И потом, этот брак — всего лишь политическая уловка. Кто знает, какие честолюбивые замыслы вынашивают правители города Ти и Салерианской Конфедерации? К тому же не удастся у Тандара брак — не беда, утешится с рабынями — те в драку за него кинутся, на коленях будут ползать перед хозяином.Рабыня в белом платье, с золотыми ободками на шее и запястьях подошла к повозке, развязала мешок, ища плод лармы. Не видит, как за ней в ночном полумраке вышла из шатра укутанная покрывалами леди Сабина, а за ней — еще две девушки, одна с плеткой. Та, у повозки, наклонившись вперед, запустила в мешок руку. Рядом с ней появился солдат. Не заметить его присутствия она не могла, но даже головы не повернула. Он обхватил ее обеими руками. Спокойно, без тени удивления она повернулась. Подняла голову, поднесла к губам плод лармы, надкусила. Стояла, глядя мужчине в глаза, и жевала. Он склонился к ней. Блеснул золотой обруч на ее шее. И тут она вдруг обняла его. Держа рабыню в объятиях, мужчина осыпал ее поцелуями. В полутьме я разглядела над его спиной ее руку с надкусанным плодом лармы.— Ах ты бесстыжая! — вскричала леди Сабина. За ее спиной по-прежнему маячили две девушки — может, это они и шепнули ей про подругу. Любовники отпрянули друг от друга, девушка с возгласом отчаяния бросилась к ногам хозяйки; мужчина испуганно попятился.— Бесстыжая шлюха! — кричала леди Сабина.— Пощади, госпожа! — припав к ногам хозяйки, заскулила рабыня.— В чем дело? — спросил мужчина, выскочивший из темного шатра, который я приняла за штаб лагеря. На плече у воина висел меч. Одет он был только в тунику и тяжелые, вроде сапог, солдатские сандалии.— Вот, полюбуйся, — указывая на коленопреклоненную девушку, визжала леди Сабина, — на эту похотливую паршивку!Воин — как я поняла, главный в лагере — был совсем не в восторге от того, что его работу или, может быть, отдых прервали, но изо всех сил старался держаться почтительно.— Я шла за ней, — рассказывала леди Сабина, — и вдруг вижу, стоит тут с солдатом, целуется, милуется!— Пожалей, госпожа! — рыдала девушка.— Разве, Лена, — сурово вопрошала леди Сабина, — не учила я тебя хорошим манерам? Разве не наставляла, как себя вести? Я тебе доверяла! Как же ты могла обмануть меня?— Прости, госпожа! — повторяла несчастная.— Ты не какая-нибудь шлюха, что пагу подает, — не унималась леди Сабина. — Ты — служанка свободной женщины.— Да, госпожа, — кивнула девушка.— Разве не подаю я тебе пример элегантности, достойного поведения, самоуважения?— Да, госпожа.— Тебе было двенадцать, когда мой отец выкупил тебя с плантаций Ара и подарил мне.— Да, госпожа.— С тобой хорошо обращались. На кухню не послали. Надсмотрщикам не отдали. Взяли в дом. Позволяли спать в моей комнате, у меня в ногах. Воспитывали, не жалея сил, готовили в служанки для благородной дамы.— Да, госпожа.— Разве для шлюхи-рабыни это не честь?— Да, госпожа.— И вот чем ты мне отплатила, — мрачно заключила леди Сабина.Девушку била дрожь. Она не смела отвечать, не смела поднять голову.— Черной неблагодарностью!— О, нет! — вскричала рабыня. — Лена благодарна! Лена так благодарна госпоже!— Разве не была я добра к тебе? — допытывалась леди Сабина.— О, да, госпожа!— А ты, как грошовая шлюха, с солдатней тискаешься!— Прости рабыню, госпожа! — униженно молила девушка.— Часто я тебя секу? — спросила леди Сабина.— Нет! — закричала Лена. — Нет!— Считаешь меня слабой?— Нет, госпожа, ты добрая, но не слабая!— Проси, — повелела леди Сабина.— Прошу, высеки меня, — проговорила рабыня.Главный воин, .тот, что с мечом на плече на крики выскочил из шатра, повернулся к солдату, с которым застали девушку.— Раздень ее и свяжи, — кивком указав на перепуганную рабыню, приказал он.Обозленный солдат сорвал с несчастной одежду, обрывком шнура привязал ей, коленопреклоненной, руки к спице колеса.— Такая дрянь, как ты, — объявила леди Сабина, — только на то и годится, чтобы в таверне пагу разносить.Не в силах снести такое унижение, девушка заливалась слезами.Вокруг собрались несколько мужчин — поглазеть. Главный просто места себе не находил от злости.— С тобой я потом поговорю, — буркнул он солдату, отпуская его. Тот повернулся и ушел.Леди Сабина протянула руку к пришедшим с ней рабыням. В обтянутую перчаткой ладонь легла плеть.— Разве не подавала я тебе всегда пример достойного поведения, гордости, самоуважения? — подойдя к дрожащей связанной рабыне, еще раз спросила леди Сабина.— Да, госпожа, — в который раз повторила девушка.— Потаскуха, похотливая потаскуха! — хлеща ее плетью, кричала леди Сабина.Бедняжка зашлась в крике. Злоба, с которой леди Сабина избивала связанную рабыню в ошейнике, просто пугала. Удары так и сыпались на несчастную невольницу. Хозяйка сил не жалела, от души наказывала провинившуюся служанку — впредь будет знать, как распутничать. Но вот, утомившись, леди Сабина отбросила плеть, повернулась и, все еще кипя гневом, направилась к шатру. За ней поспешили две девушки. Одна по пути подобрала плеть. Провинившаяся, дрожа, встала на колени у колеса повозки. Под ее темными волосами блеснул золотой ошейник.Леди Сабина в сопровождении облаченных в белое рабынь скрылась в шатре. Вернулся к себе в шатер и взбешенный предводитель. Собравшиеся поглазеть на экзекуцию мужчины разошлись кто куда — кто вернулся к делам, кто ушел отдыхать.А девушку так и бросили привязанной к колесу.Мой хозяин взглянул на сияющие в небе три луны. Откуда-то из-за деревьев с другой стороны лагеря донесся звук. Мне показалось, три раза прокричал флир — хищная ночная птица с крючковатым клювом.— Все спокойно! — подал голос дозорный.— Все спокойно! — эхом отозвались его товарищи. Снова трижды прокричал флир.Хозяин прокрался ближе ко мне. Твердо положил мне на плечо руку. Под покрывала скользнул нож. Вот оно, у самого горла, — острое как бритва, безжалостное лезвие.— В чем долг рабыни? — спросил он.— Абсолютное повиновение, хозяин, — испуганно прошептала я, — абсолютное повиновение. — Нож так прижат к горлу — одно движение, и вопьется в кожу. Я едва решилась прошептать ответ.Он убрал нож. Кто-то сдернул с меня темный плащ, покрывавший сверкающее роскошное белое одеяние.— Беги, — шепнул хозяин, указывая на вьющуюся между деревьями тропинку к противоположной оконечности лагеря, — и смотри не попадись.Он отшвырнул меня прочь, и я, ничего не понимая, в ужасе бросилась бежать.Пробежав не больше десятка шагов, я услышала голос дозорного:— Стой! Стоять! Имя! Город! Стой!Но я не остановилась, только припустила еще быстрее.— Кто это? — кричал мужчина.— Свободная женщина! — услышала я. — Леди Сабина? Остановите ее! За ней!Я мчалась как сумасшедшая.Как я теперь понимаю, они были озадачены не меньше меня. Тогда я знала одно: я боюсь их и мне велено бежать. А еще — не попасться. И я бежала — перепуганная насмерть, охваченная отчаянием, не зная, куда и зачем бегу.Спотыкалась, падала, кое-как поднималась на ноги и снова неслась вперед. Позади слышались крики, потом — о ужас! — я услышала звуки погони. Вот, с шумом расплескивая воду, преследователи пронеслись через ручей, вот продираются сквозь заросли. А я бегу по лесу, лагерь остался позади, за мной гонятся — теперь их уже много, не знаю сколько.Гориане.Меня охватила паника.— Леди Сабина! — услышала я. — Остановитесь!Конечно, пронеслось в голове, вряд ли им может прийти в голову, что здесь, в окрестностях лагеря, вдруг оказалась другая свободная женщина, кроме леди Сабины. Может, она решила сбежать? Может, неизвестно почему не желает выходить за Тандара из Ти, которого и в глаза не видела? Наверняка кто-то в лагере уже знает, что леди Сабина там, никуда не скрылась, но тем, кто бросился в погоню, некогда было проверять. Если беглянка — леди Сабина, она должна быть поймана, ибо с ее бегством соглашениям между Салерианской Конфедерацией и Крепостью Сафроникус — конец. И поймать ее надо быстро — ночью в лесу опасно. Вдруг попадет в лапы слину или бродячим разбойникам? А в лагере охотничьих слинов нет. Значит, чем скорее ее схватят — тем лучше. Теперь ночь, и к утру по следам ее уже не найдешь. Ну а если это не леди Сабина, ее все равно нужно схватить. Свободная женщина в лесу среди ночи? Загадка. И ее необходимо разрешить. Кто она? От кого бежит? Одна ли?Но думать некогда. Главное — бежать во весь дух.Да и у тех, из лагеря, времени на размышления тоже не было. Вполне естественно, что большинство сразу бросились за мной в погоню.Я мчалась сквозь чащу. Позади продирались сквозь заросли бегущие вслед мужчины. Сколько их? Пожалуй, из семидесяти — восьмидесяти воинов за мной бросились человек двадцать, а может, и больше. Конечно, внимание оставшихся приковано к той оконечности лагеря, где увидели меня. Там, наверно, воины вглядываются во тьму, там выставили заградительные отряды, оттуда кинулись прочесывать лес поисковые группы.— Стой! — слышалось позади. — Стой! Стой!Я мчалась, натыкаясь на кочки, отталкивая прочь ветви деревьев и кустарников. Платье изорвалось в клочья.Все громче за спиной хруст ломаемых веток.Бежать быстрее я уже не могла. И даже не потому, что ноги спутывало платье. Я знала: от мужчин мне не убежать. Они сильнее, проворнее. Я — всего лишь девушка. Чем бы там ни руководствовалась, создавая меня, природа, но способностью обогнать мужчин она меня не наделила. Как страшно: убежать от преследующих ее мужчин женщине не дано природой! Господи, какая глупость — персонифицировать природу, приписывать слепым стихиям какие-то обдуманные намерения! Ведь это всего лишь результат естественного отбора. Женщины, способные убежать от мужчин, потеряны для продолжения рода. Женщину должно настичь, опрокинуть навзничь и, надругавшись над ней, осеменить ее чрево, чтобы принесла потомство. Потому женщины и меньше, и слабее мужчин. Хотя на самом деле все, конечно, гораздо сложнее. Естественный отбор, затейливо переплетаясь с отбором половым, влияет не только на размеры тела, силу и ловкость женщин, но и определяет генетическую структуру пола в целом. Ведь вряд ли разумно было бы предположить, что отбор идет только в направлении формирования внешнего облика животного, не влияя на его внутреннее строение, что выживаемость определяется лишь пропорциями тела, а не способностью так или иначе приспосабливаться к условиям среды. Подобно тому как в ходе эволюции у льва сформировались клыки, а у газели — ловкость и головокружительная скорость (охотник приспосабливался к охоте, жертва училась ускользать от преследователя), в результате естественного отбора самцы становились сильнее, а самки — слабее (победитель приспосабливался к тому, чтобы побеждать, побежденный — к тому, чтобы сдаваться). Принято считать, что наше тело в значительной степени — продукт среды, но тут важно не забывать, что в основном формировалось оно в далекой древности, под влиянием былых условий, что они-то и оставили на нем наиболее глубокий отпечаток. Что значит: среда формирует способности? Значит, под влиянием условий среды определяется, каким способностям надлежит закрепиться в последующих поколениях.И вот, к своему отчаянию, я воочию убедилась, что генетически не приспособлена к тому, чтобы убежать от мужчин.Один из преследователей настиг меня.— Погодите-ка, леди, — услышала я.Дрожа, судорожно хватая ртом воздух, я забилась в его руках.— Почему вы убежали, леди Сабина? — спросил он. — Ведь это опасно. Поймал! — крикнул он остальным.Я попробовала вырваться, но он держал меня крепко. Мгновенно вокруг собрались еще несколько мужчин. Он отпустил меня. Молча, отворачиваясь от незнакомцев, я стояла среди них, как в ловушке.— Это леди Сабина? — спросил кто-то.— Посмотрите на меня, — услышала я голос.Я не повернула головы. Мужские руки легли мне на плечи, решительно повернули меня к говорившему.— Поднимите голову к свету, — велел он.Я все стояла опустив голову, но он, протянув руку, поднял мой подбородок. На скрытое покрывалом лицо упал лунный свет.Я подняла глаза. Главный воин. Но он же не должен был бежать за мной! Ему следовало остаться в лагере!В едва пробивающемся сквозь ветви неверном свете луны он взглянул мне в глаза. Чуть отступив, осмотрел мое платье. И спросил:— Кто вы?Я не отвечала. Стоит мне заговорить — и по акценту, по моему ломаному горианскому во мне тут же опознают рабыню-варварку.— Вы не леди Сабина. Кто вы? — повторил он.Я молчала.— Скрываетесь от нежеланной помолвки? — допытывался он. — Ваш кортеж попал в засаду? Бежали от разбойников?Я не проронила ни звука.— Или от работорговцев? Мы — люди достойные. Мы не работорговцы. — Он внимательно осмотрел меня. — С нами вы в безопасности.Сквозь ветви лился лунный свет.— Кто вы? — в который раз спросил он.На этот раз мое молчание, видимо, разозлило его.— Предпочитаете предстать перед мужчинами с открытым лицом? — осведомился он.Я покачала головой.— Ну? — проговорил он, протянув руку к уличному покрывалу.Я не отвечала.Он отбросил покрывало с моего лица.— Снимите перчатки.Я стянула перчатки. Он взял их у меня и швырнул мне под ноги. Ночной воздух тронул ладони.— Говорите, — приказал он.Не дождавшись ответа, сдернул с меня домашнее покрывало. Мужчины плотнее сгрудились вокруг. Теперь от мужских взглядов мое лицо скрывали всего три покрывала: покрывало гордости, покрывало свободной женщины и последнее, пятое, почти прозрачное. Сняв домашнее покрывало, мне уже нанесли оскорбление. Словно насильно вторглись в мое жилище. Словно ворвались в дом, сорвали с меня платье, заставив предстать перед ними в нижнем белье.— Кто вы? — снова спросил главный.Как я могла сказать ему, кто я? Мой хозяин даже имени мне не дал.— Не заговорите — сниму покрывало гордости, — пригрозил он.Что они со мной сделают, если узнают, что я не свободная женщина? Я гнала прочь эту мысль. Кейджера облачилась в одеяние свободной женщины! Нет, свободные мужчины этого не спустят. Это считается чрезвычайно серьезным проступком, за него полагается суровая кара. Такое бесстыдство может стоить жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64