Каждое утро он приходил домой и потчевал меня разными дикими рассказами про людей, которых он арестовал или которым помог. В его устах все звучало так восхитительно. – Я рассмеялась. – Про бумажную работу он даже никогда не упоминал. Когда папа умер, я подумала, что так я смогу стать к нему ближе, вроде как постоянно хранить его в памяти. Глупо, да?
– Нет.
Пережевывая морковку, я опять подняла взгляд.
– Я просто должна была что-то сделать. Я целый год наблюдала за тем, как моя матушка в кресле-качалке сидит. Она не сумасшедшая. Похоже, она просто отказывается поверить в то, что папы больше нет. Если с ней общаться, она все время говорит что-то вроде: «Я сегодня приготовила банановый пудинг. Твой отец его больше всего любил». Она знает, что он умер, но просто не может его отпустить.
Айви пристально смотрела в черное кухонное окно и, судя по всему, в свою память.
– Мой папа тоже вроде того. Он все время занимается тем, что помогает моей матушке перебиваться. Терпеть этого не могу.
Я аж жевать перестала. Немногие вампиры могли себе позволить остаться в живых после смерти. Одних только мер предосторожности против солнечного света и страхования ответственности вполне хватало, чтобы выселить большинство семей на улицу. Не говоря уж о постоянном обеспечении свежей крови.
– Я с ним почти не вижусь, – добавила Айви, переходя на шепот. – Знаешь, Рэчел, я этого просто не понимаю. У отца еще целая жизнь впереди, а он не позволяет матушке получать необходимую ей кровь от кого бы то ни было еще. Когда он не с ней, он лежит без чувств на полу от потери крови. Спасая ее от окончательной смерти, он убивает себя. Одному человеку мертвого вампира не обеспечить. И они оба это знают.
Разговор принял откровенно неловкий поворот, но я уже не могла его бросить.
– Быть может, он так поступает, потому что ее любит? – задумчиво предположила я.
Айви помрачнела.
– Какая же это любовь? – Медленно и изящно она скинула одну ногу с другой и встала. А затем с картонной коробочкой в руках исчезла в коридоре.
Внезапное безмолвие забарабанило мне по ушам. Я удивленно воззрилась на пустой стул. Айви ушла. Как она могла так просто взять и уйти? Ведь мы разговаривали. И разговор был слишком интересным, чтобы его бросать. Тогда я соскользнула со стола и со своим обедом в руках последовала за Айви в гостиную.
Айви с видом полной беззаботности развалилась в одном из серых замшевых кресел, положив голову на один толстый подлокотник, а ноги свесив с другого. Я неуверенно затопталась в дверях, застигнутая такой картинкой врасплох. Слишком уж Айви походила на львицу в берлоге, насытившуюся очередной жертвой. «Что ж, – подумала я, – она вампирша». Какого вида я еще от нее ожидали?
Напоминая себе, что Айви уже не практикующая вампирша и что мне не о чем беспокоиться, я осторожно пристроилась в кресле напротив нее. Нас разделял кофейный столик. Горела только настольная лампа, и по краям помещение тонуло в невнятных тенях. Еще светились огоньки электронного оборудования.
– Значит, идея пойти на работу в ВБ принадлежала твоему папе? – отважилась я начать.
Айви поставила белую картонную коробочку себе на живот. Явно не желая встречаться со мной глазами, она лежала на спине и лениво пережевывала побег бамбука, \ глядя при этом в потолок.
– Первоначально эта идея принадлежала моей матушке. Она хотела, чтобы я вошла в руководство. – Айви взяла еще один кусочек бамбука. – Предполагалось, что там мне будет приятно и безопасно. Матушка считала, что мне полезно будет перенять кое-какие навыки моей породы. – Она пожала плечами. – А я хотела стать агентом.
Сбросив шлепанцы, я подобрала под себя ноги. Затем, свернувшись в клубочек вокруг своей «мыльницы», стала наблюдать за тем, как Айви медленно вытягивает палочки изо рта. Большую часть высшего руководства в ВБ составляли немертвяки. Причину этого я всегда видела в том, что с такой работой легче было справляться, если у тебя не имелось души.
– Не то чтобы она могла меня остановить, – продолжила Айви, обращаясь к потолку. – Поэтому в наказание за то, что я поступаю по своей воле, а не по ее, матушка позаботилась о том, чтобы моим начальником стал именно Денон. – Смешок слетел с ее губ. – Она думала, что это очень скоро, меня достанет, и я перепрыгну на руководящий пост, как только он мне подвернется. Матушка даже предположить не могла, что я воспользуюсь своим наследством, чтобы рассчитаться за контракт. Кажется, я ей предельно наглядно показала, все, что я об этом думаю, – язвительно добавила Айви.
Я отпихнула в сторону крошечный початок кукурузы, желая добраться до ломтика помидора.
– Ты выбросила все свои деньги только потому, что тебе не нравился твой начальник? Мне он тоже не нравился, но…
Айви застыла. Сила ее пронзительного взгляда едва не вышибла из меня дух. От неприкрытой ненависти в этом взгляде слова буквально застряли у меня во рту.
– Денон– упырь, – проговорила Айви. Слова ее словно бы вытягивали из комнаты все тепло. – Если бы мне пришлось еще хотя бы один день сносить его понты, я бы ему глотку разорвала.
Я на секунду заколебалась.
– Упырь? – недоуменно переспросила я. – А я думала, он вампир.
– Он упырь. – Когда я никак на это не откликнулась, Айви резко скинула ноги на пол и села прямо. – Послушай, Рэчел, – раздраженным тоном продолжила она. – Ведь ты наверняка подмечала, что Денон не похож на вампира. У него человеческие зубы, разве не так? Он не может поддерживать ауру в полдень. А движется так громко, что его за милю слыхать.
– Я не слепая, Айви.
Баюкая белую картонную коробочку, Айви смотрела прямо на меня. Ночной воздух, проходящий в окно, был слишком прохладным для поздней весны, и я поплотнее запахнула халат.
– Денона укусил немертвяк, – продолжила Айви. – Так в нем завелся вампирский вирус. Это позволяет ему проделывать пару-другую фокусов и казаться довольно милым. Могу себе представить, что Денон бывает страшен до чертиков, если ты позволяешь ему себя запугать, но на самом деле Денон просто чей-то лакей, Рэчел. Он всего лишь игрушка и всегда ею останется.
Раздался негромкий скрип, когда Айви поставила белую коробочку на кофейный столик между нами и подалась вперед, чтобы с легкостью дотягиваться до своего обеда.
– Даже если Денон умрет, и кто-то позаботится обратить его в немертвяка, он так и останется вторым сортом, – продолжила Айви. – Посмотри ему в глаза, когда и следующий раз с ним увидишься. Всякий раз, как Денон позволяет немертвякам от себя кормиться, ему приходится довольствоваться их устным заверением, что они обратят его в немертвяка, если потеряют над собой контроль и случайно его прикончат. – Тут она медленно перевела дух. – Наверняка он страшно боится.
Красный карри вдруг показался мне совершенно безвкусным. Чувствуя, как отчаянно колотится мое сердце, я стала искать ее взгляд, моля Бога о том, чтобы в ответ на меня посмотрела просто Айви, а не вампирша. Глаза се по-прежнему оставались карими, но в них что-то такое было. Что-то очень древнее, чего я совершенно не понимала. В животе у меня все сжалось, и я внезапно потеряла всякую уверенность в себе.
– Не бойся упырей вроде Денона, – прошептала Айви. Ее словам вроде бы полагалось меня успокоить, но вместо этого кожа моя натянулась, а волоски на ней встали Торчком. – Бояться следует тварей куда более опасных.
«Вроде тебя?» – подумала я, но вслух этого не сказала. От вдруг повеявшей от Айви атмосферы скрытой Хищницы в голове у меня отчаянно затрезвонила тревожная сигнализация. Я подумала, что мне следует встать и уйти. Убрать свою тощую ведьмину задницу на кухню, Где ей и место. Но тут Айви взяла со столика свой обед и откинулась на спинку кресла, а мне не хотелось дать ей понять, что она до смерти меня пугает. Не то чтобы раньше не видела, как Айви проявляет свои вампирские замашки. Но только не за полночь. И не в ее гостиной, когда мы были наедине.
– Тварей вроде твоей матушки? – спросила я, надеясь, что я не слишком далеко захожу.
– Да, тварей вроде моей матушки, – выдохнула лини. – Вот почему я живу в церкви.
Тут мои мысли вернулись к крошечному крестику на моем новом браслете. Я никогда не уставала поражаться тому, как такая малость может остановить силу столь могущественную. Впрочем, живого вампира крестик никак бы не остановил– только немертвяка. Но я пользовалась всеми защитными средствами, какие мне только были доступны.
Айви пристроила каблуки своих высоких ботинок на краю кофейного столика.
– Моя матушка уже около десяти лет была настоящей немертвячкой, – сказала она, пробуждая меня от мрачных мыслей. – Терпеть этого не могу.
Нешуточно удивленная, я не смогла не спросить, почему.
Айви каким-то неловким, нехарактерным для себя жестом отставила в сторону свой обед. На лицо ее наползла пугающая опустошенность, и она опять стала избегать моего взгляда.
– Мне было восемнадцать лет, когда умерла моя матушка, – прошептала Айви. Голос ее казался каким-то далеким, словно она даже не сознавала, что говорит.
– Пойми, Рэчел, она что-то такое утратила. Когда ты больше не можешь ходить под солнцем, ты теряешь что-то настолько неопределенное, что даже не можешь с уверенностью сказать, что именно. Но из матушки это ушло. Все выглядит так, словно она следует некоему образчику поведения, но не может вспомнить, почему. Матушка по-прежнему меня любит, но уже не помнит, почему она меня любит. Единственное, что хоть как-то ее оживляет, это очередной забор крови, и она на этот счет чертовски жестока. Когда она насыщается, я почти могу разглядеть мою матушку в том, что от нее осталось. Но долго это не длится. Ей почти всегда не хватает.
Тут Айви исподлобья на меня глянула.
– Ведь у тебя есть распятие, верно?
– Вот здесь, – с натужной веселостью отозвалась я. Я не должна была дать ей понять, что она жутко меня нервирует. Не должна. Подняв руку, я слегка потрясла ею, позволяя рукаву халата упасть до локтя и обнажить мой новый браслет с амулетами.
Айви опустила сапожки на пол. Я было расслабилась от ее не столь вызывающей позы, но она вдруг стала подаваться вперед над кофейным столиком. Затем рука Айви с нереальной стремительностью метнулась вперед, хватая меня за запястье раньше, чем я осознала об этом движении.
Я застыла, предельно четко ощущая тепло ее пальцев. Пока я боролась с сильнейшим желанием выдернуть руку, Айви внимательно изучала металлический амулет с деревянной инкрустацией.
– Он благословлен? – спросила она.
Похолодев лицом, я кивнула, и Айви меня отпустила, со зловещей медлительностью отодвигаясь назад. Казалось, я по-прежнему чувствую на себе закабаляющую твердость ее хватки, которая бы резко усилилась, попытайся я выдернуть руку.
– Мой тоже, – сказала Айви, вытаскивая из-под рубашки крест.
Вновь пораженная ее распятием, я отставила в сторону свой обед и подалась вперед. Я не смогла удержаться и протянула руку к кресту. Превосходно обработанное серебро буквально просило, чтобы его коснулись, и Айви гоже подалась вперед, чтобы я смогла получше изучить распятие. Наряду с традиционными благословениями там были выгравированы древние руны. Крест был просто прекрасен, и я задумалась, сколько ему может быть лет.
Внезапно я почувствовала у себя на щеке теплое дыхание Айви.
Не выпуская из руки ее распятия, я подалась назад. Глаза Айви были темными, а ее лицо невыразительным. Гам ровным счетом ничего не читалось. Напуганная, я перевела взгляд с лица Айви на ее крест. Я не могла просто его отпустить. Он бы ударил ее прямо в грудь. Но и можно его туда положить я тоже не могла.
– Вот, – сказала я, испытывая жуткую неловкость от пустого взгляда Айви. – Возьми.
Айви протянула руку и задела мою ладонь, забирая оттуда крест. С трудом сглотнув, я торопливо вжалась в кресло и поправила на себе черный Айвин халат, прикрывая ноги.
Двигаясь с провокационно-пленительной медлительностью, Айви сняла крест с цепочки. Серебряная цепочка Зацепилась за черную роскошь ее волос. Айви освободила полосы, и они упали мерцающим каскадом. Затем она положила крест на стол между нами. Металл громко щелкнул по деревянной столешнице. Айви тоже подобрала под себя ноги, свернулась калачиком в своем кресле и немигающими глазами пристально на меня уставилась.
«Проклятье», – во внезапной вспышке панического понимания подумала я. Айви явно до меня добиралась. Вот что прямо сейчас происходило. Как я могла быть так слепа?
Я стиснула зубы, пока мой разум отчаянно силился отыскать выход из положения. Я была гетеросексуалкой. Никаких иных мыслей на этот счет у меня даже никогда не мелькало. Мне нравились мужчины выше меня ростом и не слишком сильные, чтобы в порыве страсти я могла прижимать их лопатками к полу, если мне того хотелось.
– Послушай, Айви… – неуверенно начала я.
– Я родилась вампиршей, – негромко констатировала Айви.
Звук ее мрачного голоса пробежал у меня по спине, затыкая мне рот. Затаив дыхание, я заглянула в ее черные глаза. Я молчала, боясь, что это может толкнуть Айви на какие-то действия. Мне отчаянно не хотелось, чтобы она вообще что-либо делала. Что-то изменилось, и я уже не была уверена в том, что сейчас происходит.
– Мои родители были вампирами, – продолжила Айви. Хотя она не двигалась, я чувствовала, что напряжение в комнате все нарастает. Из-за этого напряжения я уже не слышала стрекота сверчков. – Я была зачата и рождена, прежде чем моя мать стала настоящей немертвячкой. Ты понимаешь, что это значит… Рэчел? – Слова Айви были медленными и точными, слетая с ее губ с негромким постоянством заученных псалмов.
– Нет, – отозвалась я, еле дыша.
Айви так наклонила голову, что обсидиановая волна ее волос заблестела в неярком свете. Теперь она наблюдала за мной из-за этой волны.
– Вирусу не пришлось ждать моей смерти, чтобы меня обработать, – сказала Айви. – Он сформировал меня еще в материнской утробе, давая мне понемногу от обоих миров, живого и мертвого.
Губы ее разделились, и я задрожала при виде ее острых зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66