Чжэн согласился, что его можно обсудить и в следующий раз, но сегодня тоже хорошо бы принять какое-то решение, потому что ведомства должны работать, а для этого нужно единство мнений в верхах. Если один руководитель или печатный орган говорит одно, а другой — совершенно другое, то что прикажете делать рядовым работникам, исполнителям? Нет уж, товарищи теоретики, обсудите все как следует, и тогда мы в стороне не останемся.
«Пусть другие говорят, что хотят,— в раздражении думал министр,— но тебе, Чжэн, лучше помалкивать. Что толку людей будоражить? Особенно опасно обнадеживать журналистов: если не выполнишь своих обещаний, так они тебя мигом в газете продерут. Вот тогда и посмотрим!»
Чжэн Цзыюнь еще нес что-то о том, как надо честно пропагандировать идеи председателя Мао, покончить с замашками «банды четырех», с привычкой затыкать одной фразой рты тысячам людей. Хорошо еще, что больше ничего не нагородил. Ведь что такое политика? Это умение держать нос по ветру, своевременно высказываться в духе руководящих указаний, а все остальное — чепуха!
Министр вышел из кабинета и вернул секретарю проект доклада для совещания начальников управлений и отделов.
— Товарищ Сяо И, я просмотрел доклад, серьезных конкретных замечаний у меня нет, но текст еще сыроват. Прошу тебя вновь подработать его с сотрудниками научно- исследовательского отдела, углубить содержание, отшлифовать композицию и стиль. Стиль должен быть не слишком официальным, но и не слишком разухабистым, чересчур громких и пустых выражений избегайте. Так что потрудись еще немного, хорошо?
В этом был весь Тянь Шоучэн. Он никогда не действовал собственными руками и четко не высказывал исполнителям своего мнения. Став секретарем Тяня, Сяо И хлебнул с ним немало горя, пока не привык. Каждое слово приходилось исправлять по сто раз, а почему и зачем — неизвестно. При работе с любым докладом Тянь Шоучэна секретарь терял в весе несколько килограммов, но постепенно он все-таки уловил некую закономерность в поведении начальника и придумал, как с ним управляться.
Сейчас Сяо И почтительно слушал министра, усердно листал проект и непрерывно кивал головой. Едва Тянь закончил речь, как он поддакнул:
— Да-да, я непременно учту все ваши замечания!
Думал же он только об одном; как расстричь доклад,
перекроить его, первую страницу поставить на место третьей, девятую поменять с седьмой, несколько дней проволынить, ничего на деле не исправить, а накануне совещания, поздно вечером, привезти Тянь Шоучэну на дом. Тогда, ознакомившись с «новым» текстом, министр, как обычно, скажет: «На сей раз ты недурно поработал, значительно лучше, чем в прошлый».
В этот момент в приемную вошел Линь Шаотун. Он молча взглянул на Тянь Шоучэна, тот сразу же открыл свой кабинет, и они оба удалились, плотно затворив за собой дверь. Смешно! Как будто кому-нибудь интересно подслушивать их секреты! Все давным-давно знают, что у министра необычайно теплые отношения с Линь Шаотуном. Сяо И взял пачку бумаг, которую оставил ему Тянь, и, раздраженный, вышел. Ему вдруг захотелось убраться как можно дальше от этих беспринципных людишек.
Цзи Хэнцюань вручил Чжэн Цзыюню письмо и доклад Хэ Цзябиня:
— Это вам от министра!
Чжэн полистал бумаги, положил на стол и искоса взглянул на Цзи, стоявшего в сторонке:
— Ладно, займусь.
Эти слова обычно означали, что разговор закончен. Но как только секретарь вышел из кабинета, Чжэн снова взял письмо и доклад и принялся внимательно изучать их. Читал и легонько кивал головой.
Идеи Хэ Цзябиня, словно мягкие крепкие руки, довольно быстро захватили его. Но благодаря чему именно? Этого он еще не мог понять, а ему не нравилось, когда он чего-либо не понимает.
Так, так, кажется, сообразил. Эти документы многих заставят покрутиться! Однако ощущение недовольства не пропало: «У тебя не хватает смелости принять эти рассуждения всерьез?» — строго спросил он себя. Потом задумался, опустил голову и стал похож на боевого слона, готового броситься в атаку.
Сам он никогда не сумел бы так честно и открыто изложить свои взгляды. Конечно, в его положении это и не обязательно. Впрочем, при чем тут положение? Разве мог он, не кривя душой, сказать, что знает, как нужно жить и умереть, что его помыслы чисты и свободны от карьеристских соображений?
После того как их выпустили из «школы кадровых работников», он давно не встречался с Хэ Цзябинем. Там они трудились в одном отделении. Чжэн Цзыюня в то время считали «каппутистом», а Хэ Цзябиня третировали за разные странности характера. Под многочисленными недобрыми взглядами они достойно несли свою тяжкую ношу и еще умудрялись тайком обсуждать «Диалектику природы» Энгельса. Их интересовало все: почему, например, белая голубоглазая кошка обязательно должна быть глухой, хотя сами они никогда не видели таких кошек. Командиру своего отделения они дали прозвище Взбесившийся Рояль, а командира роты прозвали Полчерпака, потому что во время раздачи еды он вечно ухитрялся недоливать баланды. Вернее, зачерпывал он полный черпак, но, вынимая, наклонял его, и половина содержимого выливалась. Должно быть, боялся, что его объедят! Однако стоило ему заметить в очереди одного из своих подпевал, как он набирал в черпак с верхом, а другим опять незаметно уменьшал порцию. Прозвища были выбраны очень точно... Да и вообще Чжэн чувствовал себя рядом с Хэ Цзябинем помолодевшим: даже в самых тоскливых ситуациях тот без умолку сыпал язвительными шутками. Когда они возвратились в министерство и вновь оказались на разных ступенях социальной лестницы, теплота в их отношениях пропала. Лишь однажды они увиделись в автобусе, во время культпохода в кино, и Хэ Цзябинь не без иронии сказал: «Ну вот вы и возвратились к жизни!»
Какая там жизнь? Бесконечные дела, работа вытеснили решительно все. Хорошо бы встретиться с Хэ Цзябинем, поболтать — если не о его докладе, то хотя бы о Полчерпаке или Взбесившемся Рояле. Е Чжицю говорила, что она собирается вместе с Хэ писать очерк об энергичном, смелом директоре завода, всем сердцем преданном идее «четырех модернизаций», таком, как Чэнь Юнмин. Не знаю, может, и написали. Похоже, эта журналистка слишком увлекающаяся: то хочет изучать экономику, то заняться литературой. А ведь литературная деятельность высасывает из человека все жизненные соки, требует полной отдачи душевных сил. Наверное, она и есть душа жизни! Чжэн Цзыюнь снял телефонную трубку, стал набирать номер Хэ Цзябиня, но после третьей цифры снова положил трубку на рычаг. Он чувствовал себя как-то неуверенно. Ведь они уже не в «школе кадровых работников»... Общаясь со своими сослуживцами, Чжэн всегда старался держаться со всеми одинаково. Если он будет проявлять к кому-нибудь особое расположение, его могут счесть недостаточно принципиальным человеком, пойдут пересуды.
Что же делать с письмом и докладом Хэ Цзябиня? Министр явно устранился потому, что это для него слишком крепкий орешек. Обстановка сейчас по-прежнему очень сложная, между сторонниками реформ и приверженцами старых методов идет ожесточенная борьба,
люди, привыкшие кормиться за счет вранья и крикливых лозунгов, тесно сплотились и в низах, и наверху. Эти деятели плевать хотели на объективные законы экономики и реальные возможности народа, знай тянут деньги из государственного кармана, причем гребут миллиарды. «Следуя высочайшим указаниям», они собираются к восемьдесят пятому году выплавить шестьдесят миллионов тонн стали, добыть двести пятьдесят миллионов тонн нефти. Что за вздор! Если мы и дальше будем следовать таким указаниям, то повторится «большой скачок» и национальная экономика погибнет.
До сих пор многие пытаются тормозить проведение реформы, не понимают, что единственный критерий истины — это практика. Говорят, в одном учреждении во время политзачета был задан вопрос: в чем критерий истины? Лишь тридцать процентов ответили, что в практике, а остальные назвали власть, право и тому подобное. Просто не знаешь, смеяться или плакать. Недаром люди так держатся за власть, и именно из-за этого так трудно осуществлять реформы.
Всячески дебатируется вопрос о целях производства. Хотя цели производства ясно указаны даже в программе партии, теперь снова подняли этот вопрос и норовят извратить смысл. А ведь без четкого понимания этого положения нельзя определить пути развития промышленности и обеспечить нужных темпов роста. Повсюду строят заводы, а рабочим жить негде. Вот и не хватает рабочей силы, предприятия пустуют, никакой отдачи.
Каковы же все-таки цели социалистического производства? Главных, пожалуй, две: создать мощное государство . и добиться благосостояния народа. Эти две цели взаимосвязаны. Если заботиться только об укреплении обороноспособности, то ни страна, ни народ от этого не выиграют. Но тут возникают и более конкретные вопросы. Например, должна ли при составлении плана учитываться объективная реальность? Еще председатель Мао неоднократно говорил, что у нас на первом месте сельское хозяйство, на втором — легкая промышленность, на третьем — тяжелая. А фактически все получается наоборот. Ориентиры на «высочайшие указания»
и на план как таковой приводят к несбалансированности, к авралам, к провалам, которые до сих пор многие воспринимают как нечто естественное. По мнению этих людей, допустимы финансовая неграмотность, даже инфляция — это, дескать, мобилизует силы людей, повышает их производственную активность. Находятся любители утверждений, что история мирового денежного обращения — это история инфляции, поэтому надо просто побольше печатать денег, так было всегда. Можно представить себе, что сказал бы Маркс в ответ на рассуждения подобных господ!
Нужно во что бы то ни стало поднять уровень жизни народа, вернуть ему хотя бы часть задолженностей. Если уровень жизни поднимется, то и накоплений будет больше, и промышленность пойдет в гору. Только через обогащение народа можно укрепить государство. Надо заботиться о сбалансированности планов, об интересах рынка. На одном бескорыстии и голом энтузиазме далеко не уедешь.
При разработке планов капстроительства необходимо учитывать количество объектов, проводить тщательный научный анализ, сравнивать различные проекты, считаться с мнением специалистов, а не брать цифры с потолка или из головы. А то один решает так, другой — сяк, подписывают и визируют что попало. Это все безнадежно устаревшие способы, они ничего не дают — будь ты хоть семи пядей во лбу.
В управлении предприятиями мы все еще используем патриархальные, цеховые методы, не имеем понятия о научной организации труда и статистических подсчетах, не обращаем внимания на экономический эффект, а только раздаем приказы, устанавливаем сроки, поднимаем массовые кампании, выкрикиваем лозунги, пытаясь подменить ими науку. И еще воображаем, что очень энергичны, умны, требовательны. А в результате — сплошные провалы.
Пустые, громкие, лживые словеса стали нашим излюбленным стилем. К существующему Дацину добавилось еще десять, потом еще. А вскоре выяснилось, что там и нет никакого крупного нефтяного месторождения, так,
мелочь одна. На заседании Госсовета объявили, что за создание десятка с лишним новых Дацинов ратовал Центральный Комитет, то есть спихнули вину на ЦК. Ну на что это похоже?
В общем, противоречий тьма. Трудно. И главная трудность в том, что водораздел между нами и противниками проходит совсем не так четко, как в военное время. Некоторые рассуждения вроде звучат вполне правильно, а эффект от них отрицательный, потому что ошибки в образе мышления могут привести миллионы людей к бедности и нищете.
Но если раньше Чжэн Цзыюня мучило очень многое, то теперь, после 3-го пленума, он исполнился верой. Пленум казался ему исключительно важным событием в истории страны, сопоставимым по значению только с совещанием в Цзуньи во время Великого похода \ Продолжался пленум всего несколько дней, однако многие вопросы были подготовлены заранее на рабочих заседаниях Центрального Комитета. В одном из таких заседаний Чжэн участвовал и все видел собственными глазами. В то время консерваторы, стремившиеся оправдать даже ошибки прошлого, были еще в силе, и выдвижение идеи о том, что единственный критерий истины — это практика, было ощутимым ударом по ним. Этот лозунг раскрепостил сознание коммунистов, да и всего народа, предоставил свободу деятельности. А потом последовала серия реформ, началась реабилитация несправедливо осужденных. Все это могло произойти только на основе решений пленума, без него даже арест «банды четырех» ничего бы не дал, люди продолжали бы идти старым путем и не имели никаких надежд.
Гибкая политика в деревне, акцент на получение прибыли противоречили былым установкам на бесконечный изнурительный труд и производство чуть ли не одних зерновых. В экономике разрешили существование разных
Северо-западный поход НОАК, совершенный за период с октября
1934 г. по конец 1936 г.; протяженность похода — 13 тыс. км. В январе
1935 г. в Цзуньи состоялось расширенное заседание Политбюро ЦК КПК, на котором совместно с представителями командования было выработано решение о программе единого национального фронта.
укладов, среди которых главным оставался плановый, одобрили развертывание рыночного хозяйства и конкуренции. Сокращение объектов капитального строительства, снижение числа руководящих указаний, борьба с расточительством, незаконными доходами улучшили жизнь народа. Особенно благотворную роль сыграло повышение закупочных цен на зерно.
В области исправления политики по отношению к интеллигенции важную роль сыграли переоценка «событий на площади Небесного Спокойствия» и реабилитация безвинно осужденных, в том числе зачисленных в «правые». Это пробудило активность миллионов, способствовало развитию идеологии. Короче говоря, влияние 3-го пленума было огромным, он стал переломным моментом в социалистическом строительстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48