Я поперхнулся и долго не мог откашляться. Она представляла собой
самое ослепительно прекрасное зрелище, когда-либо возникавшее перед моим
взором.
"О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои
голубиные под кудрями твоими; волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы
Галаадской...
Живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино;
чрево твое - ворох пшеницы, обставленный лилиями;
Два сосца твои, как два козленка, двойни серны...
Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе". [из книги
Песни Песней Соломона]

4
Так, не из праха выходит горе,
и не из земли вырастает беда;
Но человек рождается на страдание,
как искры, чтоб устремляться вверх.
Книга Иова 5, 6-7
Я медленно приходил в себя, но если бы вы знали, как мне этого не
хотелось: ужасный кошмар гнался за мной по пятам. Я крепко смежил веки,
чтобы не видеть света, и попробовал вернуться обратно в сон.
В голове безудержно рокотали туземные барабаны. Я попробовал изгнать
их оттуда и зажал уши руками.
Барабаны забили еще громче.
Я отказался от попытки избавиться от них, открыл глаза и поднял
голову. Какая ошибка! Мой желудок так бешено заурчал, что даже уши,
казалось, зашевелились. Глаза отказывались на чем-то сфокусироваться, а
адские барабаны раскалывали голову на части.
Наконец мне удалось заставить глаза смотреть, хотя все вокруг
выглядело как в тумане. Я огляделся и обнаружил, что нахожусь в незнакомой
комнате, лежу на нераскрытой кровати и раздет лишь наполовину.
Память постепенно возвращалась. Вечеринка на борту корабля. Выпивка!
Обильная! Шум. Какие-то голые. Капитан в травяной юбочке лихо отплясывает,
а оркестр пытается не отстать от заданного им темпа. Какие-то
дамы-пассажирки тоже в травяных юбочках, а какие-то даже без них...
дребезжание бамбуковых трещоток, буханье барабанов...
Барабаны...
Барабаны грохотали вовсе не внутри моей головы. Это просто была самая
страшная из всех когда-либо испытанных мною головных болей. Какого черта я
позволил им...
Не сваливай на них! Ты сам виноват, олух!
Да, но...
"Да, но..." Всегда это самое "да, но..."! Всю жизнь от тебя только и
слышишь, что "да, но...". Когда же ты распрямишься и возьмешь на себя всю
ответственность за собственную жизнь и за все, что с тобой происходит?
Да, но ведь в данном случае ошибка-то _н_е _м_о_я_. Я же не
А.Л.Грэхем. Это не мое имя. И корабль не мой.
Не твой? И не ты?
Разумеется, нет...
Я сел и попытался стряхнуть с себя этот дурной сон. То, что я сел,
оказалось ошибкой: голова, конечно, не отвалилась, но колющая боль в
основании черепа добавилась к той, что уже терзала мой мозг. На мне были
черные брюки и, по-видимому, больше ничего, а сидел я в чужой комнате,
которая к тому же медленно вращалась.
Штаны Грэхема. Каюта Грэхема. А это непрерывное медленное вращение -
результат того, что у корабля отсутствуют стабилизаторы.
Нет, это не сон. А если и сон, то я все равно не способен
вытряхнуться из него. Десны чесались, ноги казались чужими. Высохший пот
пленкой покрывал всю кожу, кроме тех мест, где он еще был влажен и липок.
Подмышки... Господи, не хочу думать о подмышках!
Рот следовало бы хорошенько прополоскать... щелоком.
Теперь я вспомнил все. Или почти все. Пылающие угли ямы. Туземцы.
Разбегающиеся с дороги куры. Корабль, который не был моим кораблем... и
все-таки им оказался. Маргрета...
Маргрета!
"Два сосца твоих, как два козленка... ты прекрасна, возлюбленная
моя..."
Маргрета среди танцоров, с обнаженной грудью, обнаженными ногами...
Маргрета, танцующая с этим мерзким канаком и трясущая своей...
Разве удивительно, что я нализался?
А ну-ка, заткнись, приятель! Ты надрался еще до этого. А злишься на
мальчишку-туземца только потому, что с ней был он, а не ты. Ты же жаждал
танцевать с ней. Да только был не в состоянии.
Пляски - оскал Сатаны!
И разве не хотелось тебе уметь так танцевать?
"Как... двойня серны..." Да. Очень хотелось!

Послышался легкий стук в дверь, затем позвякивание ключей. Дверь
приоткрылась, и показалось лицо Маргреты.
- Уже проснулись? Отлично. - Она вошла, неся поднос, закрыла дверь и
подошла к постели. - Вот, выпейте-ка это.
- А это что?
- Преимущественно томатный сок. Перестаньте спорить и пейте.
- Мне кажется, я не смогу...
- Сможете. Так нужно. Пейте!
Я с опаской принюхался и отпил крохотный глоточек. К моему
величайшему удивлению, меня не стошнило. Тогда я отпил побольше. После
слабого позыва питье прошло и тихо улеглось в желудке. Маргрета протянула
две таблетки.
- Примите. И запейте остатком томатного сока.
- Но я никогда не принимаю лекарств!
Она вздохнула и произнесла нечто, чего я не понял. Это не был
английский язык. Во всяком случае он не походил на английский.
- Что вы сказали?
- Кое-что, что говаривала моя бабушка, когда дедушка начинал с ней
спорить. Мистер Грэхем, примите таблетки! Это всего лишь аспирин, и он вам
необходим. Если не будете слушаться, я перестану с вами возиться. Я...
я... передам вас Астрид, вот что я сделаю!
- Пожалуйста, не надо.
- Нет! Именно так я и поступлю, если вы не будете слушаться. Астрид
сменит меня. Вы ей нравитесь... она рассказывала, как вы любовались ее
танцем вчера вечером.
Я схватил таблетки, запил их остатком томатного сока - холодного как
лед и успокаивающего.
- Да, любовался, пока не увидел вас. После этого я уже глаз с вас не
сводил.
Она впервые за все время улыбнулась.
- Да? Вам понравилось?
- Вы были прекрасны! (А вот твой танец просто похабен, твоя
непристойная одежда и твое поведение шокировали меня так, что, вероятно, я
потерял год жизни. Все мне было ненавистно... И я ужасно жалею, что не
могу увидеть все снова, буквально сейчас же, не теряя ни секунды.) Вы были
необычайно грациозны.
На ее щеках возникли ямочки.
- Я так надеялась, что понравлюсь вам, сэр!
- Так оно и было. А теперь перестаньте угрожать мне своей Астрид.
- Ладно. Не буду до тех пор, пока вы проявляете благоразумие. А
сейчас вставайте - и под душ. Сначала очень горячий, потом ледяной. Как в
сауне. - Она чего-то ждала. - Вставайте, я сказала. Не уйду, пока душ не
будет включен и пар не пойдет клубами.
- Я приму душ... когда вы уйдете.
- И пустите еле тепленькую водичку. Знаю я вас! Вставайте, снимите
брюки и под душ! Пока будете его принимать, я принесу завтрак. Скоро
камбуз закроется, чтобы готовить второй завтрак, а потому перестаньте
тянуть резину... Ну пожалуйста...
- Ой, не могу я завтракать. Во всяком случае не сегодня! Ни за что! -
Даже мысль о еде была мне отвратительна.
- Вам _о_б_я_з_а_т_е_л_ь_н_о_ надо поесть. Прошлым вечером, как вам
прекрасно известно, вы слишком много выпили. Если вы не поедите, будете
весь день чувствовать себя разбитым. Мистер Грэхем, я уже кончила
обслуживать всех остальных гостей и, можно сказать, от дежурства
освободилась. Сейчас принесу вам поднос с завтраком, а потом сяду и
прослежу, чтобы вы съели все, что на нем будет. - Она поглядела на меня. -
Надо было все-таки стащить с вас брюки, когда я укладывала вас в постель,
но вы весите слишком много.
- Вы укладывали меня в постель?!
- Мне помогал Ори. Тот парень, с которым я танцевала. - Вероятно, мое
лицо выдало меня, так как она торопливо добавила: - О, я не разрешила ему
входить в вашу каюту, сэр. Я сама раздела вас. А вот, чтобы втащить вас
вверх по лестнице, мне нужна была помощь.
- Я нисколько на вас не сержусь. (А потом ты вернулась на вечеринку?
И он с тобой? И ты снова с ним танцевала? "...Ибо ревность моя жесточе
могилы и жжет сильнее угля пламенеющего". Нет... Нет у меня права на
ревность!) Я чрезвычайно благодарен вам обоим. Наверняка это было весьма
неприятное занятие.
- Ну... смельчаки часто напиваются - после того как минует опасность.
Но вообще вам от выпивки стало плохо.
- Это верно. - Я встал с постели и направился в ванную. - Я пущу
кипяток, клянусь!
Затем я прикрыл дверь и защелкнул задвижку, после чего разделся.
Значит, я был так омерзителен и бесчувственно пьян, что
мальчишка-туземец помогал тащить меня до кровати. Алекс, какая же ты
позорная дрянь! И нет у тебя никаких прав ревновать эту очаровательную
девушку. Она не принадлежит тебе, и в ее поведении нет ничего дурного по
стандартам ее мира - какими бы эти стандарты ни были - и все, что она
делала, было сделано ради твоей же пользы и твоего комфорта. А это не дает
тебе никаких прав на нее.
Я пустил горячую воду, такую горячую, что бедный старый Алекс в ней
чуть не сварился. И выстоял под струями кипятка так долго, что мои нервные
окончания почти потеряли чувствительность, а затем резко сменил горячий
душ на ледяной... и чуть не заорал от боли.
Я стоял под ледяной водой, пока не перестал ощущать ее как холодную,
затем закрыл краны и вытерся, открыв дверь, чтобы выпустить влажный
воздух. Вышел в каюту... и тут внезапно обнаружил, что чувствую себя
великолепно. Никакой головной боли. Никакого ощущения, что конец света
должен наступить с минуты на минуту. Никаких пертурбаций в желудке. Только
голод. Алекс, ты больше никогда не должен напиваться, а уж если нальешься,
поступай так, как приказывает Маргрета. Тебе повезло - у нее на плечах
отличная голова, и ты это обязан ценить.
Весело насвистывая, я открыл платяной шкаф Грэхема.
Услышав, как ключ поворачивается в замке, я мгновенно схватил
купальный халат Грэхема и успел его накинуть как раз в ту секунду, когда
Маргрета стала открывать дверь. Когда я это увидел, тут же бросился на
помощь и придержал дверь. Она поставила поднос и принялась выгружать
посуду с едой на мой письменный стол.
- Вы были совершенно правы насчет душа как в сауне, - сказал я. - Это
именно то, что прописал доктор. Или вернее сказать, медицинская сестра.
- Знаю. Такую штуку бабушка нередко устраивала моему деду.
- Гениальная женщина! Ох, как вкусно пахнет! (Омлет, бекон, щедрая
порция датской выпечки, молоко, кофе, тарелка с несколькими сортами сыра,
fladbrod [лепешка (дат.)], тонко нарезанные кусочки ветчины и неизвестные
мне тропические фрукты.) А что говорила ваша бабушка, если дедушка начинал
с ней спорить?
- Знаете, она иногда излишне горячилась...
- Зато вы никогда не горячитесь. Ну, скажите же мне.
- Ладно... Она в таких случаях говорила, что мужчины созданы Богом
только для того, чтобы испытывать женское долготерпение.
- Что-то в этом есть. А вы с ней согласны?
И снова улыбка вызвала появление ямочек.
- Я полагаю, что у них есть и кое-какие полезные функции.

Маргрета убрала мою каюту и помыла ванну (о'кей, о'кей, пусть будет
каюта _Г_р_э_х_е_м_а_ и ванна _Г_р_э_х_е_м_а_. Удовлетворены?), пока я ел.
Она достала пару легких спортивных брюк, спортивную рубашку островной
раскраски и сандалии, убрала поднос и тарелки, оставив на столе кофе и
часть фруктов. Я поблагодарил ее, когда она уходила, и подумал, не должен
ли я предложить дополнительную "плату" и не оказывает ли она те же услуги
и другим пассажирам. Это показалось мне не очень вероятным. Но мужества
спросить, так ли это, я в себе не нашел.
Я закрыл за ней дверь и принялся тщательно обыскивать каюту Грэхема.
Я носил его одежду, спал в его постели, откликался на его имя, а
теперь мне предстояло решить, пущусь ли я во все тяжкие и стану подлинным
А.Л.Грэхемом или же отправлюсь к властям (к американскому консулу, а если
нет, то к кому?) и признаюсь, что выдавал себя за другого, а теперь прошу
помощи.
Время торопило меня. Сегодняшний выпуск "Королевского скальда"
сообщал, что пароход "Конунг Кнут" должен прибыть в порт Папеэте в три
часа дня и отплыть в Масатлан (Мексика) в шесть часов вечера. Корабельный
эконом известил пассажиров, желающих обменять франки на доллары, что
представитель банка Папеэте будет работать на судне прямо напротив офиса
эконома с момента прибытия корабля в порт и закончит операции за
пятнадцать минут до отплытия. Кроме того, эконом напомнил пассажирам, что
их задолженность по счетам бара и судовой лавки должна быть оплачена
только в долларах, датских кронах или с помощью кредитных карточек.
Вроде все разумно. И в то же время вызывает беспокойство. Я ожидал,
что судно пробудет в Папеэте минимум часа двадцать четыре. Заход в порт на
три часа казался просто дикостью - ведь получалось, что не успеет судно
причалить, как надо будет отплывать. И разве не придется платить за сутки,
даже если они пришвартуются всего на три часа?
Однако, напомнил я себе, командование судном меня в общем-то не
касается. Возможно, капитан просто решил воспользоваться временем между
отбытием одного корабля и прибытием другого? Да и вообще, мало ли у него
может найтись причин? Единственно, о чем мне следовало беспокоиться, так
это о том, что предприму между тремя и шестью часами дня я сам и что мне
непременно надо сделать до трех.
Сорок минут тщательных поисков выявили следующее:
одежду - самую разнообразную и без всяких проблем, кроме тех, что
связаны с лишней жировой складкой на моей талии;
деньги - франки в бумажнике (не забыть обменять!) и восемьдесят пять
долларов там же; три тысячи долларов в ящике стола, там же лежал и футляр
с часами Грэхема, с его кольцом, запонками и тому подобным. Поскольку часы
и другие драгоценности вернулись в свой футляр, я логично рассудил, что
Маргрета сохранила мой доход от пари, которое я (или Грэхем) выиграл у
Форсайта, Дживса и Хэншо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56