МЫ СНИЗОШЛИ Стрекоза-личинка вскарабкалась на мост, не обращая внимания на раскачивающиеся каменные опоры. Тело ее, покрытое многочисленными волосками и водорослями, казалось ожившей рощицей, среди щетинок копошились мелкие подводные тварюшки и билось несколько рыбин.Паломники на внешней галерее закричали — все разом, будто единый человек или даже весь Ллаургин Отсеченный.Стрекоза неожиданно ловко прянула к ним — не туловищем, а уродливым образованием, вдруг выскочившим у нее из-под челюстей. Это была так называемая «маска» — хватательный орган навроде складного ножичка, только с горизонтально расположенными клыками на конце. «Маска» ухватила сразу трех паломников и отправила их, еще живых, к челюстям. А сама, не останавливаясь, продолжала бить «маской» по человеческой толпе, зажатой в узком пространстве галереи, — сшибая каменные перила, роняя в бешеные волны тела вперемешку со статуями великих прозверевших древности.Потом, ощутив, как зыбко качается под нею мост, Стрекоза метнулась к храмовне и зависла на ее боку, продолжая разить паникующих паломников, безжалостно, быстро… естественно и беззаботно.Внутри Хиларг Туиндин уже оставил попытки закрыть Книгу, он улепетывал к выходу вслед за Луммурахом Блажным, а пророческая надпись насмехалась им вослед, алая на белом: МЫ СНИЗОШЛИ* * * Странны дела твои, Сатьякал! Встряска, уронившая на колени Шкиратля-Кукушонка, только заставила К'Дунеля протрезветь. Одним прыжком он преодолел расстояние до молодчика, рассеянно мотавшего головой, и хорошенько стукнул его в висок кулаком (а чем еще, зверобоги?! — да ладно, получилось ведь) — Шкиратль мигом вырубился.Та-ак, а где Ясскен, змей болотный, почему не предупредил?!Ишь ты, весь в крови, шатается, рукой машет: убегаем, мол, насилу, мол, того, второго, остановил. Как скажешь, дорогой, как скажешь. Убегаем так убегаем, здесь Жокруа больше делать нечего.…Интересно, это тебя так шатает после дозы лепестков или всё-таки мир сошел с ума, а, капитан?Мир, всё-таки мир — иначе отчего бы и Ясскен тоже шатался, лапая руками стены, точно перебравший выпивоха — трактирных девок, всех подряд! — лапает, но ползет к лестнице вниз, и в глазах его (ты видел, капитан?! ты видел) — ужас.Если б не раненая Элирса, если бы не Клин, ушедший вслед за жонглером, ты бы велел уходить из монастыря. Бежать!Но вы не ушли.И потому остались живы, капитан. * * * О том, что произошло, Гвоздь узнал много позже. А тогда прочел слова в Книге, услышал вопли умирающих на внешней галерее («…и этот скрежет! будто что-то невероятно громадное пробирается по стене храмовни…»), увидел бегущих патта и верховного настоятеля — и просто начал действовать. Это как во время выступления: на раздумья времени нет.Рывком, едва не упав, наклонился к Матиль:— Малыш, слушай меня внимательно. Сейчас дядя Айю-Шун посадит тебя мне на плечи, а ты будешь держаться крепко-крепко, ногами за талию, а руками за плечи. Поняла?— Д-да… А чего?..— Фокус покажу, — подмигнул он и повернулся к тайнангинцу. Тот молча кивнул и приподнял малышку, в то же время отпихивая подальше напирающих паломников. Пока еще — напирающих неуверенно, растерянно. Они еще не поняли, что происходит.— Дальмин, Айю-Шун, — сказал Гвоздь. — Я прыгаю, вы — за мной. Не тяните, потом будет поздно.Он вскочил на перила оградки, отстраненно удивившись, каким же неупругим и постаревшим стало тело за последние месяца два-три. За спиной заволновалась толпа и вздрогнула Матиль, сообразив наконец, что он собирается сделать.А что? — ничего особенного! — Я держусь на плаву — и довольно неплохо.Для жонглера канатные пляски? — несложно!Всё равно что побитому жизнью купчинебалансировать вечно меж правдой и ложью. Выкрикнув «гвоздилку» — как заклинание, как молитву! — Рыжий прыгнул. Цепь больно ударила по лбу и рукам, но он удержался («несложно!»), намертво вцепившись в громадное звено пальцами. Потом поставил на металлический изгиб обе ноги и поглядел вниз. Да, спускаться будет… интересно.И поспешил — медленно — вниз, понимая, что еще пара мгновений — и таких сообразительных, как он, станет чересчур много.Уже стало.Они прыгали… да нет, сыпались вниз, как перезревшие груши с сотрясаемого ветром дерева, как цвет яблони… как до смерти перепуганные люди, которым нечего терять. Чаще не удерживались, срывались и падали на мозаичный пол, на пюпитр с Книгой («МЫ СНИЗОШЛИ!»), застревали между безжизненно покачивающимися священными жертвами. Цепь сотрясалась от рывков и ударов, но Гвоздь держался крепко и даже ухитрялся понемногу спускаться. Матиль за спиной молчала, только сопела встревоженным совенком.Рыжему оставалось надеяться, что Дальмин и Айю-Шун будут удачливее, чем остальные паломники, и найдут путь к спасению. Сейчас он ничем не мог помочь своим спутникам, он даже не был уверен, что сумеет позаботиться о девочке, которая испуганно прижималась к его спине.Цепь заканчивалась на высоте двух-трех человеческих ростов над полом.— Держись, конопатая, — шепнул Гвоздь.Он прыгнул, крайне неудачно: не смог погасить силу удара и, поскользнувшись, завалился на бок. Позади ойкнула Матиль — и тотчас, отпустив ручонки, заглянула ему в глаза:— Ты как?— Жи-ивой, — усмехнулся Гвоздь, хотя, кажется, слов она не расслышала. Барабаны уже молчали, но в зале ни на минуту не смолкали крики раненых или просто перепуганных до смерти людей, а снаружи доносились грохот и вопли, еще более надрывные, безнадежные.Он взглянул наверх — с галереи продолжали прыгать паломники, некоторым удалось-таки зацепиться за звенья и теперь кто висел, боясь сдвинуться с места, а кто и понемногу спускался. Но ни Дальмина, ни Айю-Шуна среди них…— Вставайте, — похлопал его по плечу тайнангинец. — Храмовня рушится и, думаю, долго не выдержит.— Где Дальмин? — Гвоздь поднялся и ощупал себя: одни ушибы, переломов нет, а значит, еще поживем! — Он был с вами?Лицо смуглокожего помрачнело.— Он упал, но неудачно. Я проверил… он мертв.«Был ли он мертв, когда ты проверял?» — подумал Рыжий. Айю-Шун наверняка понимал, что с раненым они бы далеко не ушли. Впрочем, вполне может быть, что Дальмин умер сразу и Гвоздь зря подозревает тайнангинца в милосердной жестокости.— Куда теперь?— За мной, — приказал Айю-Шун.Пока Рыжий приходил в себя, тайнангинец откуда-то раздобыл ритуальную глефу, с какими здесь стояли стражники, нынче все как один сбежавшие. С глефой наперевес смуглокожий и возглавил их троицу, безошибочно выбирая нужные повороты и двери.Они выбежали из центрального зала храмовый и помчались по запутанному клубку коридоров, где уже воцарились сумятица и паника. Несколько раз Айю-Шуну приходилось применять силу, чтобы отбиться от обезумевших служек или стражников-«мотыльков».— Куда мы?! — прокричал, задыхаясь, Гвоздь.— К причалам! Мосты наверняка разрушены, а в воде у нас будет хоть какой-то шанс.«По правде сказать, — подумал Рыжий, — не слишком большой».Но выбора у них не оставалось… как и лодок у причала.— Проклятие!— Вы же не думали, что кто-нибудь из местных жрецов будет нас дожидаться, — съязвил Айю-Шун.— Тогда — как?! Вплавь? По такой погоде?! Да мы тут же пойдем ко дну!— До берега не так далеко, — отрезал тайнангинец. — Или вы хотите погибнуть здесь, господин Кайнор?— А если найти надежное убежище?..— Не выйдет. Там, наверху Стрекоза! — Он ткнул пальцем в гранитный потолок; причал-пещера, устроенный внутри утеса, на котором стояла храмовня, отозвался злобным плеском волн и эхом под сводами. — Стрекоза разрушает стены, купол, потом доберется до остального. Нас здесь завалит камнями.— А, з-зандробова сыть! — Гвоздь не стал говорить ему, что потолок пещеры уже заулыбался сетью трещин. — Может, поищем хоть какие-нибудь доски?— Некогда!— А вон! — закричала Матиль. — Это чего такое?— Лодка! — Гвоздь метнулся к коричневому днищу, горбатившемуся, будто выброшенная на берег щука-переросток.— Дырявая, — не скрывая разочарования, протянул он. Слышно было, как наверху обрушиваются опоры моста и как лютует пробравшаяся в центральный зал храмовни Стрекоза. По коридору к причалу уже бежали, вопя от ужаса, выжившие паломники.— Хватит! — махнул рукой Айю-Шун. — Прыгайте и поплывем. До берега, — повторил он, — недалеко.Оба они понимали (а Матиль, наверное, догадывалась), что это неправда. Но быть растерзанными или затоптанными обезумевшей толпой?..Они вошли в холодную воду и поплыли. * * * — Это ведь именно то, чего вы столько ждали, чего так хотели?! Вот вам, получили — что теперь?! — Камэн Свендирэг размашистым, свирепым жестом указал в одно из окон Храма. В окне было видно, как низошедшая Стрекоза крушит мосты и храмовню Мотылька.«Убираться подальше — вот что теперь», — мрачно подумал Ларвант Тулш. Он, как и прочие иерархи, пришел сюда, едва лишь стало известно о событиях в храмовне Яркокрылого.— Или надеетесь договориться с Ней ? — не унимался верховный иппэас.— Навряд ли, — сказал Ильграм Виссолт, устало сдирая с головы маску Цапли. — У самых тонко чующих прозверевших — массовый припадок, больше половины уже умерли от разрыва сердца… или еще от чего, я плохо разбираюсь в лекарском искусстве. Полагаю, господин Камэн, вам следует немедленно отправляться в Лимн и пробовать навести там порядок: успокоить людей и вообще взять город под свой контроль.«Чтобы нам было куда отступать, — мысленно закончил за него Ларвант Тулш. — И следует признать: он прав». Сдерживать в своем сознании напор извне становилось всё труднее, но патт пока крепился.К счастью, приказы уже отданы, сноровистые служки и младшие жрецы спешно грузят на телеги самые драгоценные реликвии и самые дорогостоящие вещи из Храма и наземных храмовен. Теперь дело за господином Свендирэгом.— До встречи в Лимне! — Верховный иппэас иронично отсалютовал иерархам и размашистым шагом покинул зал.Больше они никогда его не видели; сам он пока не знал, что Лимн уже захвачен войсками графа Неарелмского, которого господин Свендирэг столь неосмотрительно не пожелал признать. Когда верховного иппэаса и сопровождающих его людей окружат и предложат им сдать оружие, они, разумеется, не согласятся. И погибнут — все, кроме господина Свендирэга.Ему предстоит встреча с одноглазым повелителем Вольных Земель — и с незримым повелителем того, кто называл себя графом Неарелмским. * * * Наверное, подумал Гвоздь, они с самого начала были обречены на поражение. Проплыть в по-осеннему холодной воде расстояние от храмовни до берега…Ноги свело судорогой, и он по-детски обиженно ойкнул, выгибаясь дугой и шлепая по поверхности окоченелыми ладонями.— Держись! — умоляла Матиль. Сама она тоже замерзла, но Айю-Шун не давал девочке утонуть — и Гвоздь был благодарен ему за это, как еще никогда и никому в своей жизни. Может, им двоим, тайнангинцу и конопатой, удастся…— Плывите… — выдохнул он. — …Догоню.Вода заливала рот, говорить было сложно… «Я держусь на плаву и довольно неплохо!»Матиль отчаянно замотала головой из стороны в сторону, но что она могла поделать с еще не потерявшим силы тайнангинцем? Хвала Сатьякалу, ничего!«…хоть отдохну, — подумал Гвоздь. — Наконец-то по-настоящему отдохну…»Он закрыл глаза и поплыл — вперед и вниз, в мягкое, беспробудное ничто. Там было хорошо. Тихо. Почти тепло.— Сук-кин сын! — сказал вдруг кто-то у него над ухом. — Ишь чего!.. — И чьи-то наглые, сильные руки бесцеремонно выдернули Кайнора обратно, вверх, на воздух, в жизнь…— …растереть, — сказал Айю-Шун, уже успевший оказаться в лодке. — И если бы был какой-нибудь крепкий напиток…— Я вам не плавучий кабак, — отмахнулся спасатель. — Эй, малявка, сиди спокойно, не вертись, а то лодку опрокинешь.— Я не вертюсь!— И не пререкайся со старшими! — пробормотал Гвоздь сквозь цоканье собственных зубов. Ему накинули на плечи какой-то мешок, одежду сняли и теперь в четыре руки растирали, чтобы пришел в себя. Матиль, судя по ее живости, уже подверглась такой процедуре — и вполне успешно. — Эй, а кто на веслах и руле?— Я на руле! — Еще и язык показала.— Ты?! Так ты ж его не повернешь даже…— Поверну, — обиделась конопатая. — Еще как поверну!— Сейчас, — сказал хозяин лодки, — сейчас тебя разотрем и сядем на весла.— Куда плывем?— К монастырю, куда же еще. На дороге неспокойно, поэтому и вам, и мне очень повезло с лодкой. — Мужчина помолчал, наконец ухмыльнулся и огладил намокшую бороду. — А ты, гляжу, меня не узнал.В итоге, пока они плыли вдоль берега к монастырю, Гвоздь только тем и занимался, что насиловал собственную память. Наконец она сдалась и швырнула ему — на, подавись! требуемые воспоминания сколько-то-там-летней давности.Ну да, было. Ложь, что священные жертвы никогда не совершают побегов — просто в этом никто никогда не признается: ни сам сбежавший, ни те, кто его упустил. Ни те, кто, как Гвоздь когда-то, спас беглеца.Этот мужик («кажется, он назывался в тот раз Клином — явно не настоящее имя») — он тоже был в обозе священных жертв. Из-за распутицы фургоны застряли, а два даже перевернулись, и некоторые из обреченных бежали. Выжил один Клин — и то по случайности: он наткнулся на труппу Жмуна, и Гвоздь, еще не зная, кого и от каких преследователей прячет, впихнул бедолагу в колдовской гроб. А когда прибежали стражники, отбрехался, мол, ключ потеряли, но если хотите… и распилил гроб надвое. Стражники походили вокруг, попробовали пальцами остроту пилы (один долго потом слюнявил свеженький порез) — и согласились, что да, без дураков, здесь не спрячешься, этот гроб… да… ну, мы пошли.Они пошли, а Гвоздь еще сутки не вынимал Клина из его утайки, и, как оказалось, не зря, ибо вскоре обнаружилось, что за ними-таки решили проследить. Но потом бравые охранители священных жертв убедились в невинности циркачей и утопали восвояси — и Клин тоже утопал, предварительно рассыпавшись в скупых, но искренних благодарностях. Гвоздь и прочие только рукой махнули: иди, каков с тебя спрос-то, да и не ради корысти же…Теперь оказалось, что благодетелю воздалось-таки по заслугам. Вот вам и высшая справедливость в своем весьма приятственном проявлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82