Я видела его врага, Яффа. Его необходимо остановить.
– Вот. – Рауль ткнул дальше в стену. – Вот Яфф. Изображение было весьма правдоподобным. Тесла сразу узнала и раздувшуюся голову, и злобный взгляд. Видел ли Рауль Яффе после преображения или инстинктивно угадал, что тот превратится в монструозного ребенка? Она не успела решить для себя этот вопрос. Рауль потянул ее за руку.
– Я хочу пить. Досмотрим потом.
– Будет слишком темно.
– Нет. Они придут и зажгут свечи, когда зайдет солнце. Пойдем, поговорим немного. Расскажешь, как умер мой отец.

Томми-Рэй добирался до миссии Санта-Катрина дольше, чем женщина, которую он преследовал. В дороге с ним произошло нечто, открывшее ему часть собственной души, которую впоследствии предстояло узнать гораздо лучше. Ранним вечером, остановившись промочить горло в небольшом городишке к югу от Энсенады, он очутился в баре, где ему всего за десять долларов предложили зрелище, невообразимое в его родном городе. Слишком заманчиво, чтобы отказываться. Он заплатил, купил пива, и его пропустили в прокуренное помещение чуть большее, чем его собственная спальня в Гроуве. На скрипящих стульях уже расположилось с десяток мужчин. Они смотрели, как женщина занимается сексом с большим черным псом. Томми-Рэй не нашел в этом ничего возбуждающего – по крайней мере, в сексуальном смысле. Впрочем, как и остальная аудитория. Они смотрели на происходящее, подавшись вперед с интересом, какого Томми-Рэй не мог понять, пока пиво не ударило ему в голову. Зрение сузилось, и лицо женщины словно загипнотизировало его. Когда-то она была красивой, но теперь исхудала, лицо осунулось, а следы на руках указывали на пагубную страсть, что заставила ее пасть так низко. Она умело, поскольку проделывала это бесчисленное количество раз, возбудила собаку и встала перед ней на четвереньки. Пес лениво ее обнюхал, а потом вошел в нее. Только когда животное взгромоздилось на женщину, Томми-Рэй понял, чем его (а возможно, и других зрителей) так привлекло выражение ее лица. Она выглядела как труп. Эта мысль словно отворила в его сознании дверь, ведущую прямо в смердящее желтое месиво. Он уже видел такой взгляд у девушек с обложек порножурналов и у знаменитостей, застигнутых объективом. Секс-зомби, зомби-звезды, мертвецы, идущие к живым. Когда он снова взглянул на сцену, пес вошел в ритм и трахал женщину с собачьим азартом, роняя слюни ей на спину. И когда Томми-Рэй подумал о женщине как о мертвой, зрелище показалось ему сексуальным. Чем больше возбуждался пес, тем больше возбуждался он сам и тем мертвее казалась женщина. Томми-Рэй ощущал член пса внутри нее, свой взгляд на ней, и это превратилось в соревнование между ним и собакой – кто кончит первым.
Пес выиграл – дошел до бешеного темпа и вдруг остановился. Тут же мужчина, сидевший в первом ряду, встал и разъединил пару. Животное уже потеряло всяческий интерес к своей партнерше. Собаку увели, а женщина стала собирать свою одежду, которую она сняла, очевидно, до прихода Томми-Рэя. Затем она вышла в ту же боковую дверь, куда увели собаку. Шоу, похоже, еще не кончилось, так как никто не вставал с места. Но Томми-Рэй увидел все, что ему было нужно. Он пробился к выходу, расталкивая новых посетителей, и вышел в полутемный бар.
Много позже, почти у самой миссии, он обнаружил, что его карманы пусты. Возвращаться не было времени, да и зачем? Наверняка его обобрали в толпе на выходе. То, что он получил, стоило потерянных долларов – новое понимание смерти. Даже не новое – первое и единственное.

К тому времени, как он подъехал к миссии, солнце давно зашло, но у него возникло сильное дежа-вю. Может, он видел это место глазами Яффа? Так или иначе, но ощущение оказалось полезным. Уверенный, что посыльная Флетчера уже здесь, он решил оставить машину чуть ниже на холме, что бы она не заметила, и подняться на вершину пешком. Темнота не мешала: ноги сами знали дорогу, хотя Томми-Рэй ее и не помнил.
В случае необходимости он был готов к насилию. Яфф дал ему пистолет – трофей, добытый у одного из горожан. Мысль пустить его в ход казалась весьма соблазнительной. Когда он добрался до вершины и увидел здание миссии, в боку его кололо. За спиной взошла бледная луна цвета акульего брюха. Она осветила разрушенные стены и кожу его рук и ладоней. Томми-Рэю захотелось найти зеркало и рассмотреть свое лицо. Наверняка сквозь плоть он увидел бы кости, и череп его сверкал бы так же, как зубы, когда он улыбался. В конце концов, не об этом ли говорит улыбка? Привет, мир, вот так я буду выглядеть, когда сгниют мягкие ткани.
С этими мыслями он направился к миссии, шагая по вянущим цветам.

Хижина Рауля – маленькая примитивная постройка, где и двоим было тесно, – находилась в пятидесяти ярдах от главного здания. Он объяснил Тесле, что зависит от великодушия окрестных жителей. Они снабжают его едой и одеждой за то, что он заботится о миссии. При отсутствии инструментов и материалов ему наверняка стоило немалого труда приспособить для жизни этот бывший амбар. Во всем чувствовалась тонкость его натуры. Свечи на столе окружало кольцо из тщательно подобранных камней, покрывало на простой кровати украшали перья морских птиц.
– У меня есть один порок, – признался Рауль, усадив Теслу на единственный стул. – Унаследовал от отца.
– И что же это?
– Курю. По одной сигарете в день. И ты покуришь со мной.
– Я курила раньше, – ответила Тесла, – но теперь бросила.
– Сегодня ты будешь курить, – сказал Рауль, отметая возможные возражения. – Мы покурим за отца.
Он вынул из небольшой жестянки свернутую вручную сигарету и спички. Пока он прикуривал, она разглядывала его лицо. То, что поразило ее при первом взгляде, поражало по-прежнему. Его черты не были ни обезьяньими, ни человеческими, но наихудшим сочетанием тех и других. Но при этом его речь, манеры и даже то, как он держал сигарету длинными темными пальцами, делали его удивительно цивилизованным. Не будь он обезьяной, мать Тесла могла бы пожелать его дочери в мужья.
– Знаешь, Флетчер не умер, – сказал он, передавая сигарету. Тесла неохотно взяла ее, не слишком стремясь засунуть в рот то, что побывало в его губах. Но он не отрывал от нее глаз, в которых плясали огоньки свечей, и она сдалась. Он улыбнулся, довольный, что она курила вместе с ним – Он стал чем-то еще. Я уверен. Чем-то совсем другим.
– Я курю за это, – сказала она, затягиваясь еще раз. Тут до нее дошло, что этот табак забирает гораздо сильнее, чем тот, что она курила в Лос-Анджелесе.
– Что это?
– Отличная штука, – ответил он. – Тебе нравится?
– Траву они тебе тоже приносят?
– Они ее выращивают, – ответил Рауль, как само собой разумеющееся.
– Молодцы, – сказала она и затянулась в третий раз, прежде чем вернуть сигарету.
Это действительно была хорошая штука. Прежде чем она успела сообразить, что говорит, ее губы произнесли половину фразы, хотя сознание понятия не имело, как закончить мысль.
– Когда-нибудь я расскажу об этой ночи своим детям., впрочем, я не хочу никаких детей… ладно, тогда внукам., расскажу, как сидела тут с человеком, который раньше был обезьяной… ничего, что я тебя так называю? Больше не буду, хорошо?., и мы сидели и разговаривали о его друге… и моем., который раньше был человеком…
– А когда ты будешь это рассказывать, – спросил Рауль, – что ты расскажешь про себя?
– Про себя?
– Кем ты собираешься стать? Она задумалась.
– А я должна кем-то стать? Рауль передал ей остаток сигареты.
– Все чем-нибудь становится. Сидя здесь, мы становимся…
– Чем?
– Становимся старше. Ближе к смерти.
– Черт! Ближе к смерти я не хочу.
– Выбора нет, – просто ответил он.
Тесла покачала головой. И по инерции качала еще долго.
– Хочу понять, – сказала она наконец.
– Что-нибудь конкретное?
Она снова задумалась, перебирая возможные определения, и остановилась на одном.
– Все.
Он засмеялся. Его смех звучал как колокольчик. Она намеревалась ему сказать, как здорово у него это получается, и тут поняла, что Рауль поднялся и стоит у двери.
– В миссии кто-то есть, – услышала она его голос.
– Пришли зажечь свечи, – предположила Тесла. Ее тело раскачивалось вслед за головой.
– Нет, – сказал он, выходя в темноту. – Они не ходят там, где колокольчики.
Обдумывая сбивший ее с толку вопрос Рауля, она смотрела на пламя свечи. Огонь отпечатался на ее сетчатке, и, спотыкаясь, Тесла двинулась вслед за этим огоньком сквозь темноту. Если бы Рауль вовремя ее не окликнул, воля травы довела бы ее до обрыва. Возле миссии он шепотом велел ей оставаться на месте, но она не послушалась и побрела за ним Люди, зажигавшие свечи, уже побывали здесь. В комнате с портретами мерцал тусклый свет. Хотя сигарета Рауля порядком затуманила рассудок, Тесла испугалась за вещество – она оставила его без присмотра, подставила под удар цель своего путешествия. Почему она сразу не нашла нунций и не швырнула его в океан, как велел Флетчер? Досада придавшие ей сил. Она нагнала Рауля в темноте разрисованной комнаты и первая шагнула в освещенную свечами лабораторию.
Это были не свечи. Тот, кто пришел сюда, не принес даров.
В центре комнаты горел небольшой костер, и какой-то человек – она видела лишь его согнутую спину – голыми руками рылся в куче сваленного оборудования. Когда человек поднял голову, Тесла не ожидала, что узнает его. Если подумать, с ее стороны это было глупо. За последние несколько дней она успела выучить всех героев пьесы в лицо или по имени. Этого она знала и в лицо, и по имени. Томми-Рэй Макгуайр. На его совершенном лице проглядывало безумие – наследство Яффа.
– Привет, – вежливо сказал он. – А я думал, куда ты пропала? Яфф сказал, что ты будешь здесь.
– Не трогай нунций, – проговорила она – Это опасно.
– Люблю опасность, – ухмыльнулся он.
Она увидела что-то у него в руке. Он заметил ее взгляд, поднял руку и показал свою добычу.
– Ага, я его нашел, – заявил он.
Сосуд был точно таким, как описал Флетчер.
– Выброси его, – сказала она, пытаясь оставаться спокойной.
– Конечно, именно это ты и собиралась сделать, да? – спросил Томми-Рэй.
– Да, клянусь тебе. Он смертельно опасен.
Она увидела, как юноша перевел взгляд на Рауля, чье дыхание она почувствовала за спиной. Томми-Рэя вовсе не заботило, что он оказывался в меньшинстве. Что, думала она, способно стереть с его лица эту самодовольство ухмылку? Может, нунций? Господи, что же можно найти, развить и усилить в сердце этого варвара?
Она снова сказала:
– Уничтожь его, Томми-Рэй, пока он не уничтожил тебя.
– Нет уж. У Яффа на него свои виды.
– А что будет с тобой, когда ты выполнишь его задания и станешь ему не нужен?
– Он мой отец, и он меня любит, – ответил Томми-Рэй с убежденностью, которая могла бы показаться трогательной, будь он нормальным человеком.
Она стала приближаться к юноше, продолжая говорить:
– Только послушай меня, ладно?
Он сунул нунций в один карман, а из другого достал револьвер.
– Что ты там сказала про эту штуку? – спросил он, целясь в нее.
– Я сказала, что это нунций, – она замедлила шаг, но не остановилась.
– Нет. Еще. Ты сказала что-то еще.
– Что он смертельно опасен. Он усмехнулся.
– Вот. Смертельно. Это значит, он может убить тебя, так?
– Так.
– Мне это нравится.
– Нет, Томми…
– Не указывай, что мне нравится, а что нет. Я сказал, что мне нравится смертельная опасность, и я знаю, о чем говорю.
Она вдруг поняла, что абсолютно неправильно оценила обстановку. Если бы она писала эту сцену, то он держал бы ее на мушке, пока не ушел. Но у него был свой сценарий.
– Я Человек-Смерть, – сказал он и нажал на курок.

VI

Выбитый из колеи эпизодом в доме Эллен, Грилло сел писать, чтобы отвлечься. Сначала было легко. Он ступил на твердую почву и изложил факты так, что сам Свифт мог бы гордиться. Потом он выберет, что можно отдать Абернети, а пока он должен записать все, что помнит.
В самый разгар работы позвонил Хочкис, предложил посидеть где-нибудь часок, выпить и поговорить. Он сказал, что в Гроуве есть два бара Бар Старки в Дирделле не такой скучный, поэтому лучше отправиться туда. Через час, запечатлев на бумаге события прошлой ночи, Грилло вышел из отеля и встретился с Хочкисом.

У Старки почти никого не было. В одном углу сидел старик, напевавший себе что-то под нос, да у барной стойки торчали двое парней, слишком молодых для выпивки. Несмотря на это, Хочкис все время говорил шепотом.
– Вы ничего обо мне не знаете, – начал он. – Я это понял прошлой ночью. Пора вам объяснить.
Дальше он уже не умолкал. Он говорил без эмоций, словно груз пережитого давно выжал из него все слезы, чему Грилло был рад. Если рассказчик остается бесстрастным, это освобождает от необходимости сопереживать. Как и следовало ожидать, Хочкис начал с рассказа о дочери. Не превознося и не осуждая, он просто описал ее и то, что с ней произошло. Потом он раскинул сеть рассказа шире и коротко обрисовал судьбы Труди Катц, Джойс Макгуайр и Арлин Фаррел. Грилло отмечал подробности истории и пытался составить генеалогическое дерево, корнями уходящее туда, куда Хочкис так часто возвращался в своем повествовании, – под землю.
– Ответ здесь, – не раз повторял Хочкис – Я уверен, что именно Флетчер и Яфф, кем или чем бы они ни были, виноваты в том, что случилось с моей Кэролин и другими девочками.
– Все прошедшее время они провели в пещерах?
– Мы же видели, как они оттуда вышли, – ответил Хочкис. – Да, я думаю, они ждали там.
Он сделал большой глоток виски.
– После прошлой ночи… я так и не заснул. Я пытался отыскать смысл произошедшего.
– И что?
– Я решил спуститься в расщелину.
– Зачем?
– За годы они должны были оставить там следы. Может, мы найдем способ их уничтожить.
– Флетчера уже нет, – напомнил Грилло.
– Разве? – сказал Хочкис. – Я уже ни в чем не уверен. Ничто не исчезает, Грилло. Кажется, что чего-то нет, а оно просто скрылось из виду. Оно остается в сознании, в земле. Стоит немного углубиться – и вот оно, прошлое. Каждый шаг – тысяча лет.
– Моя память не заходит так далеко, – саркастически заметил Грилло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73