Потом ложилась спать, но долго не могла заснуть и начинала думать. Бессонницы она не боялась, потому что утром можно было спать, сколько хотелось. А думала она чаще всего о замужестве дочери. Сын заместителя командующего, к примеру, еще не выбрал себе невесту, но парень уж больно разболтанный, ни на что серьезное не годен; сын знакомого посла слаб здоровьем, как бы не оставил дочку вдовой! Вот сын министра Тянь Шоучэна вроде бы получше: и собой хорош, и умен, и работает уже переводчиком. Интересно, есть ли у него девушка?..
Чжэн Цзыюнь решительно отвергал все ее замыслы. «Ты что, династические браки собираешься устраивать? — шумел он.— Я не привык к таким вещам! Если все партийные и административные руководители породнятся между собой, то как они будут работать, как станут отличать служебные дела от личных? Производственные совещания превратятся в какие-то семейные посиделки! Не забывай, мы все-таки коммунисты... Ишь чего придумала!»
Ся Чжуюнь дулась. Ну и что же, что коммунисты? В уставе партии не сказано, что дети руководителей не могут любить друг друга. Сейчас некоторые выходят даже за
иностранцев, а тут китаец с китаянкой не могут пожениться! Черт знает что!
Она тратила немало времени на свои наряды и прически, но не для того, чтобы кому-то понравиться — возраст уже не тот! — а скорее по привычке, чтобы не ударить в грязь лицом. Ее муж, вечно спешивший то на работу, то на собрание, то на встречу с народов, то просто к телефону, никогда не имел возможности оценить усилия супруги. Звонили ему так много, что она часто жаловалась. «Я уже устала звать тебя!» «А зачем тогда трубку берешь?» — спрашивал он. Но она не могла не брать трубку, это было ее неотъемлемым правом и основным способом следить за мужем.
В пятьдесят шестом году она с трудом затащила своего супруга на одну вечеринку, а на следующий день спросила: «Тебе понравилось платье, в котором я была вчера?» «Да,— ответил Чжэн Цзыюнь после мучительных раздумий.— Бледно-желтый цвет тебе очень к лицу!» Ся Чжуюнь вытаращила на него глаза: «Ты что, дальтоник? Я вчера была в темно-красном!» Он весело расхохотался: «Ну тогда сшей себе и бледно-желтое!» Она сшила, но к тому времени он уже все забыл и сказал: «Бледно-желтое? По-моему, оно тебе не очень подходит...»
Если не считать этих мелочей, его не в чем было упрекнуть. С молодых лет он отличался красотой, превосходно умел себя вести, и, когда они шли по улице, у многих женщин глаза загорались от зависти. В то же время он был очень порядочным и не испытывал интереса к другим женщинам. Впрочем, и жену он воспринимал всего лишь как предмет обихода, без которого можно даже обойтись. Они никогда не спали в одной комнате, и Ся Чжуюнь часто задумывалась, не жалеет ли Чжэн Цзыюнь, что взвалил себе на плечи такую обузу? Может, он женился только потому, что принял зов юной плоти за любовь? Может, он никогда и не любил ее, а всю свою нерастраченную энергию отдал работе? Сплошная работа, работа, работа, а семья ему как будто и не принадлежит. Если бы Чжуюнь не подсуетилась, дочь ни за что не получила бы место фотокорреспондентки! Это ведь должность и почетная, и легкая, девочка все время вращается в высших
сферах, узнаёт много нового, имеет возможность себя показать. Конечно, надо бы еще устроить ей приличную квартиру, а то, когда Цзыюня восстанавливали на посту, в министерстве было трудно с квартирами. Странное дело, министерство все время строит, а заместителю министра не могут выделить ничего приличного, приходится жить в этой жалкой конуре! Разве это подходящее жилье для замминистра? Всего пять комнат, этаж ни то ни се — четвертый, никто из больших людей в таких квартирах не живет. Нет чтобы догадаться построить заместителю министра новую квартиру или хотя бы обменять эту на что-нибудь более достойное! Надеяться, что Чжэн Цзыюнь надоумит подчиненных, бесполезно, придется снова самой действовать.
Клиентка словно унесла с собой всю энергию Лю Юйин. Предыдущей ночью парикмахерша даже глаз не сомкнула, утром ушла из дома, не позавтракав, и в обед проглотила всего несколько кусков — не лезло, в горле будто ком стоял. Вспоминать о случившемся было мучительно. Она старалась ни о чем не думать, а то сразу расплакалась бы. Просто взяла в руки веник и стала подметать разбросанные по полу волосы.
За всю жизнь ни отец, ни мать ее пальцем не тронули, даже не выругали ни разу, а муж вчера дал ей пощечину. Тот самый муж, ради которого она всем готова пожертвовать. За что он ее ударил? Только за то, что она защитила сынишку, случайно разбившего термос. У Годуна не интересовало даже, ошпарился ли ребенок — знай лупит. Вот она и крикнула:
— Этот термос и двух юаней не стоит! Чего ты разошелся?
— Можно подумать, что ты жена министра! — в сердцах ответил У Годун.— «Двух юаней не стоит!» Много у тебя этих юаней?
Много не много, а два юаня были. Правда, к концу месяца и юаня не оставалось, хоть карманы выворачивай. Тот, кто не знает такой жизни, никогда не поймет, какой крови стоит один юань.
Когда У Годун заработал себе гепатит и полгода болел, ему выдавали всего шестьдесят процентов зарплаты, то есть чуть больше пятидесяти юаней. Лю Юйин вместе со всеми приработками получала примерно столько же. А в семье четыре рта; кроме того, каждый месяц надо давать пятнадцать юаней престарелым родителям У Годуна. Да и самого его приходилось подкармливать, нужно было усиленное питание; правда, Годун не очень-то и ел, он же видел, как дети облизываются... От Лю Юйин потребовалось предельное напряжение. Чтоб сэкономить хотя бы несколько феней она даже лапшу не покупала, делала ее сама, как ни уставала за целый день своей стоячей работы. На рынке она никогда не брала свежих овощей — только вялые, уцененные, лежавшие прямо на земле. Старшая сестра писала из Синьцзяна, что там овощи очень дорогие. Это значит, в Пекине еще ничего, тут всюду есть уцененные продукты и товары: овощи, рыба, материя, обувь... Лю Юйин хорошо знала, на каком рынке что можно купить подешевле.
Чтобы сберечь хоть немного стирального порошка, она прибегала к разным уловкам, стирала в одной и той же воде сначала светлое белье, потом темное, а под конец мыла в ней туфли или швабру. На эти мелочи она расходовала всю свою женскую сметку, весь ум. Когда она была девушкой, ей и в голову не могло прийти, что ее ждет такое наказание. Правда, жилось по-разному, изменялась и обстановка в стране: до пятьдесят восьмого года жизнь была в общем неплохой, но потом, особенно после шестьдесят пятого, стало гораздо труднее.
Еще она боялась, что о ее мучениях узнают родители: будут волноваться, да им и самим несладко живется. Отец уже ушел с завода, а у младшего брата родилась дочка — зачем их зря расстраивать? Каждый раз, наведываясь в родительский дом, Лю Юйин старалась помочь и старым и малым да еще принести какую-нибудь сладость — печенье или курагу по шесть-семь мао за фунт. Но заботливая мать все-таки догадывалась о ее бедности и сама любыми способами пыталась помочь дочери. Дни рождения своих детей, даже Новый год, мать справляла как можно скромнее, чтобы не вынуждать зятя тратиться на дорогие подарки и таким образом не испытывать, поберечь его гордость.
Хуже всего было то, что Лю Юйин перестала следить за своей внешностью,— а ведь это так важно для женщины. Недавно, когда она покупала себе зимнее пальто, ей понравилось одно бежевое синтетическое в зеленую и синюю крапинку, но за него нужно было выложить почти двадцать юаней. Она не могла решиться на это, долго бродила у прилавка и в конце концов купила хлопчатобумажное пальто подешевле. Лучше уж сберечь деньги на дополнительное питание мужу, да и детям нужна обувь...
Все эти муки ей приходилось терпеть в одиночку, У Годун ей даже ласкового слова не говорил — только упреки да обвинения. Ну ладно, она стерпит, но зачем на детях зло срывать? И не раз, не два, а постоянно. Чем дети-то виноваты? Если не можешь содержать семью, так и не женись! А коли женился, то стисни зубы и терпи — ведь ты мужчина. Если же ты только и знаешь, что ворчать, бить детей да ругать жену, то ты никудышный человек... Лю Юйин так распалилась, что бросила в лицо У Годуну слова, которые только подлили масла в огонь: «А кто тебе мешал стать министром?» — «Вот за него и надо было выходить!»
В перепалках супруги не щадили друг друга, но каждый думал, что обижен именно он, что именно его не щадят. Слово за слово, оскорбление за оскорблением, и вот уже разругались всерьез. Конечно, и маленькому Чжуану при этом досталось, отец поколотил его, мать вступилась и в конце концов сама получила пощечину. У Годун не ожидал от себя такого, даже испугался, что это с ним? Лю Юйин тоже оторопела, прекратила скандалить, но не заплакала, а лишь уставилась на мужа, словно дурочка.
В последние годы они часто ссорились, однако до рукоприкладства все-таки не доходило. Как же он перешел эту грань, почему? Пощечина отрезвила прежде всего самого У Годуна. Только теперь он осознал, что опора их семьи — это Лю Юйин, без нее все рухнет. Разве он хоть раз поинтересовался, как она умудряется кормить их на жалкие гроши, разве спросил, чего хочется ей самой? Нет, не спрашивал. Она безропотно жертвовала всем и несла на своих слабых плечах такую ношу, которая свалила бы и сильного. Наверное, женщины крепче, выносливее и самоотверженнее, чем мужчины. У Годун вдруг понял это, и все-таки что-то мешало ему сразу попросить у жены прощения.
Лю Юйин в эти мгновения тоже о многом передумала. Сначала ей захотелось умереть, чтобы У Годун всю последующую жизнь раскаивался. Но кто тогда вырастит детей? Может быть, они попадут в руки злобной мачехи?! Еще в детстве она слышала множество страшных историй об этом. Слезы невольно навернулись ей на глаза, будто она и вправду была уже при смерти. Нет, не годится, умирать нельзя, лучше уж развестись! Но развод тоже не сулит ничего хорошего: люди решат, что она ветрена или совершила что- то зазорное. Разве нет? Ведь к разведенкам, как правило, относятся с подозрением или презрением. Еще не хватало, чтобы люди шептались у нее за спиной! Может, просто вернуться к родителям? Но у них даже места для нее нет, и потом, они будут так переживать... В общем, как она ни размышляла целый день, а все не могла придумать достойного наказания для У Годуна. Ну почему моя судьба так горька? Чем же я так сильно отличаюсь от клиентки, которая только что была у меня? Она-то наверняка счастлива, всем довольна, муж ее не бьет, даже голоса на нее не повышает! Слезы хлынули из глаз Лю Юйин, и она, боясь, что кто-нибудь заметит, торопливо отерла щеки ладонью.
За окном шел снег — мягкий, белый. Снежинки плясали в морозном воздухе. То был первый снег в этом году, и она вспомнила свои девичьи годы — такие же легкие и чистые.
С улицы вошли парень и девушка. Лицо у девушки разрумянилось от мороза, глаза задорно блестели. Парень нес две большие сумки, доверху набитые бумажными пакетами с названием какой-то фирмы. Он глупо улыбался, хотя вокруг не было ничего смешного,— просто он чувствовал себя счастливым и не мог не улыбаться.
Лю Юйин повидала много всяких клиентов и сразу догадалась, что перед ней жених и невеста.
— Товарищ, мне нужен мастер Лю! — сказала девушка.
— А зачем она вам?
Парень откашлялся, как перед важным выступлением:
— Моей невесте хочется сделать завивку, а мастер Лю, говорят, лучше всех по этой части!
— Завивку любой мастер может сделать, они у нас все хорошие! — вмешалась кассирша, которой не нравился сегодня цвет лица Юйин. Уж не заболела ли? И не отдыхает совершенно. Совсем не щадит себя и чересчур добра — что очередной клиент попросит, то и делает, отказывать не умеет.
Парень заволновался. Он впервые в жизни вел такие переговоры и не знал, как убедить этих женщин, что его любимой действительно очень нужен хороший мастер. С трудом подбирая слова, он что-то пролепетал, но Лю Юйин уже поняла его. Любая мелочь, касавшаяся его невесты, казалась пареньку исключительно важной. Хотя Юйин чувствовала себя уставшей и подавленной, наивность парня была так трогательна, что оставалось только признаться:
— Я и есть мастер Лю...
— Ну что ж, тогда платите! — сдалась кассирша, а сама шепнула Юйин: — Ты поглядись в зеркало, у тебя даже глаза опухли.
Девушка отдала кассирше деньги:
— Холодная завивка.
А кассирша тут же вернула деньги и показала на часы:
— Холодную уже не успеем!
Юные дурачки, которых минуту назад буквально распирало от счастья, снова почувствовали, что мир создан не только для них. Они переглянулись и затоптались на месте, не зная, что делать.
— Завтра уже не выкроим времени, опоздали...— пробормотала девушка.
Лю Юйин выразительно поглядела на кассиршу. Та сделала вид, что смилостивилась, и сказала:
— Ну ладно, платите. Это вам мастера Лю надо благодарить!
Девушка подошла к стенду, на котором были изображены разные виды завивки, и, растерянно улыбаясь, обернулась к парню:
— Как ты думаешь, какую прическу сделать?
Парень тоже улыбнулся и повторил точно попугай:
— В самом деле, какую? — Но потом вспомнил, что он все-таки будущий глава семьи, и промолвил: — Мастер Лю, выберите сами на свой вкус!
— Правильно, выберите сами! — согласилась девушка.
— Ну раз вы мне доверяете, я буду действовать по- своему,— сказала Лю Юйин и уже хотела было отрезать девушке косички, как вдруг взглянула на паренька и остановилась. Он пристально смотрел на ножницы, но его мысли явно витали где-то далеко, будто он силился вспомнить что-то, ускользающее из памяти, и никак не мог. О чем же он думал? Возможно, о том, что вот исчезнут эти косички, и его любимая станет совсем другой. В его ли власти подталкивать ее к этому?
— Пожалуй, вам самому лучше их отрезать! — сказала Лю Юйин.
Молодые не ожидали, что эта простая женщина с печальными глазами и отекшим лицом так точно уловит их настроение. Как ей это удалось? Наверное, образование тут ни при чем, некоторые люди обладают врожденной чуткостью и ощущением прекрасного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48