Но вместо этого он бессознательно двинулся к ней, как лунатик. Швырнув в воду зашипевший факел, он сбросил одежду и присоединился к Саре в ее купальне.
Девушка замерла, с губ ее уже готовы были слететь резкие слова. Но потом, пожав плечами, она подставила лицо для поцелуя, и руки ее ответили на его объятия. Анвар был как в горячке, его закрутил, завертел неистовый вихрь любви, страсти, красоты возлюбленной и этой ясной ночи, слившихся воедино, чтобы создать нечто невыразимое и таинственное. В момент наивысшего наслаждения у него вдруг мелькнуло неясное чувство, что Сара не с ним. Ел безупречно отзывчивое тело двигалось в такт его движениям, но на краткий миг ее глаза открылись, и, заглянув в них, молодой человек понял, что сама Сара сейчас очень далеко отсюда.
Анвар расслабился, но сердце его бешено колотилось у самой ее груди. Сара улыбнулась и лениво провела рукой по его волосам. «Тебе почудилось, — подумал он. — Это всего лишь игра света и эти проклятые светляки». Но радость исчезла, а беспечность сменилась горьким осознанием своей зависимости. Сара с самого детства была его нареченной — и вот наконец она принадлежит ему. Казалось немыслимым снова потерять ее, но тут Анвар впервые почувствовал коварный укол сомнения, словно чьи-то ледяные пальцы коснулись его кожи. Неужели Ориэлла была права? Неужели Сара действительно использовала Ваннора? А теперь использует его?
— Я замерзла, — пожаловалась та. — Замерзла и устала. — Она поморщилась и выскользнула из-под него. — Ну вот, теперь снова придется мыться!
Анвар со вздохом выпустил ее, и они стали купаться. Но холодная вода, теперь, когда он уже мог обращать внимание на подобные вещи, заставила остатки ночного очарования развеяться так же внезапно, как это очарование возникло.
В молчании они вернулись на берег, и Анвар снова развел костер.
— Я опять хочу есть, — капризно сказала Сара. Но последнюю рыбу унесли крабы, и Анвар понимал, что до рассвета им негде взять пищу.
— Попробуй уснуть, — посоветовал он. — А утром мы что-нибудь найдем.
— А дальше что? — спросила она. — Сам понимаешь, мы не можем вечно оставаться в этой ужасной глуши.
Если не считать обгоревшей спины, это место казалось Анвару раем, но он решил, что она права.
— Не знаю, — отозвался он. — Можно попробовать взобраться на утесы…
— Что? Лезть туда? Да ты шутишь! Анвар вздохнул.
— Ну тогда можно пойти вдоль берега, ночевать по пути. Должны же утесы когда-нибудь кончиться.
— А в какую сторону мы пойдем? — настаивала Сара. — Ты даже не знаешь, где мы!
— Ты тоже, — рассерженно огрызнулся Анвар, — а тебе приходилось путешествовать больше, чем мне, сама говорила. Вот и предложила бы что-нибудь дельное!
— От тебя никакого прока, Анвар! Ты ничего не знаешь! «паль, что я вообще… — Сара прикусила язык.
— Что ты вообще? — По спине юноши пробежал зловещий холодок, но Сара отвернулась, отказываясь продолжать, а ему не хотелось давить на нее. Через несколько минут она уснула — или, по крайней мере, притворилась, что спит.
Анвар печально смотрел на звездное небо. Звезды здесь казались крупнее — словно золотые светильники на бархатном покрывале — и были совсем непохожи на мерцающие, холодные искорки его северной родины. Анвар вдруг почувствовал себя потерянным и, несмотря на свернувшуюся под боком Сару, очень одиноким. Он гадал, где сейчас Ориэлла, и горько сожалел о своих оскорбительных словах. Она всегда знала, что делать, Форрал хорошо ее выучил. Даже когда волшебница терялась, мужество восполняло ей недостаток знания. По правде сказать, печально признал Анвар, именно ее высокомерная самоуверенность так раздражала его. Это — а еще то, что она была магом, то есть одним из тех, кто лишил его места в этом мире. Юноша повертел кинжал, который она дала ему, — он все время напоминал Анвару о его прежней владелице. «Каково ей сейчас? — подумал он. — Беременной, подавленной горем и преследуемой Миафаном?» Он беспокоился о ней, и о том, что не выполнил своего долга, но эти дни ужаса и бегства обошлись Анвару дороже, чем он предполагал, и задолго до того, как пришло время разбудить Сару, чтобы она покараулила их убежище, он заснул, весь во власти своих мечтаний.
***
Знай Анвар и Сара, где они очутились и каковы нравы у местных жителей, они никогда бы не развели такой большой костер. Они наверняка укрылись бы в лесу и тщательнее караулили друг друга. Но они крепко спали, а их костер был виден за мили вокруг. И когда длинная черная галера бесшумно скользнула к берегу, они не заметили ее, их не разбудил даже легкий шорох шагов и звон обнаженных мечей.
Анвар проснулся оттого, что кто-то грубо схватил его, и тут же услышал пронзительный крик Сары. Он боролся изо всех сил и даже сумел вскочить и потянуться за кинжалом, но пока юноша спал, он выронил оружие, и оно затерялось в песке. Лишь на мгновение увидел Анвар мерцающие факелы и смуглые ухмыляющиеся лица, а потом тяжелый удар в затылок лишил его сознания.
Глава 19. КАТАКЛИЗМ
Левиафана звали Теллас. Понимая, что Ориэлла нуждается в отдыхе, он сказал, что отвезет ее в укромную лагуну чуть дальше к югу, где его народ часто находит убежище. По мере того как они плыли, утесы надвигались все ближе на берег и наконец сами превратились в береговую линию, так что первым впечатлением волшебницы о Южных Царствах стала высокая стена острых серых скал, испещренных темно-зелеными пятнами там, где жестким низкорослым кустам удавалось пустить корни в многочисленных расщелинах. Иногда утесы отступали, образуя глубокие укромные гавани, но Теллас продолжал плыть вперед, минуя их одну за другой. По обрывкам мыслей гиганта, изредка доходившим до сознания Ориэллы, девушка поняла, что по пути он переговаривался с другими китами.
От изнурительной жары и блеска голубых волн раскалывалась голова. Ориэлла была ужасно голодна и очень несчастна.
Как она ни пыталась, ей не удавалось избавиться от мыслей об Анваре. Девушка не могла уснуть: едва она закрывала глаза, перед ней вставало его расстроенное лицо в момент их прощания на берегу.
Не раз уже она собиралась попросить Телласа повернуть назад, но тут же вспоминала то, что произошло между ними прошлой ночью, и в ней снова закипал гнев. А если девушка не думала об Анваре, то вспоминала Форрала, и это было еще хуже. Наконец подавленная чувством одиночества и вины за то, что бросила друзей, волшебница решила довериться Телласу и просить его совета. К ее облегчению. Левиафан с радостью согласился выслушать девушку, признавшись, что ему весьма любопытно узнать причину ее огорчения и услышать о событиях, которые заставили одного из магов забраться так далеко на юг.
Теллас необычайно живо воспринял ее рассказ, и Ориэлла снова вымокла с головы до ног, когда его огромный хвост с чувством хлестнул по воде.
— Чаша отыскалась? И теперь она в недобрых руках? О, горе нам! — Смятение кита было настолько мощным, что от этого проявления чувств Ориэлла едва не лишилась сознания.
— Ты знаешь о Чаше? — спросила она, с трудом удержавшись на скользкой качающейся спине. «Глупый вопрос, — упрекнула она себя. — Ведь ясно, что знает».
— Да, — серьезно ответил Теллас. — Мой народ хранит в памяти все утерянные тайны Катаклизма. Это наше бремя и наша печаль. Лучше бы эти знания были навсегда погребены под толщей лет!
Он знает! О боги, он знает! У Левиафана есть ответ на все вопросы, что мучают Ориэллу. Но девушка без слов чувствовала, что ему не хочется об этом говорить. И все же она должна попытаться.
— Мне жаль огорчать тебя, могучий, но не расскажешь ли ты мне об этом? Если я хочу бороться со злом, мое неведение — смертельное оружие в руках моих врагов. А я должна бороться или погибнуть в борьбе. Я поклялась положить конец бесчинствам Миафана.
— О, дитя, как же я могу? — Мысли Телласа исполнились глубокого сожаления. — Я понимаю тебя, но все Волшебные Народы дали клятву никогда не воскрешать это опасное знание, если только снова не наступит Катаклизм. Я не имею права рассказать тебе об эхом. И разве ты согласишься взять затмение мира на свою и на мою совесть?
Ориэлла вздохнула.
— О могучий, по твоим понятиям я могу быть молодой и неопытной, но я понимаю, какая пугающая ответственность лежит на мне. Я знаю, какие несчастья может принести война между Волшебными Народами. Но если б мне удалось обрести три пропавших Талисмана, быть может, Миафана удалось бы остановить без разрушительных последствий для мира. Признаюсь тебе откровенно, меня обучали искусству войны. Но мой учитель не питал любви к разрушению и насилию. Он был самым лучшим и самым благородным человеком в мире и научил меня главному — уважать ближнего своего, не важно, к какой расе он принадлежит, и ненавидеть бессмысленную смерть и кровопролитие.
Левиафан долго размышлял, но думы его были скрыты от волшебницы. Наконец он вздохнул, и в небо взметнулся радужный искрящийся фонтан.
— Попробуй представить себе, маленькая, что ты нашла это волшебное оружие. Представить, что ты воспользовалась им, чтобы одолеть вашего Владыку, и сделав это, овладела последним, четвертым Талисманом. Что бы ты с ними сделала?
— Я бы отдала их вам, — без колебаний ответила ему Ориэлла. — Твой народ лучше, чем мой, сохранит такие опасные вещи. Я бы предоставила вам судить, стоит ли хранить, или лучше уничтожить Волшебные Талисманы. Я не ищу власти, мне нужно лишь выполнить свою задачу.
— Ты уверена в этом?
— казалось, гигант удивлен.
— Клянусь. Могучий, если хочешь, можешь прочитать меня, чтобы убедиться, что я не лгу.
— И ты подчинишься? — с сомнением спросил Левиафан. Чтение почти никогда не практиковалось. Это было гораздо более глубокое и напряженное проникновение, чем Испытание Истины. Говорили, что оно обнажает сокровенные глубины человеческой души — ив руках опытного чтеца может стать опасным оружием, способным причинить немало боли и страданий. Своим предложением Ориэлла оказывала немыслимое Доверие Телласу.
— Да, подчинюсь, — твердо ответила она.
— Очень хорошо, маленькая, я принимаю твое предложение, и я польщен.
Ориэлла расслабилась и открыла свой разум сознанию Телласа. Это оказалось куда хуже, чем она могла себе представить — безжалостное вторжение, проникающее гораздо глубже, чем любое физическое насилие. Левиафан переворачивал каждую частичку ее души, вскрывая все мелкое и наносное, все пороки, порожденные гордыней и упрямством, так много значившими для Ориэллы. Все, что она отрицала или глубоко прятала в себе, поднялось на поверхность, подобно клубам грязи, поднятым со дна чистого ручья. Когда все кончилось, девушка превратилась в крохотный, дрожащий комочек на покатой спине гиганта.
— Успокойся, маленькая. — Слова Левиафана целительным бальзамом разливались по истерзанной душе Ориэллы. — Даже богам не суждено достигнуть совершенства. Ошибки болезненны, но именно через них лежит путь к подлинной мудрости — и именно поэтому лишь немногие достигают ее. В тебе много доброго
— великая честность, доблесть и мужество, соединенные с любящем сердцем, — все это намного перевешивает дурное. Поддерживай равновесие между своими половинками, дочь моя, и все будет в порядке.
«Дочь моя» — он назвал ее дочерью! Щемящая тоска Ориэллы немного улеглась, поглощенная волной любви и гордости. Девушка попыталась овладеть собой, чтобы, по крайней мере, спросить его о решении, но Теллас избавил ее от этого усилия.
— Что касается меня, то я тебе полностью доверяю, — сказал кит, — и я в огромном долгу перед тобой за спасение моего ребенка. Но я не могу принять такое решение в одиночку. Послушай, — вон там, за этой вершиной вход в лагуну. Там безопасно, и ты сможешь поесть и отдохнуть, а я пока посоветуюсь с моим народом и буду представлять в Совете твой голос, ибо решение должен принимать не я один, а весь наш род.
У Ориэллы упало сердце. После всего, что она испытала… Но она понимала, что Теллас сделал все, что мог, и нельзя требовать от него большего. Сделав над собой громадное усилие, девушка, как полагается, поблагодарила его, и Левиафан оценил ее старания.
— Вот видишь? — сказал он с улыбкой. — Твоя мудрость уже растет.
Лагуна оказалась почти правильным кругом, опоясанным с океана рифами, а с берега — высокими утесами. Это было самое безопасное пристанище, какое только можно вообразить: сюда можно было проникнуть только с моря — или по воздуху. Ориэлла поплыла к каменистому берегу, а Теллас начал загонять для нее рыбу на мелководье. Волшебница была очень благодарна ему, зная, что без его помощи она бы ничего не поймала. Когда девушка развела огонь. Левиафан удалился, пообещав вернуться как можно скорее.
Волшебница валилась с ног от усталости. В полудреме она съела рыбу и, напившись из ручья, сбегавшего с утеса, улеглась спать, предоставив южному солнцу высушить ее тело и одежду. На сей раз она заснула мгновенно, и ей снился сон. Чудесный сон о прошлом, о заре ее мира.
***
В те времена Волшебный Народ был могуч и многочислен. Он повелевал погодой и стихиями, морями и всходами на полях, зверями и птицами, а лишенные магии смертные, которые тогда сами стояли едва выше животных, были слугами и рабами повелителей мира. Моря и земли населяли четыре великие ветви Волшебного Народа, владеющие магией первоэлементов.
Земной Волшебный Народ, или Чародеи, как они себя называли, управлял силами Земли. Чародеи говорили со всем живым на земле, с деревьями и животными, а самые премудрые могли общаться даже с горами. Их задачей было поддерживать мир и плодородие, следить, чтобы все живущее на земле, пребывало в равновесии, чтобы каждый мог дышать, процветать и занимать подобающее место в жизни.
Их собратья, Крылатый, или, как они предпочитали называться, Небесный Народ, властвовал в Воздухе. Они жили в туманных горных городах на высочайших вершинах и правили птицами и другими летающими существами. В их власти было управлять могучими ветрами, двигать дождевые тучи и делать землю плодоносной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90