу Свеммелю.
— Говорят, погибли двое князей, разрушено полстолицы, — ответил Меровек. — Интересно, сколько же кауниан пришлось рыжикам перерезать, чтобы такое провернуть? И слава силам горним, что это не Котбус под удар попал!
— Не зарекайся, — предупредил маршал, и адъютант с кислой миной кивнул. — Конечно, — продолжал Ратарь, — сражаясь с нами, альгарвейцы вынуждены опасаться наших солдат. А куусаманских солдат на континенте нет пока.
— Жаль, что нет, — мрачно заметил Меровек. — Теперь куусаманам дольше придется собираться, чтобы вступить в бой.
— Пожалуй, ты прав, — признал маршал, — но и сражаться они станут упорней. Теперь они на собственной шкуре ощутили, с кем воюют. Надеюсь, чародеи Мезенцио не решатся ударить тем же способом по Сетубалу. Вот это было бы скверно.
— Да, Лагоаш, по крайней мере, воюет всерьез, хотя и не на Дерлавае, а на Земле обитателей льдов, — согласился майор.
— И на море, — добавил маршал. Адьютант его пренебрежительно фыркнул. — Да, мы слишком мало внимания уделяем флоту, — настойчиво произнес Ратарь. — Мы слишком поздно спохватились, что можем потерять Глогау на крайнем севере, а где бы мы были без тамошнего порта? В глубокой дыре, вот где!
— Это правда, — признал Меровек неохотно, но искренне. — И все же победа или поражение — решается на суше.
— Мне кажется так, — отозвался Ратарь. — Если ты спросишь военачальников Мезенцио, они, скорей всего, тоже так думают. Но если задашь этот вопрос в Сибиу, Лагоаше или Куусамо, можешь услышать другой ответ.
— Иноземцы, — пробормотал Меровек еле слышно.
Ункерлант, крупнейшая держава Дерлавая, всегда до определенной степени был «мирком в себе», и многие его жители, подобно адъютанту Ратаря, недолюбливали пришельцев извне.
Но сейчас альгарвейцы ворвались в их мирок и деятельно рушили все вокруг себя — эффективно рушили, пугающе эффективно.
— Его величество надеется, что мы сможем разгромить противника до прихода весны, — промолвил маршал, желая выяснить, что думает об этом Меровек.
Но маршальский адъютант был придворным, политическим животным, в той же мере, что и солдатом. Что бы он ни думал о монарших надеждах, мнение свое он оставил при себе, заметив только:
— Надеюсь, что его величество окажутся правы.
Ратарь вздохнул. Он тоже надеялся, что Свеммель окажется прав, но не поставил бы на это и ломаной пуговицы.
— Что же, — промолвил он, вздохнув снова, — тогда нам придется постараться не обмануть его ожиданий.
— Так точно! — С этим майор Меровек мог согласиться без опаски, что и сделал весьма бурно.
— Но по порядку. — Ратарь принялся было расхаживать по кабинету, но тут же остановился: что ж это он — подражать конунгу вздумал? Запустить вновь эшелон мыслей ему удалось не сразу. — Мы должны оттеснить рыжиков как можно дальше от столицы — тогда им сложней будет обойтись с нами, как только что с Куусамо. Кроме того, мы должны удержать коридор на Глогау и отбить по возможности большую часть герцогства Грельц — это если мы не хотим голодать в будущем году, понятное дело.
— Совершенно верно, — поддержал Меровек, и, будучи немного придворным, добавил: — Чем большую часть Грельца мы вернем короне, тем больший позор нанесем Мезенцио и его марионеточному королю.
— Верно, — согласился Ратарь. — Альгарвейцы могли бы причинить нам больше горя, если бы назначили королем Грельца кого-то из местных дворян-предателей, а не королевского родича. Едва ли крестьяне захотят кланяться альгарвейцу, хоть тот и нацепил на башку золотой венец.
После Войны близнецов, после страшных лет царствования Свеммеля, маршал опасался, что крестьяне и горожане Ункерланта станут приветствовать альгарвейцев как освободителей. Некоторые так и поступали — но их, полагал маршал, было бы куда больше, если бы рыжики не показали с предельной ясностью, что пришли как завоеватели.
— Если враг совершает ошибки, нам стоит воспользоваться ими, — промолвил он. — Слишком мало было таких ошибок. Зато слишком часто ошибались мы.
Никто из придворных Свеммеля не осмелился бы заявить подобное. Меровек глянул на Ратаря с ужасом.
— Будьте осторожны, господин мой маршал, — предупредил он. — Если ваши слова дойдут до ушей конунга, он или обвинит вас во всех бедах, или решит, что вы обвинили его.
С точки зрения Ратаря, и то, и другое будет одинаково прискорбно. Коротко кивнув в знак признательности, он вернулся к себе в кабинет и снова глянул на карту. Контратака в Грельце уже разворачивалась полным ходом. Он присмотрелся к расположению своих частей. К северо-востоку от Котбуса тоже открывалась возможность для наступления, которое не позволит альгарвейцам перебросить достаточно сил на юг. Он снова кивнул, потом подозвал Меровека и принялся диктовать приказы.
Повышение — незначительное, но все же — догнало наконец Леудаста. Теперь он официально считался сержантом. А командовал ротой — иначе сказать, горсткой таких же, как он сам, ветеранов, разбавленной новобранцами, которых трудно было назвать зелеными, потому что неделя в окопах любого превращала в грязного разбойника.
Леудасту порой интересно становилось, многими ли ротами в войске конунга Свеммеля командуют сержанты. Должно быть, очень многими — или он чернозадый зувейзин. Но гораздо интересней ему было, когда же ему жалованье выдавать станут по новому чину. Ждать можно было долго.
Вспомнив о деньгах, он рассмеялся про себя. На что ему деньги на передовой — в кости играть, что ли? Потратить их не на что, потому как купить нечего. А об увольнении и мечтать нечего. В нынешние времена на фронт отправляли каждого, кто способен удержать в руках жезл.
Но впервые с начала войны против Альгарве ункерлантские войска наступали. Леудаст готов был вопить от радости всякий раз, когда с неба сыпался снег или стынущий на лету дождь, даже если непогоду приходилось пережидать в окопах. Он понимал, что маршал мороз сделал для победы над рыжиками едва ли не больше, чем маршал Ратарь.
Где-то неподалеку начали рваться ядра. Альгарвейцы, что окопались в деревне к северо-востоку от позиций, занятых ротой Леудаста, не собирались сдаваться без боя. Ядрометов у них хватало, упорных бойцов — тоже. Послышались крики раненых. Леудаст поцокал языком. Пускай альгарвейцы отступали — они продолжали брать с противника дань кровью.
Волоча ноги по сугробам, к Леудасту подошел капитан Хаварт. Начинал капитан с того, что командовал той ротой, что сейчас находилась под водительством сержанта. А сам он нынче вел в бой добрую бригаду. Его вообще не повышали в чине: он так и выполнял обязанности старшего офицера на капитанском жалованье.
И забывчив он стал как генерал.
— Привет, Магнульф, — бросил он походя.
— Магнульф погиб, — отозвался Леудаст.
Если бы он тогда высунулся из воронки вместо своего сержанта, разрыв снес бы ему полголовы. «Повезло, — мелькнуло у него в голове. — Просто повезло».
— Я Леудаст.
— Ну да, верно… — Хаварт содрал с головы ушанку и пару раз хлопнул себя по затылку. — А я, видно, Марвефа, фея весенней листвы!
— Ничуть не удивлюсь, сударь, — ехидно заметил Леудаст. — Очень похожи!
Хаварт заржал, покачнувшись на каблуках. Хороший он был командир и ошибался нечасто.
— Что теперь? — спросил Леудаст.
Хаварт указал вперед, на деревушку, откуда альгарвейцы продолжали метать ядра в сторону противника.
— Завтра утром мы вышвырнем их из Мидлума, — объявил он. — Предполагается, что атаку поддержат бегемоты, но наступать будем в любом случае.
— Так точно, сударь! — покорно отозвался Леудаст и, не выдержав, добавил: — Если бегемотов не будет, в сугробах на околице этого Мидлума немало наших ребят поляжет.
— Знаю, — с той же обреченностью произнес Хаварт. — Но приказ нам дан именно такой, и я его исполню. Даже погибнув, мы послужим державе.
— Хайль, — бросил Леудаст без всякой радости.
Обыкновенно Хаварт посмеялся бы вместе с ним и согласился б, но сейчас капитан покачал головой.
— Хочешь или нет, а это правда. В Грельце мы делаем все, чтобы оттеснить рыжиков, и наша атака здесь — мы не единственные завтра идем в бой — не позволит им перебросить туда подкрепления.
— Понял, сударь, — ответил Леудаст. — Как помру — буду знать, что погиб не напрасно.
— Ага, потому что я тебя кирпичом по башке тресну, — рассмеялся капитан Хаварт и хлопнул Леудаста по спине. — Готовь людей, сержант. Атакуем перед рассветом, с бегемотами или без.
— Так точно, капитан!
На бегемотов Леудаст не рассчитывал. В этом убеждал его весь ход войны. Бегемотов не хватало всегда; слишком мало их было для столь растянутого фронта. К штурму Мидлума сержант готовил свою роту, не полагаясь на поддержку огромных зверей. Впервые он порадовался, что ветеранов под его началом осталось не более горстки: новобранцы пойдут вперед, не осознавая, как мало их доберется хотя бы до околицы.
Но потом, глухой морозной ночью, к передовой подтянулись бегемоты, лязгая броней под теплыми попонами. Блестели в звездном свете окованные железом острые рога. Благодаря огромным снегоступам чудовища легко шли по глубокому снегу.
В душе Леудаста начала пробуждаться надежда — странное чувство.
— Мы справимся, — заявил он своим бойцам. — Мы вышвырнем рыжиков из этой деревни, мы будем гнать их через поля и убивать, пока останутся заряды. Они сами напросились, когда пришли в Ункерлант и вздумали отнять наши дома. Теперь они расплатятся сполна — до последнего гроша!
Родная его деревня лежала близ старой границы с Фортвегом, далеко к востоку от здешних мест. Как-то поживают его односельчане под властью альгарвейцев? Но помочь им Леудаст мог только причинив солдатам Мезенцио наибольший урон.
В темноте плохо видно было, как закивали бойцы. Они верили каждому слову командира — большинство из них были слишком неопытны, чтобы понимать, на что идут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98