Вместо этого он доставил ей удовольствие руками и ртом, и она ответила ему тем же.
– Спасибо, – сказала она.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
– За занятие любовью? – спросил он.
– Нет, за рождественский подарок. За то, что вернул к жизни меня и Софи. За то, что напомнил мне, что по-настоящему важно.
Простой совет Лукаса изменил то, как Жаннин жила последние несколько месяцев. Каждый день она стала находить время, чтобы заняться чем-то веселым со своей дочерью. Она отказалась от всех курсов лечения, которые могли продлить жизнь Софи еще на несколько месяцев лишь для того, чтобы сделать эти месяцы жизни несчастными. И она начала спорить с Джо по поводу лучшего медицинского лечения Софи. Он не разделял ее новообретенного отношения к жизни, а именно получения удовольствия от каждого мгновения, и просто безучастно смотрел на нее, когда она пыталась объяснить ему это.
Сейчас же, увидев, как машина Лукаса заезжает на стоянку небольшого аэропорта, Жаннин спросила себя, как можно получать хоть какое-то удовольствие от такого дня, как сегодня, когда Софи потерялась в лесу, больная и, без сомнения, ужасно напуганная.
Она пересекла гудронированную площадку, чтобы встретить Лукаса. Выйдя из машины, он крепко ее обнял.
– По-прежнему никаких новостей? – спросил он.
– Никаких, – вздохнула она.
– Прости меня за вчерашнюю ночь, – сказал он, держа ее и прижавшись губами к ее виску. – За то, что я не был с тобой. Я знаю, это, должно быть, выглядело так, будто у меня есть нечто более важное, но…
– Все нормально, – прервала его она. – Я знаю, что ты был бы со мной, если бы мог.
– Ты очень понимающая женщина.
– Ладно, проехали, – сказала она, не обращая внимания на комплимент. – Давай просто поднимемся в воздух.
– Смогли собаки снова взять след Софи? – спросил он, когда они парили над местом аварии.
Оно выглядело совершенно по-другому, нежели несколько дней назад. Машины больше не было; дождь принес с собой молодую поросль, и свежая зелень прикрывала большую часть обгоревшей земли.
Жаннин покачала головой.
– Пока нет, – сказала она. – Они предполагают, что дождь мог смыть ее запах. Но я заходила в трейлер, прежде чем ехать в аэропорт этим утром, и Валери сказала, что они все еще пытаются найти его. Они не сдались.
– Им же лучше, – сказал Лукас. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. – Если бы они сдались, им пришлось бы узнать, что такое гнев Жаннин Донохью.
Полетев прямо на запад от места аварии, они увидели ручей, у которого собаки взяли – и потеряли – след Софи. Жаннин полетела от эпицентра по спирали, практически так, как они с Лукасом полетели от лагеря скаутов во вторник. Как Валери и предсказывала, рассмотреть что-то под густым покровом деревьев было почти невозможно, но они летели как можно ниже и искали хоть какое-то движение или проблески цвета.
– Там внизу какая-то хижина, – сказал Лукас, когда они летали уже примерно час.
Спираль стала такой широкой, что Жаннин собралась было уже предложить сдаться и вернуться в аэропорт. Но теперь она сманеврировала вертолет так, чтобы посмотреть прямо на заброшенную бревенчатую хижину. На поляне перед хижиной был небольшой круг от костра, но никаких признаков дыма или тлеющих угольков не быта, и строение выглядело так, будто там никто не жил уже как минимум десять лет. Вокруг круга от костра лежали большие плоские камни, и пространство вокруг маленькой темной трещины на одном из камней вдруг блеснуло и ослепило Жаннин. Слюда, подумала она. Или кварц.
Она вздохнула.
– Я думаю, надо разворачиваться, – сказала она расстроенно. – Мы слишком далеко от ручья. Хорошие пять миль. Она никак не могла дойти аж сюда.
– По крайней мере, не с босой ногой, – согласился Лукас.
Жаннин развернула вертолет, но, несмотря на то что продолжала рассматривать местность под ними, никак не могла отделаться от картинки со старой хижиной. Плоские камни. Отблеск света. Почему это застряло у нее в голове? Может, потому что она знала: если бы Софи увидела подобную хижину, она вошла бы внутрь и использовала ее как убежище. Но эта хижина была слишком далеко от дороги, а они с Лукасом во время полета не видели больше никаких строений.
И все же, даже сажая вертолет в аэропорту, эта картинка с бревенчатой хижиной не выходила у нее из головы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Со своего места на диванчике Зои услышала странный звук. Сначала она подумала, что это гром вдалеке, надвигающаяся буря; она прекратила есть кашу с орехами и изюмом и прислушалась. Софи сидела на другом конце диванчика, миска с кашей стояла у нее на коленях, ее опухшая нога была поднята на деревянный ящик; она тоже слышала этот звук. Софи резко подняла голову и повернулась лицом к окну. Лишь Марти, которая стояла, прислонившись к косяку двери между двумя комнатами хижины, казалось, не слышала этого звука. Она была поглощена едой порезанных персиков из банки; до этого она отказалась есть предложенную Зои кашу, так как у них было только сухое молоко.
Это был не гром, а какой-то самолет. Зои слышала до этого, как несколько самолетов пролетали над ее головой за все время, пока она жила в хижине, но это был другой звук. Этот самолет был совсем недалеко и приближался. Она опять посмотрела на Марти, которая теперь замерла с ложкой персиков на пути ко рту, ее глаза были широко открыты и полны страха.
– Это вертолет!
Софи бросила миску с кашей на пол, вскочила и поскакала на одной ноге к входной двери хижины.
Марти моментально подпрыгнула к ней, уронив при этом банку с персиками и разлив сироп на щербатый деревянный пол.
– Ты не можешь туда выйти! – схватила она Софи за руку.
– Ай! – взвизгнула Софи.
– Это ее обожженная рука, – сказала Зои, и Марти отпустила левую руку Софи, но тут же схватила ее за правую.
Софи пыталась вырваться:
– Моя мама знает, как управлять вертолетом. Может быть, это она!
Шум вертолета был достаточно громким теперь, и у Зои побежали мурашки по спине. Сквозь окно без стекол она могла видеть, как листья деревьев неистово колышутся под пролетающим вертолетом. Оставили ли они что-нибудь на поляне, что может их выдать, задала она себе вопрос. Марти была права, что касается костра, и слава Богу, она убрала синий толь с крыши.
– Ты не можешь туда выйти, – повторила Марти Софи крепко держа ее руку. – Ты что, не понимаешь?
Софи сильно ударила ее по голени здоровой ногой.
– Черт!
Марти отстранилась от девочки, но только на мгновение, поскольку Софи опять направилась к двери.
Зои встала, она была готова сама остановить Софи, но Марти схватила девочку за плечи и развернула ее лицом к себе.
– Ах; ты маленькая сучка, – прошипела она. – Ты моей жизнью играешься!
Софи, казалось, не слышала ее. Она посмотрела на окно.
– Он улетает! – сказала она, пытаясь высвободиться. – Пустите меня. Мама!…
Она освободилась от хватки Марти и выбежала за дверь до того, как они успели ее остановить, но она опоздала. Шум вертолета становился едва различимым вдалеке, и вскоре Зои слышала лишь крики Софи, которая звала свою маму, но даже они были слабыми, стихающими и душераздирающими. Она знала, что малышка в слезах. Зои встала и подошла к двери.
– Мама, не иди к ней, – сказала Марти. – Из-за нее мы обе могли отправиться в тюрьму до конца наших дней.
Зои повернулась к своей дочери:
– Ты очень жесткая женщина, Марти. Я никогда не осознавала этого.
– Мне пришлось ею быть, – сказала Марти. – Я выросла без защиты родителей.
Зои вздрогнула от ее слов, но прежде чем она смогла ответить, Софи, прыгая, вернулась в хижину, повязка на ее ноге была в красных пятнах.
– Твоя ступня опять кровоточит, дорогая, – сказала Зои. – Присядь и позволь мне заняться ею.
Софи молча упала на софу, опять положив ногу на деревянный ящик. Ее щеки и нос были красными от плача, и она отвернулась от них обеих.
Зои встала на колени перед деревянным ящиком и начала разматывать повязку. Она поморщилась от боли в спине. Сколько еще ночей она сможет спать на бугорчатом, самодельном матрасе?
– Марти, дай мне, пожалуйста, перекись водорода, – попросила она дочь. – Она в спальне, в коробке у моей кровати.
Ступня Софи выглядела хуже, чем днем раньше. Хотела бы она, чтобы антибиотики начали действовать.
Марти вернулась с бутылочкой перекиси водорода и пригоршней ватных шариков. Она встала над Зои, пристально посмотрев на ногу Софи.
– Выбежав туда вот так, ты сделала только хуже своей ноге, малышка, – сказала она Софи.
Софи повернула голову, чтобы посмотреть на нее.
– Ты такая злая, – сказала она.
– Она на самом деле не злая, дорогая. – Зои протерла ногу Софи промоченными перекисью ватными шариками. – Она просто испугана.
– Ты убила бедную черепаху, а потом даже не ела ее, – сказала Софи.
Прошлой ночью они оставили черепаху на поляне. Этим утром ее уже не было, и Зои предположила, что до нее добрались собаки.
Марти села на другой конец софы и щелкнула зажигалкой. У нее больше не было сигарет, и игра с пурпурной зажигалкой быстро стала ее новой привычкой.
– Послушай, Софи, – сказала она. – Ты понимаешь, что здесь происходит?
Софи посмотрела на нее с подозрением.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Я хочу сказать, если они найдут тебя, они найдут меня, и тогда я должна буду вернуться в тюрьму. Когда-нибудь мы сможем уйти отсюда, и тогда, возможно, ты сможешь идти куда захочешь, но это в далеком будущем.
Софи пристально смотрела на свою ногу, пока Зои обматывала ее новой марлей.
– Почему ты была в тюрьме? – спросила она.
Зои оторвала кусочек хирургического бинта и взглянула на дочь, желая знать, как она ответит.
– Думают, что я убила кое-кого, – сказала Марти.
– А ты убила? – Софи взглянула на нее на этот раз.
– Нет. Но все доказательства против меня. Так что предполагается, что я должна быть в тюрьме до конца своей жизни. – Она вздохнула. – Ты знаешь, каково это быть в тюрьме?
– Не совсем.
– В общем, – сказала Марти, – представь себе, что ты попала в ловушку и никогда и ни за что не сможешь оттуда выбраться. И люди там причиняют тебе боль. Надзиратели, которые находятся там, чтобы ты оттуда не убежала, причиняют тебе боль постоянно. Другие заключенные тоже причиняют тебе боль. Все друг друга ненавидят. Ты не можешь выбирать, что тебе кушать, а вся еда – отходы.
Она опять зажгла зажигалку и уставилась на пламя.
– Ты не можешь никуда уйти, – сказала она. – Ты должна делать все то, что они тебе говорят, или окажешься в изоляторе, заперта сама с собой, днем и ночью, без света и… о Боже, ты просто сходишь с ума.
Софи искоса взглянула на Марти, потом опять на свою ногу.
– Я думаю, я знаю немного, что собой представляет тюрьма, – сказала она. – Некоторые знакомые мне дети говорят, что диализ похож на пребывание в тюрьме. – Она пожала плечами. – Я полагаю, так и есть, в каком-то смысле. Каждую ночь, перед приемом Гербалины, моя мама подсоединяла меня к аппарату, стоящему у моей кровати. Она использовала трубку в моем животе, и я лежала, подсоединенная к аппарату всю ночь. Трудно было переворачиваться и трудно вставать, чтобы сходить в туалет. Утром ей приходилось оставлять немного лишней воды в моем животе, и я всегда выглядела толстой. Весь день мне приходилось измерять все, что я пила, даже такие вещи, как мороженое и желе, поскольку они на самом деле тоже жидкость, а если я выпью слишком много жидкости, мне будет очень плохо. Я не могла есть то, что ели мои друзья, например бананы или жареный картофель.
Она опять посмотрела на Марти.
– Тебя посадили в тюрьму, несмотря на то что ты не сделала ничего плохого, и мне приходилось терпеть диализ, несмотря на то что я тоже не сделала ничего плохого. Просто иногда плохие вещи происходят с людьми.
– Гадость происходит, да? – сказала Марти. Она встала и потянулась. – Мне так скучно! Я какое-то время почитаю в спальне.
Она ничего не понимает, подумала Зои, когда Марти вышла из комнаты. Или, может быть, она понимает, и просто это ее не волнует. Она закончила перевязку. Затем она встала и, непонятно почему, наклонилась и поцеловала Софи в макушку. Этот ребенок такой храбрый.
Слезы жгли ее глаза, когда она убирала перекись водорода и выбрасывала испачканную кровью повязку. Софи опять попала в тюрьму, подумала она. Только на этот раз она и Марти были теми тюремщиками, которые держали ее там.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
– Я чувствую себя ужасно, говоря это, – сказал Джо, поворачивая на Маршрут 66. – Но я начинаю желать, чтобы Софи тоже погибла в той автомобильной аварии.
Ну вот. Он наконец произнес эти слова. Эта мысль мучила его уже пару дней, но он хранил ее в себе, все еще пытаясь делать вид перед всем остальным миром, что он думает, что Софи могут найти живой. Он и подумать не мог о том, чтобы сказать эти слова кому-то другому, а не Пауле.
Она потянулась со своего пассажирского сиденья машины, чтобы погладить его по плечу.
– Я знаю, милый, – сказала она. – Но я все еще надеюсь, что каким-то образом… каким-то чудом…
Она покачала головой, и он понял, что она в таком же отчаянии, как и он.
Это был еще один длинный-предлинный день беспомощного сидения возле трейлера, уставившись на лес, который забрал у него дочь. Ему казалось, что каждую собаку в поисково-спасательной команде привели к ручью, чтобы она попыталась взять след Софи. Валери сказала ему, что некоторые собаки, казалось, взяли след на какое-то мгновение, но лишь для того, чтобы снова его потерять. Даже собак, ищущих трупы, привели к этому участку, но никто не расстроился, когда и они не смогли взять след.
Сейчас Паула и он направлялись в Вену. Все – Жаннин и Лукас, Донна и Фрэнк – были на пути домой, так как завтра будут похороны Холли Крафт. И, несмотря на то что Джо, как мог, боролся с этим чувством, он не мог не думать, что, возможно, родителям Холли повезло. Они знали, где Холли. Они знали, что она умерла быстро. Они знали, что она больше не страдает.
– Поверить не могу, что уже пять дней прошло, – сказал он.
– А мне кажется, будто пять недель, – проговорила Паула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44