Однако на этот раз министр против ожиданий отреагировал на поступившую жалобу мгновенно: он решил послать в коммуну одного из своих замов и директора завода заготовителя, чтобы те заменили недоброкачественный трактор, выплатили компенсацию да еще извинились за причиненный ущерб.
Что же с ним произошло? Наверное, не мог изобрести подходящей увертки, потому что «банду четырех» сверг
ли уже больше трех лет назад и валить было не на кого. Сейчас экономисты требовали реформировать хозяйственную структуру, выступали за всестороннюю реформу экономики. Последние два года этой проблемы касались в своих статьях не только теоретики, но и наиболее дальновидные, опытные руководители. Тянь Шоучэн чувствовал, что поветрие исходит не от экономистов. Он помнил, как в семьдесят шестом году, когда началась борьба против реставрации правого уклона, он допустил промашку, решив, что эта кампания долговременна. Всех давно тошнило от демагогии, а он чуть ли не единственный из министров не уставал вслед за газетами разоблачать «самых крупных каппутистов» Его лицемерные выступления считались тогда эталоном лояльности среди работников министерского ранга. До чего бы он дошел в своем рвении, если бы вскоре не свергли «банду четырех»?
Да, тогда он здорово просчитался, но нынешнее поветрие тоже идет с самого верха, и при этом ясно, что оно не ограничится одной экономикой, а затронет и политическую систему, и кадровый состав — короче говоря, распространится на все стороны общественной жизни. Партийные принципы Тяня давно уже не волновали, однако министерский пост был для него далеко не безразличен, и он решил побороться. Его мучила мысль о том, какие выгоды он может получить от этой реформы и чего лишится. Решив заменить коммуне «Алеющий Восток» негодный трактор, он думал о том, что еще ни одно министерство так не поступало. В соответствии с духом времени об этом можно будет отрапортовать наверх, разрекламировать свой опыт и предложить к внедрению. Имеет смысл вымостить дорожку подобными камушками, а потом смело идти по ним вперед!
Чжэн Цзыюнь не мог понять, почему на заседании парткома Ван Фанлян так настойчиво предлагал свою кандидатуру для поездки в «Алеющий Восток». Лишь заметив его лукавый взгляд, он сообразил, что у Вана есть какой-то замысел.
— Вчера,— наконец объяснил Ван,— я поручил секретарю позвонить в ком и спросить, нельзя ли собрать всех кадровых работников коммуны и живущих поблизости коммунаров? Сотрудник укома согласился. Сегодня приезжаю туда, гляжу — они назначили собрание в актовом зале укома, где помещается лишь несколько сот человек. А как же коммунары? Мне говорят: «Их много пришло, но в зале мест не хватает». Я спрашиваю: «А нельзя ли нам собраться на площади?» Секретарь укома растерялся: «Боюсь, на площади холодно будет». Я говорю: «Ничего, перетерпим. И потом, мы ведь коммунисты, от народа нам скрывать нечего, так что чем больше людей, тем лучше. Вот когда мы врем, тогда, конечно, лишние свидетели не нужны, верно?» Ладно, перенесли собрание на площадь, поставили там несколько столов, подключили микрофон, и я заговорил: «Товарищи коммунары, мне как заместителю министра стыдно за то, что вам поставляют недоброкачественные трактора! Это означает, что мы плохо работаем и фактически обманули вас. Вы зарабатываете свой хлеб в поте лица, с трудом собрали деньги, выделили средства, а мы вас надули. Сейчас я заявляю вам откровенно: не надо покупать тракторы этого завода. Если завод не улучшит работу, то и в будущем не покупайте. Их тракторы самые плохие в стране!
Я расскажу вам одну историю, и вы поймете, что я имею в виду. Как-то коммуна, находящаяся недалеко от этого завода, купила у них трактор, но в нем оказались старые детали. Коммунары еще радовались, что завод неподалеку. Погрузят испорченные детали на осла и едут возвращать. Потом им надоело ездить, так они свалят эту рухлядь в тележку, хлестнут осла, и он сам идет к заводским воротам, а охрана безропотно его пропускает, как старого знакомого. Рабочие кое-как починят детали, тоже свалят в тележку, и осел плетется домой. Если уж осел успел запомнить дорогу от коммуны до завода, то вы можете представить, какова их продукция!»
Народ забурлил, рассердился, кричит: «Что же нам делать? Мы ведь с ними договор заключили!» А я им отвечаю: «Расторгайте договор!» Директор завода даже побелел от злости и наверняка подумал: «Не зря, видать, этот
старикашка во время «культурной революции» сидел в тюрьме, жаль, что его рано выпустили!» Но сказать ничего не посмел: ведь я все-таки замминистра. Субординация тоже иногда бывает полезна, верно? А я весь кипел: почему мы не решаемся затронуть авторитет таких руководителей, как этот директор? Чего с ним цацкаться? Неужели достаточно лишь оформить возврат продукции, и все? А потом что? Будет снова выпускать такие же трактора? Почему наши номенклатурные работники и управленцы сидят в своих креслах пожизненно — вне зависимости от того, способны они или нет, прибыль приносят или убыток? Подобные руководители губят все, к чему прикасаются, так что их непременно нужно учить уму-разуму!
Площадь шумит: «Если расторгнем договор, куда обращаться за техникой? Нам же работать надо!» Я отвечаю: «Обращайтесь на завод «Рассвет». У них трактора и лучше, и дешевле, и в эксплуатации удобнее. Вот и начнется соревнование. Пусть никто не думает, что сможет, как в прошлом, кормиться, лежа на боку, лишь бы с ним заключили договор. Выпускаешь дрянь — так и иди на все четыре стороны. Не сможешь реализовать свою продукцию — значит, не обеспечишь людям зарплату, рабочие перестанут тебе доверять, вот ты и слетишь как миленький. А не захочешь лишаться кресла, так пораскинь мозгами, чтобы найти выход. Тогда только будешь похож на настоящего директора».
Один смышленый счетовод спрашивает: «А разве можно купить трактор без специального разрешения?» — «Это раньше, чуть ли не при императорах, так было, а сейчас автономия предприятий расширяется и у заводов тоже есть кое-какие права!»
Тут меня сразу окружили, не верят, что это правда. Я рассказал им об объявлении, которое ты разрешил дать заводу «Рассвет», и о том, в какой газете оно напечатано. Один партийный секретарь спрашивает: «А можно ли пускать средства производства в свободное обращение? Маркс об этом не говорил». Я отвечаю: «Маркс много чего не говорил, но разве мы сами не соображаем, как надо жить? Все, что полезно для социалистического про
изводства, для национальной экономики, для «четырех модернизаций», соответствует принципам старика Маркса!»
Ван Фанлян закончил свой рассказ и, не дожидаясь реакции слушателей, весело рассмеялся.
— Дядюшка Ван, вы просто молодец! Вот это настоящий замминистра! А то, что делает дядя Тянь, и я могу делать: только резолюции спускает да твердит: «Поступайте в духе вышестоящих указаний», «Согласен с мнением большинства»... А каково его собственное мнение, никто не знает.
— Юаньюань! — строго прикрикнул Чжэн Цзыюнь.
Девушка надулась и зыркнула глазами:
— Так и есть!
— Как же ты можешь критиковать своего будущего свекра? — пошутил Ван Фанлян.
— Да кому нужен такой свекор?
— Ты же собиралась замуж за его третьего сына... Это ни для кого не тайна.
Ся Чжуюнь изменилась в лице, но Ван Фанлян никогда не принимал во внимание такие мелочи. Девушка воскликнула:
— Ничего подобного, не хочу я дружить с таким!
— С каким «таким»? Что в нем плохого?! — вскинулась мать.
— Кому он нравится, тот пусть за него и выходит!
— Юаньюань, ты что себе позволяешь?!
Девушка швырнула палочки для еды, оттолкнула стул и убежала в свою комнату.
— Зачем было упоминать про объявление? — спросил Чжэн Цзыюнь, словно не заметив женской перебранки.
— Потому что я уважаю твою смелость,— посерьезнел Ван Фанлян и замолчал, чувствуя, что больше говорить незачем. Они прекрасно понимали друг друга, многое перевидали на своем веку, но Чжэн Цзыюнь все-таки взял на себя ответственность за это смелое объявление завода «Рассвет», и это тронуло Вана: ведь о прибыли, конкуренции, свободном рынке едва только начинали говорить.
Трактора — это одно из средств производства, и согласно ныне действующей системе управления завод дол
жен изготавливать их в определенном количестве, а затем так же по плану распределять между провинциями, областями и уездами. Но плановых заданий, как ни парадоксально, не хватало, они не покрывали и половины мощностей завода. В то же время многие коммуны, остро нуждавшиеся в тракторах, не имели разрешения на их покупку. Завод мог нести убытки, но у него не было прав сделать больше тракторов и продать их — продавца тут же обвиняли в своекорыстии. Чжэн Цзыюнь и работники завода «Рассвет», учитывая законы экономики и тщательно изучив плановые задания, наличие ресурсов и потенциальные возможности предприятия, пришли к выводу, что завод может производить определенное количество тракторов сверх плана, для свободного рынка. Они официально доложили об этом министерству, получили согласие и решили напечатать в газете объявление о том, что потребители могут заказывать трактора непосредственно у завода. Объявления о продаже средств производства были тогда в диковинку. Чжэн Цзыюнь продумал каждое слово текста, долго правил объявление и лишь тогда подписал в печать. Мало ли что произойдет впоследствии? На завод могут послать комиссию, и у него должны быть гарантии от всяких случайностей. Подобные «случайности» бывали уже не раз, в одиночку с ними не справиться.
Если бы кто-то из министерских совершил такой акт в пятидесятых годах, это не сочли бы чем-то особенным, но за последние десятилетия жестокая политика перебила немало хребтов. Это наводило на грустные размышления и в то же время свидетельствовало о незаурядности поступка Чжэн Цзыюня, о его благородстве и дальновидности.
В результате завод заработал на полную мощность, начал получать прибыль, и у рабочих поднялось настроение. Казалось, дело было абсолютно беспроигрышным (заводу хорошо, крестьянам тоже, государственный план не страдает), и все же оно вызвало немало кривотолков. Возможно, через несколько лет люди будут удивляться, почему они были так недальновидны и с таким трудом принимали даже самые разумные начинания, но это, вероятно, свойственно человеческой натуре. Когда людей за
гоняют в жесткие рамки, им очень нелегко действовать. Лу Синь говорил, что теперь люди безбоязненно едят крабов, однако первый человек, решившийся на это, должен был обладать немалой смелостью: его наверняка объявили варваром и обвинили в дерзости — совершает то, что не описано в древних книгах.
Ван Фанлян задумчиво вынул из кармана сигареты, закурил и протянул пачку Чжэну. Тот отрицательно помахал рукой. Ван удивленно сверкнул на него глазами:
— Что, жена запрещает?
— Да нет, меня уже не исправить. Просто днем слишком накурился.
— Правильно, обходить запреты — самое приятное! Я всегда именно так реагирую на возникающие разногласия! — засмеялся Ван Фанлян и вытащил из другого кармана коробочку с изящным рисунком на крышке. Взглянув на Чжэн Цзыюня, он нараспев произнес: — Это чудодейственное средство содержит глюкозу и различные лекарственные травы, помогает отвыкнуть от курения, снимает кашель, поднимает жизненный тонус и так далее. Принимать нужно по одному ломтику и жевать около получаса. Действует .оно в течение двух-четырех часов, в зависимости от силы привычки к куреву. Не хочешь попробовать?
Чжэн Цзыюнь промолчал, зная, что Вану иногда нравится многозначительность.
— Да, приказа жены трудно ослушаться, но что ж поделаешь, если тянет! — захохотал Ван.— А я вот и курю, и жвачку жую, то есть ублажаю и жену, и себя. В результате все довольны...
В этом был весь Ван Фанлян, он часто таким способом выходил из сложных положений. Но сработают ли подобные методы в действительно серьезных ситуациях, возможных в будущем? Не придется ли ради них поколебать некоторые устоявшиеся представления?
Раньше люди, рассуждая о классовой борьбе, о битвах не на жизнь, а на смерть, думали, что противоречия такого рода возникают только между врагами. Но разве в одном и том же лагере нет непримиримых противоречий между новым и старым, прогрессивным и консервативным? Их тоже невозможно определить иначе, как «битвы не на жизнь, а на смерть», других слов не подберешь. Старые представления пустили глубокие корни в сознании людей и даже рассматривались как аксиомы, против которых нельзя выступать. Иногда они напоминали сети, опутывающие человека и мешающие ему двигаться. В этих сетях оставались и живые, и мертвые. Когда один из живых умирал, его труп боялись убрать, никто даже носа не смел высунуть наружу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Все покорно страдали от вони и гнили.
История, конечно, отмела многие из догм, за которые цеплялись люди, Самое печальное, что эти люди были нашими товарищами, иногда неплохими товарищами.
Мы привыкли говорить, что коммунисты двигают колесо истории. То, что сейчас воспринимается как крамола, в недалеком будущем станет аксиомой. В 1847 году Маркс призвал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Тогда на этот призыв откликнулись лишь немногие, а через каких-нибудь полвека, первого мая 1890 года, когда Энгельс в Лондоне писал предисловие к переизданию «Коммунистического манифеста», объединение пролетариев всего мира уже стало реальностью.
ГЛЭВЭ Будильник на тумбочке у изголовья показывал десять минут седьмого, надо было вставать. С улицы уже слышался нарастающий шум города. В этом разноголосом хоре звуков Юй Ливэнь, как жена директора автозавода, улавливала прежде всего шум машин и по гудкам, рокоту мотора могла даже отличить грузовик от самосвала, джип от легковушки.
Ей хотелось приготовить мужу вкусный завтрак — им редко удавалось поесть вдвоем. Подумав об этом, она улыбнулась: какая она все-таки глупая, муж для нее чуть не центр вселенной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48