Абернети был лицемерный фигляр, новообратившийся христианин; для него слово «прощение» значило не больше, чем известное слово из трех букв. Собирать материал по его заданиям оказалось легко, писать статьи еще легче, так как новости в «Дейли репортер» служили для удовлетворения единственной потребности читателей – для облегчения зависти. Читателям хотелось узнать о страданиях высоко взлетевших соотечественников, познакомиться с обратной стороной славы. Абернети знал свою публику досконально. Он даже опубликовал для нее собственную историю – как он из алкоголика стал добрым христианином. «Пусть посуше, да к небу ближе» – так любил он говорить о себе. Благочестивая нотка позволяла ему подавать грязь с елейной улыбкой, а читателям – не чувствовать вины за копание в ней. Мы рассказываем о грехе – что может быть более христианским?
Грилло считал эту тему давно протухшей. Сто раз он хотел послать старого клоуна подальше, но где, кроме такой же клоаки, как «Репортер», может найти работу в прошлом известный журналист, опустившийся до работы в желтой газетенке? Приобретать другую профессию у него не было ни желания, ни возможности. Сколько он себя помнил, он всегда хотел рассказывать миру о мире. У Грилло была в этом какая-то особенная потребность. Он не мог даже представить себе, чтобы он занимался чем-то иным. Люди не слишком хорошо осведомлены о самих себе. Им нужны те, кто ежедневно будет говорить о них, чтобы они могли учиться на собственных ошибках. Как-то раз, придумывая заголовок статьи об одной из таких ошибок – о коррумпированности одного сенатора, – Грилло вдруг понял (у него до сих пор все переворачивалось внутри, когда он вспоминал об этом), что его подставил кто-то из врагов сенатора и что он, Грилло, опорочил честное имя ни в чем не повинного человека. Он опубликовал извинения и опровержения. Вскоре история была забыта, новые статьи сменили статьи Грилло. Политики, как скорпионы и тараканы, переживут даже падение цивилизации. Журналисты – более хрупкие создания. Один промах, и репутация рассыпается в пыль. Грилло отправился на Запад и ехал куда глаза глядят, пока не уткнулся в берег Тихого океана. Можно было утопиться, но Грилло предпочел работать на Абернети. Теперь все чаще и чаще выбор казался ему ошибкой. Он старался найти в этом плюсы. Ежедневно он повторял себе, что двигаться отсюда можно только вверх, поскольку ниже уже некуда.
Гроув его удивил. Он был словно нарисован на бумаге: молл в центре, четыре симметрично расположенных района, упорядоченные улицы. Однако дома радовали приятным архитектурным разнообразием, и казалось (возможно, оттого что часть зданий пряталась в зелени), будто город таит какие-то тайны.
Если тайны были и у леса на окраине, то в тот день в них вторглось множество зевак, явившихся поглазеть на тело. Грилло махнул своим удостоверением, пробрался к заграждению и задал несколько вопросов полицейскому. Нет, тело вряд ли скоро вытащат, его еще не обнаружили. Нет, Грилло не может поговорить ни с кем из руководителей операцией – лучше подойти попозже. Совет был дельный. Особой активности рядом с расщелиной Грилло не заметил, и, хотя там стояло разное оборудование, приступить к работам никто не спешил. Поэтому Грилло решил рискнуть и сделать несколько звонков. Он отправился к моллу искать телефон-автомат.
Сначала он позвонил Абернети, чтоб доложить о прибытии на место и узнать, когда пришлют фотографа. Абернети не было, и Грилло оставил сообщение. Со вторым звонком повезло больше. Автоответчик завел привычное:
– Привет. Это Тесла и Батч. Если хотите поговорить с собакой, то меня нет. Если вам нужен Батч…
Но тут его прервал голос Теслы:
– Алло!
– Это Грилло.
– Грилло? Черт, заткнись, Батч! Прости, Грилло, он пытается… – Телефон упал, послышалась какая-то возня, потом снова возник голос запыхавшейся Теслы. – Вот животное! Зачем только я его взяла, а, Грилло?
– Это единственный мужчина, который может с тобой ужиться.
– Иди ты в жопу.
– Это же твои слова.
– Я такое сказала?
– Сказала.
– Забыла… Слушай, Грилло, у меня хорошие новости. Мне предложили переработать один из моих сценариев. Помнишь тот, прошлогодний? Они хотят, чтобы все происходило в космосе.
– И ты будешь этим заниматься?
– А почему нет? Нужно хоть что-то осуществить. Никто не станет со мной серьезно работать, пока я не напишу хит. Так что в жопу искусство. Я напишу такое, что они все обделаются. И хочу сразу предупредить – избавь меня от своих дерьмовых разглагольствований о нравственности художника. Девушке нужно как-то себя кормить.
– Знаю, знаю.
– Ну, а что у тебя нового?
На этот вопрос у него была масса ответов – хватило бы на житие. Он мог рассказать, как парикмахер, держа в руках клок его выстриженных соломенных волос, с улыбкой сообщил, что у Грилло наметилась маленькая лысина. Или как сегодня утром перед зеркалом он вдруг понял, что его анемичное лицо выглядит не героически-невозмутимым, как он всегда надеялся, а просто унылым. Или об этом дурацком сне, что продолжает ему сниться: будто он застревает в лифте вместе с Абернети и с козой, и Абернети почему-то хочет, чтобы Грилло поцеловал козу. Но он оставил все это при себе и только сказал:
– Мне нужна помощь.
– Поконкретней.
– Что ты знаешь про Бадди Вэнса?
– Он упал в какую-то яму. Показывали по телевизору.
– А насчет его жизни?
– Это для Абернети, да?
– Точно.
– То есть тебе нужна грязь?
– Схватываешь на лету.
– Знаешь, комики – это не мой профиль. Я специализировалась на сексуальных идолах. Но когда услышала о нем в новостях, кое-что выяснила. Шесть раз женат, один раз на семнадцатилетней. Брак с семнадцатилетней длился сорок два дня. Вторая жена умерла от передозировки.
Как Грилло и надеялся, у Теслы была вся необходимая информация о жизни Бадди Вэнса. Чрезмерно любил женщин, запрещенные препараты и славу; снимался в фильмах, телесериалах; низвергнут с пьедестала.
– Ты можешь про это писать со знанием дела.
– Ну, спасибо.
– Я люблю тебя за то, что могу тебя помучить. Кажется, больше не за что?
– Очень смешно. Кстати, Бадди действительно был таким?
– Каким?
– Смешным.
– Вэнс? Ну да, по-своему. Ты никогда его не видел?
– Видел когда-то, но толком не помню.
– У него было такое гуттаперчевое лицо. Посмотришь – и засмеешься. Тип он был довольно странный. Наполовину идиот, наполовину хитрец.
– Как же ему удавалось пользоваться таким успехом у женщин?
– Опять грязь?
– Конечно.
– Огромное достоинство.
– Шутишь?
– Самый большой член на всем телевидении. Знаю из достоверного источника.
– От кого?
– Грилло, ради бога! – сказала Тесла с ужасом. – Я что, похожа на сплетницу?
Грилло рассмеялся.
– Благодарю за информацию. С меня обед.
– Договорились. Сегодня.
– Сегодня я, похоже, тут задержусь.
– Тогда я сама к тебе приеду.
– Может, завтра, если придется остаться. Я позвоню.
– Если не позвонишь, убью.
– Позвоню, позвоню. Возвращайся к своему космосу.
– Не делай ничего, чего я не стала бы делать. Да, вот еще…
– Что?
Прежде чем ответить, она положила трубку – в эту игру они играли с тех пор, как однажды ночью, в приступе откровенности, Грилло признался ей, что ненавидит прощания.

V

– Мама?
Она, как обычно, сидела у окна.
– Пастор Джон так и не пришел ко мне вчера вечером, Джо-Бет. Ты ему не позвонила? – Она прочитала ответ на лице дочери. – Не позвонила. Как ты могла забыть?
– Извини, мама.
– Ты же знала, как для меня это важно! Я понимаю, что ты так не думаешь, но…
– Нет. Я тебе верю. Я позвоню ему позже. Сначала… Мне нужно с тобой поговорить.
– Разве ты не должна быть в магазине? – спросила Джойс. – Ты тоже заболела? Я слышала, Томми-Рэй…
– Мама, послушай. Мне нужно спросить у тебя что-то очень важное.
Джойс встревожилась.
– Я не могу сейчас ни о чем говорить. Мне нужен пастор.
– Придет пастор. А пока я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих подругах.
Джойс молчала, на ее лице застыло страдание. Но Джо-Бет видела это выражение слишком часто, чтобы из-за него отказаться от расспросов.
– Вчера вечером я познакомилась с человеком. – Она пыталась говорить как можно обыденней. – Его зовут Ховард Кати. Он сын Труди Кати.
С лица Джойс исчезла страдальческая маска. Теперь на нем было написано удовлетворение.
– Разве я не говорила? – пробормотала она, поворачивая голову к окну.
– Не говорила чего?
– Не могло все так кончиться! Не могло!
– Мама, объясни.
– Это не был несчастный случай. Мы знали. У них были причины.
– У кого были причины?
– Мне нужен пастор.
– Мама, у кого были причины? Джойс вместо ответа поднялась с места.
– Где он? – спросила она неожиданно громко, направляясь к двери. – Я хочу его видеть!
– Хорошо, мама! Хорошо! Успокойся.
Уже у двери она снова повернулась к Джо-Бет. В ее глазах стояли слезы.
– Ты должна держаться подальше от сына Труди. Слышишь? Не смей видеться с ним, говорить с ним, даже думать о нем не смей. Обещай мне.
– Не буду я этого обещать. Это глупо.
– У тебя с ним ничего не было?
– В каком смысле?
– О господи, ты уже…
– Ничего не было!
– Не лги! – взорвалась Джойс, вскинув вверх высохшие кулачки. – Иди, помолись!
– Не хочу я молиться. Мне нужна твоя помощь, а не молитвы.
– Он уже в тебе. Раньше ты никогда так со мной не разговаривала.
– Я никогда себя так не чувствовала! – ответила Джо-Бет.
Ком подступил к горлу, ее охватили злость и страх. Не было смысла слушать маму – кроме призыва к молитвам, ничего не дождешься. Джо-Бет решительно направилась к двери, всем своим видом показывая, что ее никто не удержит. Но никто и не удерживал. Мать посторонилась и дала ей выйти. Лишь когда девушка спускалась вниз, ей вслед послышался голос:
– Джо-Бет, вернись! Мне плохо, Джо-Бет! Джо-Бет!

Открыв дверь, Хови увидел свою любовь в слезах.
– Что с тобой? – спросил он, впуская ее в комнату. Она закрыла ладонями лицо и разрыдалась. Он осторожно обнял ее.
– Все в порядке. Все хорошо.
Рыдания постепенно затихали. Она отстранилась и прошла в центр комнаты, вытирая слезы тыльной стороной ладоней.
– Извини, – сказала она.
– Что случилось?
– Долгая история. Из прошлого. Это связано с нашими матерями.
– Они знали друг друга? Джо-Бет кивнула.
– Они были лучшими подругами.
– Выходит, все предрешено? – Он улыбнулся.
– Не думаю, что мама этому рада.
– Почему? Сын ее лучшей подруги…
– Твоя мать никогда не рассказывала, почему покинула Гроув?
– Она не была замужем.
– Моя тоже.
– Ну, значит, твоя оказалась крепче, чем моя…
– Нет, я не о том Может, это не просто совпадение. Я всю жизнь слышала сплетни о том, что здесь случилось. С мамой и ее подругами.
– Я ничего не знаю.
– Я тоже знаю только отрывки. Их было четыре подруги. Твоя мать, моя, девушка по имени Кэролин Хочкис (ее отец до сих пор живет в Гроуве) и еще одна. Забыла, как ее звали. Какая-то Арлин. На них напали. Вероятно, изнасиловали.
Улыбка медленно сползла с лица Хови.
– Маму? – тихо спросил он. – Почему же она никогда не говорила?
– А кто будет рассказывать своему ребенку, что его зачали таким образом?
– О боже, – пробормотал Хови. – Изнасиловали…
– Может, я ошибаюсь. – Джо-Бет посмотрела на Хови. Его лицо исказилось, будто он получил пощечину. – Я жила среди этих слухов всю жизнь, Хови. Мама едва не сошла от них с ума. Все время говорит про дьявола. Я так боюсь, когда она начинает говорить, что сатана положил на меня глаз, что я должна молиться, и все такое.
Хови снял очки и положил их на кровать.
– Я ведь так и не сказал тебе, зачем я приехал сюда? Я думаю… думаю… сейчас самое время. Я приехал потому, что не знаю, кто я такой. Я хочу узнать, что случилось в Гроуве и почему моя мать отсюда уехала.
– Теперь ты будешь жалеть, что приехал.
– Нет. Если бы я не приехал, я бы не встретил тебя. Не по… по… не полюбил бы.
– Меня? Возможно, я твоя сестра.
– Нет. Я не верю в это.
– Я узнала тебя сразу, как только вошла. Ты тоже меня узнал. Почему?
– Любовь с первого взгляда.
– Хорошо, если так.
– Я чувствую. И ты тоже. Я люблю тебя, Джо-Бет.
– Нет. Ты же меня совсем не знаешь.
– Знаю! И я не собираюсь отступать от своей любви из-за слухов. Мы ведь не знаем, правда это или нет. – Он даже перестал заикаться. – Может быть, все ложь?
– Может быть. Но почему все сходится? Почему ни твоя мать, ни моя никогда не говорили нам про отцов?
– Вот это и надо выяснить.
– Как?
– Спросить у твоей мамы.
– Я пробовала.
– И что?
– Она велела мне не приближаться к тебе. Даже не думать о тебе… – Пока они разговаривали, ее слезы высохли. При мыслях о матери они потекли снова. – … А я не могу, – закончила она, обращаясь за помощью к тому, о ком ей запрещено думать.
Глядя на нее, Хови вдруг снова захотелось стать «святой простотой», как назвал его Лем. Примкнуть к блаженному стану детей, зверей и дурачков. Обнимать ее, целовать и забыть о том, что она может оказаться его сестрой.
– Наверное, мне лучше идти, – сказала она, словно услышала его мысли. – Мама хочет, чтобы я позвала пастора.
– Он прочтет пару молитв, и я уеду – так, что ли?
– Это нечестно.
– Побудь со мной еще, – стал он уговаривать. – Не нужно разговаривать. Не нужно ничего делать. Просто останься.
– Я устала.
– Тогда ляжем спать.
Он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.
– Мы оба мало спали прошлой ночью. Вздохнув, она кивнула.
– Может, все прояснится само собой.
– Хорошо бы.
Он извинился и вышел по малой нужде в уборную. Когда он вернулся, она уже сняла туфли и растянулась на постели.
– А для двоих места хватит? – спросил он. Она пробормотала:
– Да.
Тогда он лег рядом, стараясь не думать о том, чем они могли бы заниматься на этих простынях. Она опять вздохнула.
– Все будет хорошо, – сказал он. – Спи.

Когда Грилло вернулся в лес, большая часть публики, собравшейся на последнее шоу Бадди Вэнса, уже разошлась. Очевидно, они решили, что представление не стоит того, чтобы столько ждать. Стражи порядка смогли наконец вздохнуть спокойнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73