Лаврентий. Поистине мужская речь в устах девушки. А мне представляется замечательным пример твердости перед ласками судьбы, который дал Филипп Македонский. В один день ему сообщили о трех черезвычайно радостных событиях — о победе на Олимпийских играх, о том, что его полководец Парменион разбил дарданов Дарданы — племя, обитавшее к северу от Македонии. Победа Пармениона над дарданами — 356 г. до н. э.

и что супруга родила ему сына, и тогда он, воздев руки к небу, взмолился, чтобы столь великое счастье бог дозволил искупить мелкою неудачей.Альберт. А теперь нет такого счастья, чтобы оно кого-нибудь испугало завистью небес, но всякий, кому выпадает успех, хвастается так, словно Немезида умерла или оглохла… Если эта трапеза пришлась вам по вкусу, мой садик, который вы освятили разговором, настолько же приятным, насколько полезным, предложит ее снова, когда ни пожелаете.Бартолин. Далее Апиций не смог бы угостить вкуснее! А потому жди нас к себе часто — лишь бы только ты остался доволен нашею складчиной. Пожалуй, она и недостойна твоего слуха, но каждый выложил первое, что пришло в голову. Когда подумаем заранее, принесем кой-чего получше.Альберт. Тем более меня обяжете. Искусство запоминания
Дезидерий. Эразмий Эразмий — тот же Иоганн Эразмий Фробен, к которому обращено посвящение в начале книги.

Дезидерий. Как подвигаются твои занятия, Эразмий?Эразмий. Кажется, Музы не очень ко мне благосклонны. Но дело пошло бы удачнее, если бы я мог кое-что от тебя получить.Дезидерий. Отказа ни в чем не встретишь — только бы это было тебе на пользу. Итак, говори.Эразмий. Не сомневаюсь, что нет ни единого из тайных искусств, которого бы ты не знал.Дезидерий. Если бы так!Эразмий. Говорят, существует некое искусство запоминания, которое позволяет почти без хлопот выучить все свободные науки.Дезидерий. Что я слышу? И ты сам видел книгу?Эразмий. Видел. Но именно что видел: учителя не нашлось.Дезидерий. А в книге что?Эразмий. Изображения разных животных — драконов, львов, леопардов, разные круги, а в них слова — и греческие, и латинские, и еврейские, и даже из варварских языков.Дезидерий. А в названии указывалось, за сколько дней можно постигнуть науки?Эразмий. Да, за четырнадцать.Дезидерий. Щедрое обещание, ничего не скажешь. Но знаешь ли ты хоть одного человека, которого бы это искусство запоминания сделало ученым?Эразмий. Нет, ни одного.Дезидерий. И никто иной такого человека не видел и не увидит, разве что сперва мы увидим счастливца, которого алхимия сделала богатым.Эразмий. А мне бы так хотелось, чтобы это было правдой!Дезидерий. Наверно, потому, что досадно покупать знания ценою стольких трудов.Эразмий. Конечно.Дезидерий. Но так судили вышние боги. Обыкновенные богатства — золото, самоцветы, серебро, дворцы, Царства — они иной раз дарят и ленивым и недостойным; но истинные богатства, которые доподлинно составляют нашу собственность, нельзя приобрести иначе, как трудом. И нам не должен быть в тягость труд, которым приобретается такая ценность, когда мы наблюдаем, как очень многие сквозь ужасающие опасности и неисчислимые преграды рвутся к благам преходящим и, по сравнению с ученостью, право же, ничтожным, да еще и не всегда достигают цели. А кроме того, к трудам учения примешана и немалая сладость, если подвигаться вперед постепенно. И наконец, ты сам способен утишить и скуку и досаду — в значительной степени это зависит от тебя.Эразмий. Как так?Дезидерий. Убеди себя, во-первых, полюбить занятия. А во-вторых — восхищайся ими.Эразмий. А какие к этому средства?Дезидерий. Задумайся над тем, скольких людей обогатили науки, скольких возвели на вершину почета и власти. И еще задумайся, как велико различие меж человеком и скотом.Эразмий. Добрый совет.Дезидерий. Далее, нужно приучить ум к сосредоточенности; он должен находить удовольствие прежде всего в полезном, а не в приятном. То, что само по себе и достойно и славно, поначалу иной раз бывает сопряжено с некоторою тягостью, которая, однако же, рассеивается привычкою. Тогда ты и учителя будешь меньше утомлять, и сам усваивать будешь легче — в согласии со словами Исократа Исократ (436—338 гг. до н. г.) — знаменитый афинский оратор и учитель красноречия.

, которые следует начертать золотыми буквами на титульном листе твоей книги: Εαν ης φιλομαθής, εση πολυμανης Если будешь любознателен, узнаешь много (греч.).

.Эразмий. Усваиваю-то я довольно быстро, но все мигом утекает!Дезидерий. Как из дырявой бочки?Эразмий. Да, именно. А помочь ничем не могу.Дезидерий. Отчего же, надо заделать щели и остановить течь.Эразмий. Чем заделать?Дезидерий. Не мхом и не гипсом, а усердием. Кто вытверживает слова, не поняв смысла, скоро их забывает, ибо слова, как говорит Гомер, πτεροεντα Крылаты (греч.).

и легко улетают, если их не удерживает груз смысла. А стало быть, в первую очередь, старайся понять существо дела, потом обдумай еще и еще раз. И надо, как я уже сказал, приучить ум к тому, чтобы он мыслил сосредоточенно всякий раз, когда потребуется. А если у кого ум до того дикий, что к этому привыкнуть не способен, он для науки решительно не годится.Эразмий. Я слишком понимаю, как это трудно.Дезидерий. А у кого ум до того верткий, что не может задержаться ни на какой мысли, тот ни слушать долго не может, ни закрепить в памяти то, что узнал. Надежно оттиснуть что бы то ни было можно на свинце; на воде или ртути, которые всегда струятся и растекаются, нельзя оттиснуть ничего… Если бы тебе удалось приучить к этому свой разум, ты с наименьшими трудами запомнишь очень многое, — ведь ты постоянно находишься среди ученых Типография Фробенов была одним из главных центров новой гуманистической учености к северу от Альп.

, чьи беседы каждый день приносят столько достопамятного.Эразмий. Да, конечно.Дезидерий. Ведь, помимо речей за столом, помимо повседневных разговоров, ты сразу после завтрака выслушиваешь восемь изящных, остро отточенных изречений, выбранных из лучших авторов, и после обеда столько же. Подсчитай-ка, сколько наберется за месяц и за год.Эразмий. Целая гора, если бы все упомнить.Дезидерий. А раз вокруг говорят только по-латыни, и говорят хорошо, что мешает тебе в течение немногих месяцев выучиться этому языку, когда неграмотные мальчишки за короткий срок выучиваются по-французски или по-испански?Эразмий. Последую твоему совету и испытаю свой ум — способен ли он привыкнуть к ярму Муз.Дезидерий. Иного искусства запоминания, кроме старательности, любви и усердия, я не знаю. Проповедь, или Дермард
Гиларий. Левин Гиларий. Боже бессмертный! Каких только чудищ не рождает и не питает земля! До такой степени забыть всякий стыд! А еще «серафические мужи» «Серафическим орденом» назывались францисканцы; доминиканцы носили звание «херувической братии».

! Наверно, воображают, будто перед пнями дубовыми держат речь, а не перед людьми!Левин. Что это Гиларий бормочет себе под нос? Наверно, стишки сочиняет.Гиларий. С каким удовольствием заткнул бы я грязную пасть этому болтуну дермом!Левин. Окликну его. Что с тобою, Гиларий? Отчего такой невеселый, вопреки своему имени Hilaros по-гречески — «радостный».

?Гиларий. Ах, как хорошо, что ты повстречался мне, Левин! Сейчас выплесну в тебя всю горечь, которая накопилась в этой груди!Левин. Чем в нас, так уж лучше в таз. Но что такое приключилось? Откуда ты идешь?Гиларий. От святой проповеди.Левин. Что поэту до святых проповедей?Гиларий. Я святого не чуждаюсь, но тут напал на святость в том смысле, в каком Вергилий называет «святою» жажду золота, — на гнусную святость. Вот из-за таких пустобрехов я и не хожу к проповеди.Левин. А где было дело?Гиларий. В соборе.Левин. После обеда? Об эту пору люди обыкновенно спят.Гиларий. Хоть бы все люди спали для этого болтуна, едва ли достойного проповедовать даже перед гусями!Левин. Гусь существо шумливое. Говорят, правда, что патриарх Франциск проповедовал как-то перед сестрами-птичками, и те слушали в глубоком молчании. Но разве по субботам тоже бывает проповедь?Гиларий. Бывает, в честь святой Девы. По воскресеньям проповедуют Христа, а Матери подобает первенство.Левин. О чем проповедник говорил?Гиларий. Изъяснял Песнь Богородицы Песнь Богородицы — слова, которыми Мария, беременная Иисусом, отвечала на приветствие Елисаветы, матери Иоанна Крестителя. Этот евангельский текст («Евангелие от Луки», I, 46—56) чрезвычайно часто употребляется в богослужении.

.Левин. Избитая тема.Гиларий. Но как раз под стать проповеднику. Я подозреваю, что ничего иного он и не знает. Так же, как, говорят, молено встретить священников, которые не знают ни одной службы, кроме заупокойной.Левин. Итак, назовем его «Проповедником от „Величит“, или „Величительным проповедником“. Но что была за птица, в какие перья одета?Гиларий. Очень схожа с коршуном.Левин. А из какого птичника?Гиларий. Из францисканского.Левин. Что ты говоришь! Из святейшего братства? Может, из выродившейся породы, из тех, что зовутся «радующимися» См. прим. к «Нищим богачам», к словам: Ты, видимо, подозреваешь, что мы из тех, которые изменили… — «Радующимися» (гаудентами) назывались умеренные францисканцы (по-иному — конвентуалы), которые с 1517 г. составляли особый францисканский орден, отличный от францисканцев-обсервантов.

и ходят в темной рясе и в башмаках, подпоясываются белым поясом и не боятся — страшно вымолвить! — не боятся трогать деньги голыми руками?Гиларий. Нет, из отборнейшего стада, из тех, что с наслаждением именуют себя «наблюдающими устав», носят рясу цвета золы, веревочный пояс и сандалии и скорее человека убьют, чем прикоснутся к деньгам.Левин. Нет ничего удивительного, если между розами вырастет репейник. Но кто выпустил этого шута на такой проскений Проскений — так в античном театре называлась игровая площадка, на которой выступали актеры

?Гиларий. Ты назвал бы его шутом еще с большею уверенностью, если бы увидал своими глазами. Высокий, дородный, щеки красные, брюхо торчком, плечи как у гладиатора — прямо атлет какой-то! И, насколько можно догадываться, за обедом выпил не одну кружку вина.Левин. Откуда столько вина у того, кто не притрагивается к деньгам?Гиларий. От короля Фердинанда Речь идет о младшем брате императора Карла V, в ту пору — короле Богемском и Венгерском.

: наш гладиатор получал по четыре кружки на день из королевского погреба.Левин. Худая щедрость! Но, может, он ученый?Гиларий. Нет у него за душою ничего, кроме бесстыдства, негодяйства да разнузданного языка.Левин. Что же ввело Фердинанда в заблуждение — почему бык очутился в палестре?Гиларий. Собственно говоря, благочестие и королевская доброта: кто-то хорошо о нем отозвался, и король склонил голову к правому плечу.Левин. Как Христос на кресте… А слушателей собралось много?Гиларий. Как могло быть иначе — в прославленном храме, в Аугсбурге, во время сейма Аугсбургский имперский сейм был созван летом 1530 г. с целью положить конец раздорам, вызванным Реформацией.

, на который император Карл созвал столько монархов со всей Германии, из Италии, из Испании, из Англии? Даже ученые пришли в немалом числе, особенно те, что состоят при разных дворах.Левин. Едва ли этот хряк мог произнести хоть что-нибудь достойное такого собрания.Гиларий. Зато произнес многое, что было достойно его самого.Левин. Что же? Расскажи, наконец! Но сперва, пожалуйста, открой мне его имя.Гиларий. Это ни к чему.Левин. Отчего, Гиларий?Гиларий. Мне неприятно делать одолжение таким скотам.Левин. Как? Выставлять на позор — это значит одалживать?Гиларий. Они почитают за величайшее благодеяние, если их выводят из безвестности каким бы то ни было способом.Левин. Но все-таки назови мне имя. Я буду молчать.Гиларий. Его зовут Дермардом Настоящее имя этого францисканца было Медард; насмешник Эразм переделал его в Merdardus, чему полностью соответствует русское Дермард.

.Левин. Прекрасно его знаю! Это ведь он, Дермард, недавно в каком-то застолье обозвал нашего Эразма «диаволом»?Гиларий. Он самый. Тогдашние его слова, правда, не сошли ему безнаказанно, но все же люди учтивые и доброжелательные приписывали их хмелю, опьянению.Левин. А как он оправдывался в ответ на все укоры?Гиларий. В сердцах, дескать, сказал.Левин. «В сердцах»? Ведь у него ни сердца нет, ни души!Гиларий. Но когда Дермард излил свое гнойное дермо всенародно, да еще в таком месте, да еще перед такими слушателями, при таком блестящем стечении монархов, наконец — это уже показалось непереносимым и мне, и всем образованным людям!Левин. Рассказывай! Не томи!Гиларий. Он долго, до крайности тупо и до крайности злобно нападал на нашего Эразма. «Появился в последнее время, — так он орал, — какой-то новый доктор Эразм. Виноват, оговорился: не Эразм, а осел!» И тут же объяснил народу, как «осел» по-немецки. Левин. Очень забавно!Гиларий. Так ли уж забавно? Скорее глупо! Левин. Разве, по-твоему, не забавно, что такой осел зовет «ослом» кого бы то ни было (не говоря уже об Эразме)? Одно я знаю точно: будь среди вас сам Эразм, он бы от смеха не удержался.Гиларий. Да, бестолковостью он напоминал осла не меньше, чем цветом платья.Левин. Я полагаю, во всей Аркадии Аркадия — область в Южной Греции. Аркадские ослы считались особенно сильными и выносливыми.

не сыскать осла, который был бы ослом до такой степени, чтобы жевать сено с большим на то правом, нежели у нашего Дермарда.Гиларий. Ну, прямо-таки Апулей навыворот! Тот под ослиным обличием скрывал человека, этот под человеческим обличием скрывает осла.Левин. Но этаких ослов мы нынче кормим пирогами да поим медвяными винами, — так что же удивляться, если они и кусают, кого вздумается, и копытами лягают?Гиларий. «Этот, говорит, доктор-осел смеет поправлять „Величит“, хотя песнь изречена святым Духом через уста святейшей Девы!»Левин. Узнаю π
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82