Известно ведь: поднявший руку на чародея очень скоро возжелает эту самую руку отгрызть — как говорится, собственноручно. Да только не все отделываются такой малостью…)Набережная словно вымерла. Весь город — затаился, не копошились под стенами коты, не блестели глазами из подворотен ночные добытчики: «мотыльки сумерек», которые «свободные охотницы», а не в домах «матушек» и «тётушек» работают, тоже не прохаживались; даже крысы, истинные хозяева человечьих домов, куда-то позадевались.Иссканр с удивлением оглядел правую руку, которая сама собой легла на навершие меча.За спиной с невыносимо тихим шипением погас на мосту последний фонарь. На Набережной они уже не горели вовсе (это Иссканр заметил только сейчас и, кажется, совсем не испугался); улица была погружена по самые крыши в густую, тягучую тьму. И звезд, как назло, почти не было видно, и луна спряталась за облаками…«Я не сверну», — яростно подумал Иссканр.— Я не сверну! — Слова прозвучали величайшей ересью, за которую в лучшем случае отправят на костер. — Я не сверну!Вместо того чтобы коснуться рукояти меча, он поднял руку и потрогал мешочек, висевший на шее.И поспешил в темный проем между домами — привычным путем, которому и темнота не помеха.(Яйцырь наконец-то ухитрился повернуть голову в сторону визжащего Пупырчика и стонущего Тюляги. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ступениат без браслета (или всё-таки — чародей без посоха?..) в раздумье кусает нижнюю губу.Потом вздрогнул еще раз, шепнул что-то — Яйцырю показалось: «Всё равно уже поздно», но точно он не был уверен — и склонился над Пупырчиком.«Добивать будет», — с внезапно снизошедшим на него спокойствием понял Яйцырь.) * * * Всё устроилось как-то само собой, Кайнору оставалось только удивляться своему безразличию к собственной судьбе. А если бы таариг сотоварищи не отыскал утопленникова тела? А если бы Матиль не грохнулась в обморок прямо в трактирчике? А если бы Борк-Шрам не был приятелем Гвоздя?Ну нет так нет, досталось бы тогда Кайнору по самые бубенцы на колпаке его шутовском — и правильно, за дело. Не потащился бы в Три Сосны — ничего бы не случилось.Борк-Шрам, хоть и приятель, а развязывать его не торопился: молодцы, выделенные тааригом, скучали поодаль, но скучали бдительно. Трактирщик просто вытер Гвоздю лицо мокрым полотенцем — это уже когда обморочную Матиль уложили на соседний стол и убедились, что жива-здорова, дышит и с пульсом у нее всё в порядке. (Господин Туллэк, местный врачеватель, как раз вовремя подоспел.)— Ты во что это влип? — шепнул Борк-Шрам Гвоздю, делая вид, что продолжает обтирать его лицо. — Я же слышал, что она тебе сказала перед тем, как в обморок хлопнуться.— Я тоже слышал, — скривился Кайнор. — Думаешь, сам что-нибудь понимаю? Я ж эту вашу Матиль… в первый же раз вижу!— Может, подговорил кто? У тебя здесь как с недоброжелателями?— Как везде. Я человек незлой, ни с кем не воюю. Хотя, конечно, всякое случается…— Может, из-за Даниссы? Она замуж вышла, а мужу кто-то шепнул, он и… — Борк-Шрам махнул рукой: сам понимал, как нелепо это звучит.— Господин Туллэк, — позвал врачевателя Кайнор. — Скажите, а зрачки у Матиль… с, ними всё в порядке?Пухленький человечек повернулся к Рыжему, с недоумением прищурился:— Что?— Я говорю…— Я слышал. Но что у нее может быть со зрачками? — По господину врачевателю видно, что он бы вообще проигнорировал этого окровавленного чудака, упакованного на столе, да Борк-Шрам очень уж пристально глядит, мол, отвечайте, раз спрашивают.— Они у нее обычной формы, не вертикальные? А радужка не золотистая?Видно, что господин Туллэк собрался высказаться от души, но что-то в тоне Кайнора его насторожило. Промолчал, подошел к лежащей без сознания Матиль, оттянул веко.— Не вертикальные, обычные, — произнес, кажется, с облегчением. — И радужка тоже не золотистая.— Скажите… а бывает так, что зрачки становятся вертикальными… ну, хотя бы на время.— Бывает, — буркнул господин Туллэк. — Слыхали про зандробов? Их еще по-старинному демонами называют. Твари, приходящие в Ллаургин или в своих собственных телах, или же бестелесными. Последние, если достаточно сильны и умелы, могут завладеть чужим телом. И вот тогда… — Он оборвал себя, раздраженно ударил тростью об пол: — Но это, конечно, выдумки и чушь, зандробу здесь неоткуда взяться — и точка!.. Борк, если я пока не нужен, пойду посижу во дворе, позовешь, если что.Кайнор смотрел, как врачеватель хромает к выходу, и пытался вспомнить, какие зрачки были у говорящего утопленника…Так и не вспомнил, — а господин Туллэк так и не дохромал до скамеечки во дворе. Явился таариг в сопровождении шумной компании помощников, с телом как раз помянутого утопленника, со зверобоги ведают откуда взявшейся безутешной вдовой; всё это мигом обросло зеваками, и тааригу вновь пришлось напоминать о сборе урожая и грозить последствиями. Кайнору развязали ноги, усадили на табурет и велели дожидаться: ихняя справедливость станет допрос проводить.Таариг был краток. Досадливо счищая ногтем пятнышко грязи со своего кафтана, он поинтересовался, на кой это понадобилось Кайнору меняться с утопленником одеждой. Ага, говоришь, в жонглерском костюме далеко не уйти. А чего ж, родимый, ты в нем вообще в дорогу вырядился? Ничего-ничего, ты сжато расскажи, самое главное.Кайнор принялся врать, для пущей убедительности вставляя правдивые детали (но про гвардейцев, само собой, ни слова!). Таариг кивал; Борк-Шрам зачарованно слушал у себя за стойкой, и только руки его привычно протирали кружки, кувшины, прилавок… Утробно мурлыкали коты.Идиллию прервали те, от кого Кайнор меньше всего мог этого ожидать. Тицци и его приятель, те самые мальчишки, которые встретили их с Матиль на окраине. Сейчас они вломились прямо в трактирчик, проскользнув мимо нерасторопных стражей и не испугавшись даже «ихней лысой справедливости». Лишь оказавшись возле таарига, они немного очухались и совсем чуть-чуть испугались — но испуг перед угловатым тааригским значком был во стократ меньше испуга другого, из-за которого мальчишки сюда и влетели.— Ну.«Зря он так строго, — подумал Кайнор, наблюдая, как Тицци вдруг разревелся, а приятель его попросту потерял дар речи. — Ясно ведь, не побаловаться ребята прибежали».Словом, без господина врачевателя не обошлось. Да и «ихняя справедливость», учуяв серьезное, не спешил гнать мальчишек взашей и отдавать приказ о порке. Чуть придя в себя, пацаны сбивчиво, задыхаясь, рассказали-таки тааригу, в чем дело.В мячик они решили поиграть, а чтоб родители головы им не дырявили жужжаньем, дак пошли в рощицу, ну, которая Родниковая. Не, не сразу пошли, сначала вон этого встретили с Матилькой, а потом еще кой с кем из ребят побазарили, потом… (Переглядываются, один чешет разодранную штанину и вздыхает — уж не по поводу ли чьего-то сада, где груши вкуснющие, но заборы высокие и собаки хваткие?) Короче, до рощицы добрели — но в нее так и не попали. Там… Там такое!— Что — «такое»?! — не выдержал таариг.Однако их снова прерывают, на сей раз в «Три Сосны» являются уже не мальчишки, но несколько сбитых с толку и, опять же, изрядно напуганных крестьян.Выслушав их, таариг велит собираться. Кому?! Да всем, эти вот пусть ведут, показывают, а вы, дуболомы, берите свои дрючки, лопаты и что у вас там еще есть… вдруг пригодится — хорошо, конечно, если бы не пригодилось, но… Так, а вы, господин врачеватель, тоже с нами — и позовите жреца… кажется, ему здесь работы будет больше, чем другим-прочим.И захватите с собой нашего пленника. Вы не находите, господин Кайнор, что ваше появление у нас странным образом связано с тем, о чем мы только что услышали? Не находите. Ну, молитесь, чтобы и я не нашел.Все готовы? Тогда вперед!.. * * * Иссканр заблудился — и чему тут удивляться? В любой другой раз — можно бы, но не в этот, потому что дело даже не в темноте (что ему темнота?!), а в самом городе. Город по-прежнему казался вымершим. Иссканр, пробирающийся по узким, залитым чернотой улочкам, чувствовал себя величайшим святотатцем.И — дуралеем, каких мало.Но сворачивать уже было поздно. Неясно ведь, куда сворачивать.Он остановился и в который раз попытался разобраться в собственных ощущениях. Еще у Северной Набережной Иссканру показалось, будто вокруг него образовался некий плотный колпак — и давление внутри, в этом колпаке, было меньше, чем давление снаружи. Идти вперед стало значительно труднее, чем просто стоять на месте, но стоять на месте было страшно! Вначале Иссканр решил, что это всё не в самом деле («колпак невидимый»! — чушь какая-то!..), что всё ему только кажется — и если пройти немного, «колпачная» странность исчезнет. Так же, как и явная «нарисованность» домов и вообще всего вокруг, и дурацкое ощущение воцарившейся вокруг пустоты, давящего на мозги простора (хотя какой, зверобоги, простор, если везде дома?!..).Нет, только не стоять! И Иссканр направился в сторону Неарелмских ворот, где находилась Колбасная улица — именно там жила Танайя.Во всяком случае, он искренне верил, что идет туда. Но когда после длительного круженья по темным закоулкам вышел к Фонтанной площади, которая от упомянутых ворот находилась в противоположной стороне, стало ясно, что он сбился с пути.…Колпак не пропал, наоборот, стенки его словно уплотнились и теперь давили на Иссканра сильнее. Он всё-таки достал из ножен меч и ткнул им туда, где, чудилось, была одна из стенок. Стенка, как показалось Иссканру, игриво отпрыгнула дальше.«Схожу с ума, — подумал он. — Окончательно. Не зря Шнырь говорил, что те, кто грамотные, все немного того. Вот и я… приобщился».Меч пришлось спрятать в ножны всё равно толку никакого.«Не буду обращать внимания на колпак, — решил Иссканр. — Просто пойду к Танайе».…дойти бы!Это он понял спустя еще два-три десятка оставшихся позади улочек и подворотен, когда забрел в какой-то совсем уж незнакомый район Северного Сна-Тонра. Единственный итог его плутаний заключался в том, что теперь Иссканр выяснил: больше всего давление ощущается, когда идешь именно на север.Что теперь?Любой нормальный человек отправился бы на юг… но, наверное, прав был Шнырь, когда говорил про грамотных, мол, все они чуть-чуть съехавшие с крыши.Иссканр пошел на север. И даже почти не удивился, когда впереди увидел знакомые крыши стунениатских гостиниц. Отсюда было рукой подать до Колбасной…Рукой.Подать.Потом Иссканр часто спрашивал себя: что же заставило его посмотреть вверх? Ведь Держатель падал абсолютно бесшумно. А в предчувствия Иссканр почти не верил.Как бы там ни было, он поглядел в небо вовремя, чтобы увидеть как на черном его полотнище вдруг возникает движение, сперва неторопливое, но с каждым ударом сердца всё ускоряющееся, грозящее зверобоги ведают какими несчастьями не сонному, но вымершему городу. Первыми обрушились каменные пальцы — словно не выдержали навалившейся на них тяжести небесного свода. Потом треснула кисть, потом башня надломилась еще в нескольких местах — и всё это без единого звука, в полнейшей, абсолютной тишине!Наверное, нужно было куда-то бежать, что-то делать — но Иссканр остолбенел и даже, кажется, рот разинул от изумления. Ему и в голову не пришло, что один из кусков башни, даже самый мелкий, может рухнуть на него, и это положит конец поискам правды о «младенчике» брата Гланнаха.Иссканр не думал об этом. Он упивался ощущением свободы — безбрежным, неожиданным! Колпак исчез! И дома снова начали обретать утраченную объемность, и исчезла проклятая пустота!Вдруг — резким, хлестким ударом по ушам — в мир возвратились звуки. Грохот падающих камней, треск деревьев, скрежет проломленных крыш, вопли и стоны людей (вот тебе и вымер город!..), ржание лошадей, что-то еще, пока в этакой суматохе неразличаемое. Иссканр бездумно уклонился от летящей в его сторону черепицы и побежал в сторону Колбасной.До которой было рукой подать. Падающей рукой!..(В это же время или чуть раньше нищий на Южной Набережной, который не так давно клянчил у Иссканра «ладный мешочек», проснулся. Он так и задремал в подворотне, куда сбежал от странного и страшного взгляда того «чудака» и снились ему кошмары. Кошмары нищему снились всегда, но эти были особенные, от них жить не хочется, что во сне, что наяву.И проснувшись, ниший поначалу решил, что всё еще спит. За свою недолгую, но крайне насыщенную злоключениями жизнь он привык распознавать грядущие беды загодя. Но сейчас беда уже пришла, она была повсюду!Осторожно, не зная, откуда ждать удара, нищий выглянул из подворотни.Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Змеиный мост оживает, встряхивается очнувшейся от зимнего оцепенения гадюкой, а затем обрушивается в воды реки.…После, когда нищий рассказывал об этом своим «собратьям по цеху», ему не верили даже те, кто сам той ночью пережил необычайное. Ничего удивительного: многие, очень многие вдруг встречали на границе северной части города, в основном в районе ступениатов, нечто, похожее на Пелену. И то, как падали треснувшие Держатели, наблюдали многие.А вот оживший мост видел он один.)Все Держатели рухнули почти одновременно, но Иссканр узнал об этом позже. Да и всё равно его заботила одна-единственная башня — та, которая упала прямо на рынок Срезанного Кошелька.…Продраться через вопящие, толкающиеся, рыдающие и смятенные улицы Сна-Тонра оказалось неожиданно легко. Главное — выбрать правильное направление, но теперь, когда колпак исчез, с этим затруднений не было: знай перебирайся через завалы, отпихивай в сторону взбесившихся горожан — и беги, беги, беги, — беги, будь ты проклят! Скорее!!!Он почти ничего не запомнил: ни того, как бежал, ни того, что творилось вокруг. Так, какие-то смутные образы… Но один въелся в память, впился в нее настырным клещом: проломленный от крыши до подвала дом, из которого вывалился каменный палец, ногтем упершийся в стену особняка напротив. И на ногте том — знак: вырезанная плеть-девятихвостка. Под ним тихо стонал какой-то неудачник, расплющенный, словно ящерица под каблуком. Бедняге уже было не помочь, Иссканр с разгону подпрыгнул, зацепился за верхний край каменного ногтя, подтянулся, упершись ногами в выемки, изображавшие плеть, перебрался через завал и поспешил дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82