Этот рассказ натолкнул Найдёныша на идею нарисовать Хайвурр таким, как его описал Тойра: чтобы на одних и тех же улочках соседствовали прошлое и настоящее. Он уже даже мысленно сделал некоторые наметки. Начать собирался со зданий эрхастрии, которые, оказывается, едва ли не самые древние в городе. Не все, конечно; те же башни: Снежная, Орлица и Свеча Вдовы, — построены намного позже. Но башни — это так, только мизерная часть эрхастрии, основные помещения которой расположены под землей.«Чародейством люди занимались издавна, — говорил, размеренно покачиваясь в седле, Тойра. — И те из них, кто приплыл в Ллаургин на кораблях Бердальфа, были ничуть не хуже своих предшественииков-пралюдей — чародеи с Востока попросту были другими. Но смогли найти места, наиболее подходящие для своих занятий, ведь прежде в подвалах Хайвуррской эрхастрии чародейство творили пралюди. Так что нижние, подземные этажи — самая древняя часть города, его сердце. Хотя мало кто, кроме чародеев, об этом знает».Даже, понял Найдёныш, не все махитисы догадывались об этом. Их, первогодков, поселили на втором этаже Орлицы, а под землю водили лишь изредка, на отдельные занятия. Но и тех хватило воображению Найдёныша: низкие сводчатые потолки из черного камня, какие-то непонятные пометки на стенах, двери, всегда запертые за увесистые засовы… Даскайль, которому предстояло провести очередной урок, всегда подолгу громыхал связкой ключей, прежде чем отпереть такую дверь. И Найдёныш подсознательно вжимал голову в плечи и оглядывался по сторонам, ему казалось, что этот грохот может разбудить кого-нибудь… кто живет во тьме… кого совсем не следует будить. Другие махитисы тоже оглядывались, не только девчонки (которых было раза в четыре меньше, но которых всё-таки брали в обучение — это очень удивило Найдёныша), оглядывались и мальчики… правда, все они были младше его. Обычно в махитисы отдавали детей восьми-девяти лет, а Найдёныш попал в эрхастрию, уже когда ему стукнуло одиннадцать; но, как и малышня, он трепетал перед чернотой коридоров и таинственными гулкими колодцами винтовых лестниц, по которым им пока что ни разу не доводилось спускаться.Всё это: лестницы, двери, страх в напряженной спине мальчика, что стоит с краю группы махитисов, — Найдёныш и собирался набросать в первую очередь. Город у него был задуман как срез пространства и времени, где непрозрачность стен и невозвратность прошлого не имеют силы.Был задуман…В тот момент, когда Найденыш признался сам себе: «Я не знаю, что рисовать!», — он невольно солгал. Что — он знал, не знал — как.Но причину своего «не знаю» мальчик видел — предпочитал видеть! — в недостатке времени. Поэтому, хоть Змея, Мотылек и Стрекоза в этом году не сулили ему отдыха, Найдёныш всё же рассчитывал на них. Каждый из махитисов получил на лето массу заданий, но задания вкупе с грядущим ежедневным трудом в сэхлии не могли занять Найдёныша с утра до вечера. Значит, будет время и на рисунки, обязательно будет!Первые два дня Змеи он привыкал к своим новым обязанностям. А на третий… Найдёныш как раз бежал куда-то по поручению даскайля М'Осса, когда старенький привратник открыл скрипучие створки и впустил во двор эрхастрии некоего всадника на мышастой куцехвостой кобыле— Господин Тойра! — захлебнулся криком Найдёныш.— М-м-м? — удивленно вскинул бровь тот. — Я тоже рад тебя видеть. Ты уже сложил вещи?— Какие вещи?— Свои, разумеется. Или ты предпочитаешь всё лето провести в сэхлии?Тогда-то Найдёныш и познакомился с хозяйкой упомянутого выше домика в безымянной деревушке рядом с Хайвурром.«Вообще-то — не безымянная, — объяснял по пути Тойра. — Просто ее называют так же, как и город, — Хайвурр. Но согласись: кому нужна этакая путаница? В общем, здешние обычно про нее говорят просто „деревня“, и все понимают, о чем речь».Место, где Найдёнышу предстояло провести три летних месяца, выглядело не очень роскошно, даже по сравнению с аскетичной Тхалемской обителью или разномастными зданиями эрхастрии. По сути, деревушка-тезка Хайвурра ничем не отличалась от других себе подобных. Найдёныш вдосталь нагляделся на них по пути из монастыря в эрхастрию — и не только нагляделся, приходилось там и на ночлег останавливаться. Тойра знай смеялся себе: мол, ничего, тебе полезно, для опыта.А какой здесь опыт, когда спать приходится в одной халупе с хозяйской скотиной, ибо заморозки уже, холодно ей будет, безъязыкой?!..В деревушке, куда привез Найдёныша Тойра, обычаи, кажется, царили сходные. Махонькие дворики; кривые, словно зубья во рту старицы, заборы, свора полудиких псов, лениво провожающих взглядом всадников, дорога-змея кашляет вам в лицо сухой пылью, у дальней рощицы поблеивают овцы да всё норовят разбрестись в поисках тени, а пастушонок лишь для виду покрикивает на них, укрывшись в этой самой тени…И кроме двух-трех любопытных мальчишечьих носов да старика на почерневшей колоде, никого, кажется, и нет. Все в поле, сейчас самый сезон — не до посиделок; спят, небось, по пять часов в день, подумал Найдёныш. Подумал и удивился: откуда знаю? Или это и есть тот самый опыт, про который полгода назад Тойра говорил?..Тем временем они приблизились к невысокому, словно приплюснутому к земле домику, что стоял на отшибе. Его окружал неожиданно прочный, явно недавно сооруженный или починенный забор. Тесный двор порос здоровенными лопухами, между которыми там и сям темнели протоптанные дорожки: от калитки к дому, от дома к отхожей яме, от дома же — к махонькому огородцу…— Правильно говорят, что у тебя в голове мураши живут! — раздался строгий женский голос.Возле упомянутого забора росла яблонька с болезненно искореженным стволом, но необычайно густой листвой. В ее-то тени и стояла, оперевшись одной рукой о дерево, невысокая пышнотелая женщина. Уже в летах, она, однако, была по-прежнему привлекательна (и Фриний в своем сне-пытке понимает это, конечно, лучше, чем Найдёныш) — привлекательна даже в истрепанной крестьянской одежде, несмотря на выпачканные в земле руки с темными полукружьями грязи под ногтями, несмотря на рваный росчерк шрама у левого виска. Так блестит из-под спуда водорослевых наслоений упавшая на дно озера изумрудная серьга: ты только приглядись, протяни руку, соскреби ил…Тойра смеется — Найдёныш впервые слышит, чтобы этот человек смеялся — так: всегдашняя отстраненность, с которой он что-либо делал, теперь почти исчезла, вытесненная искренней радостью.Потом Тойра успокаивается и добродушно выслушивает обвинения в свой адрес, в том смысле, что как же ты, здоровый мужик, позволил себе ехать на лошади, когда мальчонка пешком плетется! Душа твоя бессердечная, сердце твое черствое, мало тебя в детстве лупцевали, зандроба.— Мало, — абсолютно серьезно соглашается Тойра. — Знакомьтесь: это — Найденыш, это — Аньель-Строптивица. Ну что, — (обращаясь к Аньели), — погонишь меня прочь, зандроба бессердечного, или приютишь-таки?— Куда ж тебя девать, — махнула рукой та. — Слазь с животины да проходи. И ты, Найдёныш, не робей.— А что он пешком, а я верхом, — объяснил Тойра, — так сама посуди, кому сподручней пыль месить: этому юному махитису или мне? Ну а главное — мальчика тренировать нужно, ему вон в сэхлии немного ум «поразмяли», а о теле уж мы с тобой позаботимся, больше некому. Пора ломать этот дурацкий обычай, когда что ни чародей, так хлюпик, каких поискать.— Сам-то!.. — фыркнула Строптивица.— Попрошу на личности не переходить, — необычно, но смешно высказался Тойра. — А предлагаю пройти в дом и заняться ужином. Заодно обсудим кое-что.«Кое-чем» был распорядок ближайших трех месяцев. Распорядок, который составили для Найдёныша Тойра и Аньель с его, Найдёныша, ведома — но и только: мнения его по поводу летнего времяпровождения никто не спросил. Только и оставалось, что угрюмо слушать всякие там «ничего, ему пойдет на пользу» и «я в его годы…»!— А будешь себя хорошо вести и прилежно учиться, где-то в начале Мотылька возьму тебя в небольшое путешествие, — пообещал Тойра.Найдёныш мигом позабыл про обиды и, со своей стороны, пообещал учиться как следует; честно!Тут в домик заявилась худосочная девчонка, стриженная под мальчишку, она заявила, что «овец уже разогнала по дворам и страсть как проголодалась… здрасьте, дядь Тойра!..» — настороженно зыркнула на Найдёныша и приткнулась рядом с матерью.Их познакомили. Худюху звали Омитта, она была чуть помладше Найдёныша, но наглости неимоверной и задиристая, что твой репей.В общем, за неделю они сдружились — водой не разлить! Частенько Найдёнышу приходилось вместе с Омиттой выполнять работу по хозяйству: то их отправляли пасти стадо вздорных, своевольных овец, то собирать трав-корешков специальных, а то отнести кому-нибудь из местных жителей настой или мазь, приготовленные Строптивицей. Аньель-то, оказывается, была знахаркой, причем пользовала она не только хайвуррцев-деревенских, но и горожан тоже; к ней приходили издалека, подчас предпочитая ее услуги чародейским. «У нее расценки ниже», — как бы между делом объяснил Тойра. И снова пробормотал одно из своих непонятных выраженьиц: «Мотай, мотай на ус».Что мотать? на какой ус?За хлопотами по хозяйству да летними занятиями, что им задали в сэхлии, у Найдёныша снова не хватило времени на рисование. Но он, честно говоря, и не вспоминал о том, что у него не хватает времени. Так, иногда, в постели перед сном… или во сне…
А потом Тойра выполнил свое обещание и повез Найдёныша в…
…во сне он (Фриний? Тойра? Найденыш?) пытается заслониться: рукой прикрыть лицо, отвлеченными мыслями — воспоминание, которое… * * * Башня Ветреница, где разместили гостей господина К'Рапаса, называлась так отнюдь не из-за широкого основания, столь похожего на юбку какой-нибудь красотки, и не из-за просторного балкона, напоминавшего другую часть тела воображаемой девицы. О нет, всё оказалось намного проще и прозаичнее! Архитектор — видимо, в силу своего извращенного чувства юмора — спроектировал башню так, чтобы в стенах ее время от времени выли и стонали пойманные в хитросплетение невидимых пустот сквозняки.Поскольку громче и чаще всего башня «пускала ветры» в верхней своей части, то там селили прислугу, господам же знатным предложили покои на нижних этажах, в «юбке». Ну а врачевателя — с одной стороны господина не знатного, с другой — давнего друга маркиза — поместили посередине.— Пожалуйтесь К'Рапасу, — предложил Гвоздь. — Он наверняка устроит куда-нибудь пониже.— Вы не знаете Никкэльра. Устроить-то устроит, но позубоскалить не преминет. Такой уж человек: любит при случае напомнить, что чего-то стоит. Он и за столом шумел про «давай на „ты“, поскольку теперь может себе такое позволить. Но я на Никкэльра не в обиде, все эти мелочи — мелочи. Он был искренен, когда радовался встрече со мной, уж я-то знаю.— Ваше дело, — пожал плечами Кайнор. — И, кстати, ваш этаж.Он поклонился и собирался было идти дальше, но врачеватель схватил его за руку:— Постойте. Из всех нас тогда на тракте вы один были снаружи — и видели тоже больше остальных. А кабаргу… вы тоже видели?— Нет. Вообще-то, мне было не до оленей, очень хотелось свою жизнь спасти.— Эндуан и Шкиратль говорят, что кабарга словно вела их к тракту.— Или они ее гнали туда — какая разница?— Вы в самом деле не понимаете? После того, что я рассказал вам о… — Господин Туллэк сделал выразительное движение глазами, поскольку рядом стоял слуга с тройным канделябром и терпеливо ждал, чтобы сопроводить Гвоздя в предназначенные для него покои. — Догадываетесь, о чем я?— Догадываюсь. Что с того, господин врачеватель? Это была просто кабарга, звено в цепи совпадений — не больше и не меньше. Между прочим, если вы полагаете, будто кто-то проявляет ко мне снисходительное внимание, как вы объясните, что Эндуан со свитой явился поздновато? Меня к тому времени вполне могли убить — первой же стрелой, окажись лучник чуть точнее, а я — менее удачливым. — Гвоздь покачал головой: — Фарт, господин Туллэк. Фарт и только.За спиной у него кашлянули:— Если позволите… — несмело качнул канделябром слуга. — Те разбойники, что на вас напали… это ж банда Висюля. Они редко когда убивали, обычно «щипали» и отпускали с миром. Им, говорят, потому и везло: из Висюлевых людей почти никто, даже если и попадался, с кумой не танцевал — или убегал, или в священные жертвы попадал. Он сам-то, Висюль, однажды и в петлю уж голову сунул, да веревка оборвалась, народ на площади закричал: «Знамение! Знамение!» — ну и отпустили его. С тех пор и прозвали Висюлем.— Так, говоришь, не убивали? — переспросил Гвоздь.— До последнего раза не убивали. Теперь, видать, зандроб попутал, позарились на большие деньги и согласились кого-то из вас порешить. Вот Разящая и клюнула в темечко, чтоб неповадно было впредь… другим в смысле — неповадно, — смутившись, пояснил он.— Спасибо, дружище. Очень познавательно. Ну, господин Туллэк, спокойной ночи и приятных вам снов. — «Если ты после сегодняшней пирушки еще хоть немного соображаешь, то догадаешься что к чему и не станешь упираться. Иначе к утру весь замок будет знать, о чем мы тут трепались».— И вам того же, — откланялся сообразительный врачеватель.Гвоздя, как оказалось, поселили отдельно от Дальмина и Айю-Шуна, чему он даже порадовался. Те двое наверняка давно спят, им-то не нужно было давать представление перед пирующими господами. Да и события последних дней вряд ли заставляют их мучительно размышлять о собственной жизни и ее смысле, ой вряд ли!«Кабарга, говоришь?»Побросав на сундук бубен и прочие жонглерские вещицы, Кайнор встал у окна и распахнул ставни. Свечей не зажигал, не было необходимости — к тому же хотелось полумрака, покоя; лишь потрескивал огонь в камине, заставляя тени на стенах и потолке исполнять бесстыдные, жаркие танцы.Ветреница, словно проникшись настроением этих плясок, тесно прижалась к наружной стене, опоясывающей замок. Комната же Гвоздя находилась почти вровень с нею, так что из окна он при желании мог выбраться прямо туда, на широкую каменную дорожку, с одной стороны которой — провалы бойниц, с другой сонно копошится далеко внизу внутренний двор маркизовой берлоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82