Все это время публику развлекали акробаты и пара разодетых карликов, разъезжающих на волкодавах.
Когда осетра разложили по тарелкам, гости взяли в руки серебряные вилки для рыбы. Кончиками они отсоединяли небольшие кусочки, накалывали на острые зубцы и, положив в рот, деликатно смыкали губы. Пока кусочек пережевывался, вилку клали на стол, чтобы потом подготовить таким же образом следующую порцию.
Рохейн привыкла есть с помощью рук и ножа. Она видела вилку только один раз в обеденном зале Башни. Для нее гораздо более привычным был увеличенный вариант вилки, который использовался в стоговании. Теперь же девушка взяла вилку так, как это делали другие, поместив указательный палец в основание зубцов. Она так была поглощена тем, чтобы сделать это правильно и грациозно, что не замечала тревожного шепота Вивианы. Оказалось, что все остальные держат вилки зубцами вниз. Бедная девушка пользовалась ею скорее как ложкой, иногда поворачивая, чтобы наколоть, иногда, чтобы зачерпнуть. Рохейн казалось неразумным не использовать черпательные качества вилки, но в результате получилось то, чего она боялась. Поспешив перевернуть ее, она уронила злосчастный столовый прибор. Он издал громкий звук, ударившись о тарелку. Еще один ляпсус. После этого Рохейн уже не могла есть рыбу и только иногда брала в рот немного гарнира.
На противоположной стороне стола сидела очень симпатичная леди, окруженная толпой поклонников. Богато украшенный валик на ее голове, восемнадцати дюймов высотой и около ярда в окружности, был уложен в виде сердца. Передняя часть опускалась низко на лоб, а по бокам приподнималась, оставляя открытыми уши. Подшитое мехом верхнее одеяние с большим разрезом внизу открывало контрастирующее по цвету облегающее нижнее платье. Широкие длинные рукава до пола заканчивались огромными меховыми манжетами. Она не обращала внимания на Рохейн до середины обеда, а потом, лучезарно улыбнувшись, сказала:
— Дорогая, как прекрасно вы выглядите, учитывая долгое путешествие. Вы согласны со мной, леди Калприсия, что она великолепно выглядит? Леди Рохейн просто очаровательна. Лорд Персиваль тоже так думает. Правда, Персиваль? Вы не отводите от нее взгляда весь вечер. Не тревожьтесь, дорогая, Персиваль не кусается. По крайней мере, я думаю, он не станет этого делать.
Красавица звонко засмеялась. Остальные присоединились к ней.
— Это леди Дайанелла, — шепнула Вивиана. — Будьте осторожны!
— Поговорите с нами, не смущайтесь, — продолжала леди Дайанелла. — Как вам понравилась морская тема нашего сегодняшнего обеда?
Улыбка девушки сияла так же, как драгоценные камни у нее на шее.
— Она… Это замечательно, — тихо ответила Рохейн.
Снова зазвенел смех.
— Замечательно? Она сказала «замечательно», вы слышали? Подумать только, она сказала это слово. Какая очаровательная острота. Вы можете в это поверить, лорд Джаспер? Я думаю, у вас большие знания по части морских кораблей по сравнению с нами, приверженцами суши, ведь вы прибыли с островов. Я слышала, что они потому и называются печальными, что около их скалистых берегов слишком часто случаются кораблекрушения. Я права? А потом моряки с разбитых судов попадают в руки «леди печали».
Как будто эта красавица сказала что-то необыкновенно остроумное, ее окружение разразилось громким гоготом. В Башне так было не принято. С глазами, полными слез, Дайанелла добавила:
— Вы любите плавать, леди Рохейн? — что вызвало еще более сильный приступ веселья.
Рохейн покраснела.
— Я ничего не знаю о плавании на кораблях, — ответила она.
— Ну конечно, нет, дорогая. Ваше время посвящено гораздо более интересным вещам. Вы поете?
— Нет.
— Возможно, леди Рохейн играет на каких-нибудь музыкальных инструментах? — вмешалась леди в шляпе в виде рога с морскими раковинами и длинными нитями жемчуга, и с пропущенными через отверстие в верхней части шляпы волосами, спадающими оттуда волнами.
— Нет, я ни на чем не играю.
— Тогда, наверное, танцуете? Можно предположить, что вы прекрасно танцуете! Нам бы очень хотелось на это посмотреть, — заметила леди, которую называли Калприсией, поддержав подруг.
Ее тонкое лицо обрамляла шляпа в виде колокола, искусно украшенная черными кружевами и вуалью.
— Мне жаль вас разочаровывать…
— Да перестаньте! Не надо скромничать! Не прячьте от нас ваши таланты. Мы только хотим вас немножко приободрить, — сказал Петушиный Гребешок.
— Я могу только аплодировать талантам других.
— Да ну! Что же на этих островах делают в свободное время? — воскликнула Дайанелла. — Трудно себе представить!
— А прически у вас все такие носят? — спросила Калприсия. — Очень интригующий стиль. Так просто, и в то же время…
— … просто! — невинно повторила Дайанелла к всеобщему удовольствию друзей.
Рохейн почувствовала, что убедительная, как ей казалось, история рассыпается, будто песок. Что делать? Принять оскорбление со строгой вежливостью или попытаться участвовать в их игре?
— Конечно, вы находите нас законченными негодяями, — заметила Дайанелла. — И, без сомнения, считаете безнравственными! Что привело рафинированную леди Рохейн Тарренис в нашу среду?
— У меня дела с герцогом Роксбургом.
Ее на некоторое время оставили в покое, но это было недолгое затишье.
Повернувшись к лорду, сидевшему рядом, Дайанелла что-то сказала на «перезвоне».
Он со смехом ей что-то ответил.
— Вы должны понимать, что я не владею этим языком, — взволнованно сказала Рохейн. — Почему же вы разговариваете на нем в моем присутствии?
Едва успев произнести эти слова, она уже поняла, что совершила очередной промах. Улыбка Дайанеллы тут же исчезла с лица. Она удивленно подняла брови.
— Должна заметить, что мы не с вами разговариваем. Мне кажется, леди хотела бы подслушать наши разговоры. Фу! Как это невоспитанно!
За этими словами последовала очередная фраза на «перезвоне».
— Дайанелла, ну в самом деле… — не очень искренне запротестовал ее собеседник, потупив взгляд.
Но в ответ девушка, не обращая внимания на увещевания, продолжала говорить на непонятном для Рохейн языке. Присутствующие в очередной раз разразились смехом. Лорд Персиваль надулся и стал доедать свою рыбу. Рохейн чувствовала себя полностью уничтоженной.
— Ростбиф! — оповестил распорядитель.
Прибыло третье блюдо. Вошел специальный человек с ножами в руках, за ним следовали люди, пробующие пищу. Человек с ножами, как жонглер, нарезал мясо на крупные куски, насаживая на большие вилки, а потом острым ножом разделял на тонкие ломтики. Чтобы подготовить последние кусочки, он предварительно подточил нож. Прежде чем мясо предложили присутствующим, его слегка посолили. Придворные сами накладывали себе еду в тарелки из гравированных блюд, которые проносили вдоль столов, добавляя овощи и густо сдабривая мясо соусами и различными подливами. Кое-кто позволял себе использовать личные терки для мускатных орехов, висевшие на поясах: маленькие серебряные коробочки со стальной шершавой поверхностью и крышечками сверху и снизу.
Сквозь негромкие монотонные разговоры, прерывающиеся звонким, искусственным смехом, вдруг раздался далекий жуткий вой, заставивший гостей вздрогнуть. Потом звук стал еще выше, и уже скорее чувствовался, чем слышался. По полу прошла сильная вибрация, вино стало выплескиваться из бокалов на стол. Маленькие ручные собачки завыли, коты зашипели. За столами раздались изумленные восклицания, а за окнами засверкали слепящие молнии.
— Это обычный шторм, — уверяли друг друга придворные.
Нет, это был не обычный шторм!
Казалось, ярость, до этого момента где-то запертая, выпущена на свободу, угрожая разбить город на куски, а дворец превратить в пыль до самого основания. Ветер завывал на сотни голосов. Можно было расслышать и плач женщин, потерявших любимых, и стоны стариков, страдающих от боли, голоса волков, воющих на луну, пронзительный свист ветра в трубах и рев огромного чудовища в глубинах океана. Знамена и штандарты на башнях замка предусмотрительно опустили из опасения, что буря разорвет их в клочья. С крыш срывало кровлю и разбивало на куски о землю во внутренних дворах. Деревья со стоном клонились к земле, некоторые ломались. Внезапные порывы ветра срывали с них листья и, закрутив в водовороте, уносили прочь.
В Королевском Обеденном зале слуги задвинули на окнах тяжелые портьеры, но, казалось, никакая ткань, даже самая плотная, не в силах скрыть мощные вспышки молний. Сверкающие копья сыпались с неба одно за другим. Трио музыкантов заиграло громче, стараясь заглушить шум дождя, ветра и грома.
Пожиратель огня и человек на ходулях тоже старались отвлечь присутствующих от происходящего за окнами. Жонглер искусно подбрасывал в воздух тарелки, мячи и горящие факелы. Он был абсолютно безучастен, пока не уронил что-то себе на ногу и не запрыгал по залу на другой ноге, пронзительно крича. Двор счел это лучшей частью его выступления и зааплодировал.
Четвертое блюдо представляло собой пару лебедей. Их внесли на серебряном блюде две молодые девушки в костюмах, украшенных перьями. С птиц аккуратно сняли кожу вместе с оперением так, что она осталась неповрежденной, потом их нафаршировали и зажарили.
Вспомнив девушку-лебедя в доме Маэвы, Рохейн пришла в ужас, прикрыв рот платком, который ей предложила служанка. Потом с необыкновенным облегчением вспомнила, что та девушка относилась к нежити, а значит, ее нельзя убить.
Служанки, изображающие лебедей, поднесли блюдо к престарелому маркизу и только после этого разрезали птиц на порционные куски.
Во время этой процедуры Дайанелла и ее друзья демонстративно разговаривали на «перезвоне», время от времени бросая на Рохейн мимолетные взгляды; иногда хихикали, прикрывая рты руками. Рохейн ковырялась в своей тарелке, притворяясь, что ест, но от волнения чувствовала тошноту. Она не могла придумать, что сказать в такой ситуации, и мечтала только о том, чтобы опять оказаться под защитой своей комнаты.
За пределами дворцовых стен гром катал железный мяч по металлической поверхности неба, а ветер, ухватившись обеими руками за крышу замка, пытался ее сорвать.
Перед десертом убрали последнюю обеденную посуду, обнажив строгую белизну скатертей. Теперь леди, относящиеся к сливкам общества, наскучившие друг другу, с удовольствием занялись Рохейн и бросали короткие фразы, полные то притворной слащавости, то довольно резкие и язвительные. Дамы с необыкновенной легкостью жонглировали ее чувством собственного достоинства, перекидывая с одного шипа на другой, пока от него не остались одни клочья.
Прозрачные желе, глянцевые сиропы, гладкие кремы и бланманже, творог с корицей, глазированные пирожные, фруктовые тарталетки заполнили столы. Рохейн представила себе, какое количество жирных тарелок заняло свое место в дворцовых кухнях.
— Когда нам разрешат уйти? — шепотом спросила девушка у служанки.
Ее мутило, но не из-за тех картин, которые предлагало воображение.
— Не раньше, чем маркиз Рано покинет стол.
— Надеюсь, что он живет в соответствии со своим именем.
— Вы не хотите нам сказать, о чем шепчетесь со своей служанкой? — спросила леди Эльмаретта.
— Да, дорогая, скажите нам! — хором откликнулись остальные. Их глаза горели нетерпением еще раз получить возможность поиздеваться над девушкой.
— Ничего серьезного.
— Не будьте такой скрытной, — воскликнули они.
— Фи! — Эльмаретта погрозила ей пальцем с позолоченным ногтем и наставительным тоном заметила: — Вы не должны так поступать. Некрасиво шептаться за столом.
— Кроме того, дорогая, для ваших друзей все, что вы скажете, очень важно! — жизнерадостно добавила Дайанелла.
— Ну что ж, — угрюмо согласилась Рохейн. — Я просто рассказала Вивиане, что посоветовала лиса голодным собакам, собирающимся ее съесть.
— Да? И что же она посоветовала?
— Чтобы, когда они будут ее есть, самая слабая собака внимательно наблюдала за этим процессом.
Леди обменялись взглядами.
— К этому надо отнестись, как к шутке? — спросила Калприсия, — Мне кажется, что она совсем не смешная.
— Нет, это не смешно, — согласились с ней друзья. — Какое странное высказывание!
— Вы уверены, дорогая, что не выпили слишком много вина? — заботливо спросила Дайанелла. — А может быть, наоборот, слишком мало. Посмотрите, она едва сделала глоток. Лакей, наполни бокал леди Рохейн.
Несколько человек угодливо засмеялись.
Рохейн изо всех сил пыталась держать себя в руках. Если она потеряет терпение, это будет окончательным унижением. Посчитав, что она в очередной раз удачно сострила, Дайанелла потеряла интерес к Рохейн и отвернулась.
Наконец маркиз, набив свой и без того раздутый живот еще и сладкой пшеничной кашей с корицей, поднялся при помощи слуг и направился к выходу. Слава богу, обед подошел к концу.
За стенами дворца продолжал бушевать шторм.
Комната с золотыми цветами акации казалась раем.
— У лордов не такие злые языки, как у леди, — устало пробормотала Рохейн. — Никто из них не сказал ни единого язвительного слова.
— У лордов свои собственные правила при Дворе, миледи.
Рохейн поднялась по ступенькам к кровати и улеглась на мягкую перину. Вивиана тихо сказала:
— Ваша светлость так мало поела. У вас аппетит, как у цыпленка.
— Ты очень добрая, — заметила Рохейн, — и поддерживала меня, как только могла. Какие странные люди! Но совершенно ясно, что ничего не получилось, и я потерпела фиаско. Теперь уж меня никогда не примут в общество. Я оказалась изгоем, не успев вступить в него.
Как будто тяжесть всего мира легла ей на плечи. Вивиана помогла хозяйке улечься и пошла обедать с остальными служанками.
Пара нечеловеческих глаз, красных как угольки, прорезала взглядом темноту.
Пахнуло гнилостным смрадом. По углам раздавался скрежет, шуршание и повизгивание. Какие-то живые существа топали, толкались. Темные силуэты карабкались друг на друга, скатывались со спин, но сзади тут же наплывала другая волна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58