Адмирал Рамсей приказал выяснить обстановку на месте. Это не входило в обязанности командира бригады – он отвечает только за оборону небольшого участка побережья и разгрузку эвакуированных войск опять-таки на своем участке. Но Макгроег сам хотел уяснить положение.
В Дюнкерк корабли пришли на рассвете двадцать шестого мая и тотчас приступили к погрузке. В порту царила паника. Распространился слух, что немцы готовят массированную танковую атаку. Генерал Горт – весь его штаб уже перебрался в Англию – приказал отвести британские части в город. Оборону держали французы. Танки противника появились по ту сторону канала. Если бы не городские строения, их можно было бы увидеть в бинокль. Тяжелое оружие приказали оставить, надо спасать людей. Танки, гаубицы, тягачи, автомобили стояли в порту и на улицах, брошенные прислугой. Никто не думал о защите города, все рвались к кораблям. Части обеспечения едва могли сохранять порядок. «Что же будет завтра?» – с тревогой подумал Макгроег. Капитан корабля приказал поднять трапы. Под тяжестью сотен людей судно погрузилось ниже ватерлинии. Полковник посмотрел на часы. Было шесть часов пятьдесят семь минут утра. Эвакуация началась. Перегруженные солдатами корабли ушли из Дюнкерка.
Небо было безоблачно-ясное, дул легкий встречный ветер. На половине пути к английскому берегу встретились первые моторные лодки, парусные яхты, тральщик тянул на буксире плоскодонную баржу. Даже в штилевую погоду было рискованно выходить в море на таких скорлупках. Москитная армада шла к Дюнкерку спасать солдат, спасать престиж британского правительства.
В прозрачной дымке уже виднелись меловые отроги высокого дуврского берега. В полдень корабли ошвартовались у гранитной стенки.
Роберт ждал командира бригады в порту. Его машина стояла в тени пакгауза. С кораблей выносили раненых, сходили по трапам солдаты, усталые и возбужденные, небритые, словно помятые. Такой же измученный, с осунувшимся лицом подошел Макгроег. Приказал ехать в штаб.
Крошоу осмелился попросить, нельзя ли ему сходить в Дюнкерк. Он уже договорился с владельцем моторной лодки. Если полковник разрешит, они сегодня же в ночь могут отправиться. На это время его сможет заменить Эдвард Смайлс, Крошоу тоже с ним договорился.
Машина остановилась у подъезда морского штаба. Макгроег вышел.
– Хорошо, отправляйтесь. Это очень нужно, Крошоу, очень… Счастливого пути! Благодарю вас! – Макгроег порывисто сжал руку Роберта.
Он поднялся по каменным ступеням лестницы и снова вернулся:
– Пусть Смайлс ждет меня здесь через час. Счастливого пути!
– Да, сэр! – Роберт стремительно помчался к казармам.
В тот же вечер на парусной лодке Крошоу ушел в море. Вместе с ним плыл старик, хозяин шлюпки, бывший смотритель маяка, ушедший в отставку. За кормой тарахтел подвесной мотор, его удалось кое-как достать. Если не ослабнет ветер, к рассвету надеялись быть в Дюнкерке. Рядом с ними плыли такие же лодки. С наступлением темноты они скрылись из виду. Старик зажег фонарь и временами, приоткрыв полукруглую металлическую шторку, глядел на компас. Иногда из мрака выползали силуэты встречных судов с погашенными огнями, и тогда, чтобы не столкнуться, старик предупреждающе размахивал фонарем, кричал простуженным басом, но на кораблях не слышали его голоса. Роберт отворачивал в сторону и снова ложился на курс. Чтобы не сбиться, он вел шлюпку по звездам. Путь их лежал почти на восток.
Старик был молчалив. За три рейса, совершенных в Дюнкерк, он едва ли произнес десяток слов, не считая, конечно, распоряжений – принять влево, так держать или заглушить мотор. На третьи сутки старик занемог, такая нагрузка оказалась не для его возраста, и Роберт следующие рейсы совершал один или брал кого-нибудь в помощь. Только раз, пока добровольцы чинили забарахливший мотор, ему удалось забежать в казармы. Он получил два письма: одно – от Кэт, другое – от матери. Мать писала, что отец и дядюшка Вильям тоже уехали на побережье. Роберт надеялся встретить их, но где их найдешь в такой сутолоке! Днем и ночью тысячи лодок бороздили воды канала.
Операция «Динамо» продолжалась в течение недели, и все эти дни Роберт почти не спал, разве только урывками на дне шлюпки. В разгар эвакуации, тридцатого и тридцать первого мая, из Дюнкерка вывезли больше ста тридцати тысяч британских солдат. Почти половину из них сняли с помощью так называемой москитной армады.
VI
Конец войны для Фрашона и Шарля наступил на побережье, в песчаных дюнах. Днем они похоронили Пинэ. Его снял немецкий пулеметчик. Солдаты принесли сержанта на берег. Он жил еще часа два, просил пить, но воды не было. Солнце палило так, что Пинэ не похолодел. На лице его после смерти застыло такое выражение, будто он говорил с полковником там, возле мельницы, когда прорвались через мост.
– А все-таки он хороший был парень.
Фрашон стоял на коленях, скинув пилотку. Стоял рядом с песчаным холмиком. Подняться в рост было опасно – на холмах залегли немцы. Цепи немецких солдат пытались занять побережье, но их отбили. В дюнах укрылось немало французов.
– Что будем делать? Мы в роте последние.
– Не знаю. Может, что ночью…
– Думаешь, за нами придут?
– Вряд ли. Кому мы нужны? Англичан уже вывезли.
– А ты бы поехал?
– Не знаю. Чужбина…
– А в плен к фашистам лучше? – Впервые Морен вместо «немцы» произнес это слово.
– Все равно… В Фалез бы! Как-то там? – В словах Фрашона прозвучала тоска.
Солдат охватило чувство безысходного одиночества.
Просидели до вечера. С моря потянуло сыростью, солью, запахом йода от гниющих на берегу водорослей. Когда стемнело, переползли к воде. Морен зачерпнул пригоршню, взял в рот и выплюнул. Во рту осталась соленая горечь.
На западе догорал закат. Край моря был такой же темно-багровый, как узкая полоса неба. Солдаты легли на влажный песок. Стояла такая тишина, что казалось, будто немецкий говор, смех, пьяные песни слышатся совсем рядом.
– Караулят…
Оба подумали: «Осталась последняя ночь. Что будет завтра?» Тоска снова защемила сердце.
Вот и догорела заря. Стало совсем темно. Волны мягко шуршали в песке. Сквозь монотонный плеск вдруг послышался будто рокот мотора. Солдаты подняли головы, прислушались. Показалось?.. Нет, скрипнула уключина, удар весла, всплеск.
– Что это?
– Шлюпка!
На черном фоне моря обозначился призрачный, белесый силуэт лодки. Парус был убран.
– Кто там? – негромко окликнул Морен.
– Хелло! – донеслось с моря. – На берегу! Французы!
– Кто там? – снова повторил Морен.
– Я за вами… – Человек говорил с сильным английским акцентом.
Лодка приблизилась к берегу. На веслах сидел гребец в матросском тельнике.
– Сколько вас?
– Двое.
– Садитесь! Живо!
Первое, что пронеслось в голове, – скорее покинуть эти проклятые дюны, песчаную западню, в которую они попали. Морен вошел в воду, за ним Фрашон. Море было еще холодное. Солдаты погрузились сначала по колено, потом по пояс. Холод обжег, перехватило дыхание. Перевалились через борт. Фрашон неосторожно грохнул башмаком о днище.
– Тише!..
Англичанин развернул лодку и навалился на весла. Берег стал отдаляться. Гребец бросил весла и перешел на корму. Лодку качнуло. Сохраняя равновесие, он оперся на плечо Шарля, задержал руку.
– Все в порядке. Ол-райт!.. Рома хотите?
Звякнуло стекло о металл.
– Держи!
Морен ощупью нашел руку гребца, взял стакан и залпом выпил. По телу разлилось тепло. Передал стакан Жану.
Англичанин сунул бутылку в рундук и завел мотор. Моторчик затарахтел, шлюпка ходко пошла вперед.
– Закурить нет? – спросил Фрашон.
– Сейчас нельзя. Хотя…
Фрашон почувствовал в руке сигарету. Размял ее, набил трубку. Моряк накрылся с головой брезентовой курткой, чиркнул зажигалкой. Огонь осветил крутой и широкий лоб и подбородок, разрезанный складкой надвое.
Лодка отходила все дальше от берега. Теперь его можно было угадать только по далеким заревам, накалявшим небо то жарко, то более тускло. Зарева окаймляли невидимое побережье.
– Горит вся Франция… – Морен сказал будто бы про себя.
– Да, да, – сочувственно поддержал англичанин.
– Тебя как зовут? – спросил Фрашон.
– Боб Крошоу. Из Лондона. Служу в Дувре. А тебя?
– Жан Фрашон из Фалеза. А его – Шарль Морен. Работал в Париже, на заводе Рено.
– Рено знаю – автомобили.
– А куда мы идем? – осторожно спросил Шарль.
– В Дувр или рядом. К утру придем. Я уже седьмой раз плыву, восемнадцать человек вывез.
– Послушай, а мы не хотим в Англию… Как думаешь, Жан? Англичанин удивленно взглянул на Шарля, пытаясь в темноте рассмотреть его лицо. Ему показалось, что он не понял.
– Прости, я плохо говорю по-французски…
– Мы хотим остаться во Франции.
– Почему?
– Так надо… Помоги нам выбраться из западни.
– Что такое «западня»?
– Дюнкерк. Если проплыть миль десять, там можно выйти. Я так думаю.
– Да, – вставил Фрашон, – лучше быть дома.
Крошоу задумался. Левая рука его лежала на румпеле.
– Хорошо. Вероятно, вы правы.
Роберт повернул руль влево. Для этого ему пришлось сдвинуться к борту. Лодка накренилась и пошла на запад, вдоль пожарищ, пылавших за горизонтом.
Так шли больше часа. Крошоу свернул к берегу и заглушил мотор. На весла сел Шарль. Плыли осторожно, прислушиваясь к шорохам. Все побережье уже заняли немцы.
Лодка мягко ткнулась в песок. Торопливо и крепко пожали англичанину руку.
– Спасибо!
– Да что вы!.. Подождите минуту! – Боб вытащил из-под скамьи рюкзак с продуктами. – Возьмите!
Мешок беззвучно упал на берег.
Крошоу веслом оттолкнул лодку. Солдаты стояли, пока она не растаяла в море. Погружаясь в зыбучий песок, стали подыматься на берег. Наверху остановились передохнуть. В невидимом море вдруг затарахтел мотор.
– Пошел…
– А ты ругал англичан… Он выручил нас.
– Так это ж трудовой человек, по всему видно… Как он назвал фамилию?
– Крошоу.
– Да, да, Боб Крошоу из Лондона…

Глава десятая
I
Леон с утра ждал машину. Ходил по кабинету и нервничал. В двенадцать с минутами уходил поезд, а сейчас?.. Он в сотый раз взглянул на часы. Времени остается почти в обрез. Терзи посмотрел в окно – пусто. Улицы обезлюдели, у подъезда никого нет. Позвонил в гараж – никакого ответа. В редакцию звонить нет смысла – уехали накануне.
Можно подождать еще минут пять, не больше. Вещи стоят в прихожей, пропуск в кармане, и немцы за Булонским лесом, почти в городе. А машины нет. Дурацкое положение!..
После того как англичане бросили на произвол судьбы французскую армию, обнажили ее левый фланг и ушли в Дюнкерк, Леон понял – это начало конца, началась агония. Свидетелей катастрофы и без него много. Надо уехать. Пропуск в кармане – не виза, а пропуск, бумажка с круглой печатью британского посольства. Она дает право выйти на перрон вокзала через служебный проход. С пропуском можно втиснуться на площадку специального вагона. «Союзники помогают… сбежать из Парижа, – Терзи иронически усмехнулся своим желчным мыслям. – Да, союзники до черного дня… Получить такой пропуск сейчас труднее, чем любую международную визу. Помогли английские журналисты. Британцы вывозят семьи, удирают сами. Сначала в Сен-Назер, оттуда морем на остров… Но где же машина? Черт с ними, с вещами! Надо убрать их в комнату».
Терзи перенес чемоданы из прихожей. Взял только один, с дорожными вещами. Захлопнул дверь в кабинет, снял с вешалки макинтош.
За дверью раздался телефонный звонок. Может, из гаража? Телефон звякнул и замер. Какая досада! Вероятно, думают – никого нет. Потом зазвонил снова. Терзи заторопился – сейчас положат трубку! Он шарил по карманам. Где же ключи? Наконец-то!.. Леон подбежал к аппарату и схватил трубку. Звонила Лилиан. Вот уж не ожидал!..
– К сожалению, у меня нет машины. Я сам ухожу пешком. Да… Вы меня застали в прихожей… Подождите, надо что-то придумать. – Терзи слышал умоляющий, совсем детский голос. Он волновал его. Может, это судьба? – Придумал! Едемте в Сен-Назер. Не понимаете? В Сен-Назер поездом… Главное – выбраться из Парижа. Оттуда доберетесь в Фалез… Решено! Вы откуда звоните?.. Из дому?.. Сейчас я за вами зайду.
– Но у меня дочка на улице. Я оставила ее у заставы. Там наша машина.
– Где?
– Недалеко от метро, – Лилиан назвала станцию.
– Это сложнее. У нас остается час… Хорошо, езжайте туда и ждите меня у выхода. Быстрей!
Терзи положил трубку. По лицу его скользнула рассеянная, мягкая улыбка. Бедняжка! Нужно ей помочь. Он это сделает. Но надо спешить.
На неприбранном столе Леон увидел свою любимую статуэтку – трех обезьян, символ буддийской мудрости. Лохматые зверьки сидели рядом. Одна человечьей ручкой закрыла глаза: «Не вижу»; другая заткнула уши: «Не слышу»; третья ладошкой заслонила рот: «Не говорю».
Как же он забыл ее взять! Сунул в карман и поспешил к выходу. Он тоже не хочет ни во что вмешиваться. К сожалению, иногда все же приходится. Но чем меньше, тем лучше. Он только Свидетель. Свидетель с большой буквы…
Об этом Терзи подумал, сбегая с лестницы. Вышел на улицу. Свидетель… Свидетель того, как из-под носа уйдет последний поезд… И наплевать! Лилиан он поможет.
Леон пересек площадь, вышел к метро. До отхода поезда в Сен-Назер оставалось пятьдесят пять минут. Успеют ли?
Лилиан нетерпеливо ждала его на конечной станции. Он выскочил на улицу и сразу же ее увидел. Она стояла у входа и, беспокойно приподняв голову, искала его глазами в подымавшейся по ступеням толпе. Прядь черных волос выбилась из-под шляпки. Лицо отражало волновавшие ее чувства – надежду, тревогу, почти отчаяние. Заметив Леона, бросилась к нему навстречу:
– Наконец-то! Я так благодарна вам!
– Идемте. Где ваша дочка?
– Там…
Через заставу все шли беженцы. Лавируя среди пешеходов, колясок, Лилиан почти бежала по тротуару. Леон едва поспевал за ней. Машина стояла на том же месте с вывернутыми колесами и смятым крылом. Месье Буассон с безнадежным видом сидел на подножке с теневой стороны. Происшествие подавило его.
– Папа, я еду поездом в Сен-Назер. Вместе с Элен… Месье Терзи поможет нам… Это ужасно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109