Магдалия. Славное, стало быть, о них попечение, об этих монахах!Антроний. Книги я готов терпеть, но не латинские.Магдалия. Почему?Антроний. Потому что этот язык не для женщин.Магдалия. Жду объяснений.Антроний. Он плохо помогает хранить женское целомудрие.Магдалия. А французские книжки, полные самых вздорных басен, стало быть, хорошо помогают?Антроний. Есть и еще причина.Магдалия. Какая? Говори прямо.Антроний. Кто не знает по-латыни, той священник не так опасен.Магдалия. Ну, тут опасность невелика — вашими стараниями: ведь вы делаете всё, чтобы самим не знать по-латыни.Антроний. Так и в народе говорят, что если женщина знает латынь — это редкость, диковинка.Магдалия. Что ты мне киваешь на народ — ведь никто не распоряжается своими делами бестолковей народа! Что киваешь на привычку — наставницу во всяческом безобразии! Надо приучаться к лучшему, и то, что было диковиной, войдет в обычай, что было горько, станет приятно, что казалось непристойным, станет пристойным.Антроний. Продолжай.Магдалия. Разве непристойно уроженкам Германии учиться по-французски?Антроний. Вполне пристойно.Магдалия. С какою целью?Антроний. Чтобы говорить с теми, кто знает по-французски.Магдалия. А мне, по-твоему, не пристало учить латынь, чтобы каждодневно беседовать с таким множеством писателей, таких красноречивых, таких ученых, таких мудрых, таких надежных советчиков?Антроний. Книги отнимают у женщины ум, которого у нее и так немного.Магдалия. Сколько ума у вас, я не знаю, но свой, как бы ни было его мало, я предпочла бы употребить не на молитвы, вытверженные и повторяемые без смысла, не на пирушки с вечера до утра, не на искусство опорожнять емкие чаши, а на занятия науками.Антроний. Дружба с книгами рождает безумие.Магдалия. А разговоры с пьяницами, шутами и скоморохами безумия не рождают?Антроний. Наоборот — разгоняют скуку.Магдалия. Но возможно ли, чтобы такие приятные собеседники привели меня к безумию?Антроний. Так люди говорят.Магдалия. А истина говорит иное! Насколько больше видим мы людей, которых привели к безумию бесконечные пирушки и неумеренное пьянство, хмельные бдения и разнузданные страсти!Антроний. Я бы себе ученой супруги не пожелал.Магдалия. А я счастлива, что мне попался супруг, не схожий с тобою. Через образование я становлюсь дороже ему, а он — мне.Антроний. Образование стоит таких трудов, а после все равно умирать.Магдалия. Скажи мне, почтенный, если бы завтра тебя ожидала смерть, как бы ты хотел умереть — глупцом или мудрецом?Антроний. Если бы мудрость доставалась без труда!…Магдалия. Но человеку ничто не достается без труда в этой жизни, и что бы мы ни приобрели, какими бы трудами ни приобретали, все приходится оставлять здесь. И мы ленимся потрудиться ради величайшей драгоценности, добрые плоды которой последуют за нами и в будущую жизнь?!Антроний. Я не раз слышал поговорку: мудрая женщина — дважды дура.Магдалия. Да, правда, так говорят, но только глупцы. Женщина поистине мудрая себе самой мудрою никогда не кажется; а если мудрости в ней ни капли, а воображает она себя мудрою, — тогда она и, в самом деле, вдвойне дура.Антроний. Не знаю почему, но только науки для женщины — все равно что ослиное седло для быка.Магдалия. Но все-таки ты не будешь спорить, что больше подходит быку ослиное седло, чем ослу или свинье — митра. Какого ты мнения о Богородице?Антроний. Наилучшего.Магдалия. А разве она не читала книги?Антроний. Читала, но другие.Магдалия. Какие ж?Антроний. Часослов.Магдалия. Какой именно?Антроний. Бенедиктинский.Магдалия. Пусть так. Ну, а Павла и Евстохион Эти две благочестивые и богатые римлянки, мать и дочь, покинули Рим под воздействием проповеди святого Иеронима и, основав четыре монастыря в Вифлееме, остались в Палестине навсегда (конец IV в. до н. э.). Иероним часто упоминает о них в письмах и других сочинениях.

? Разве не были они начитаны в священных книгах?Антроний. Теперь это редкость.Магдалия. Точно так же, как редкою птицею был в старину неученый аббат (зато теперь совсем не редкость), как не только властью, но и образованием блистали в старину императоры и князья. Впрочем, не такая уж и редкость, как ты думаешь: и в Испании, и в Италии между высшею знатью немало женщин, которые с любым мужчиною потягаются; в Англии есть женщины из дома Мора Томас Мор дал прекрасное образование трем своим дочерям, особенно старшей — Маргарет, которая была его любимицей. С Маргарет, по-видимому, и написана Магдалия в настоящем диалоге. Косвенное этому подтверждение — слова Магдалин, что муж очень ею доволен и что через образование они становятся еще дороже друг другу: супруг Маргарет, Уильям Ропер, гордился и восхищался ученостью своей жены.

, в Германии — из дома Пиркгеймера и Блауэра Виллибальд Пиркгеймер (1470—1530) из Нюренберга — германский гуманист; у него было пять дочерей. Блауэр — два брата из города Констанца (на берегу Боденского озера, в нынешней Швейцарии), добрые приятели Эразма; их сестра отлично знала латынь.

. Если вы не остережетесь, кончится тем, что мы возглавим богословские школы, мы будем проповедовать в храмах, мы завладеем вашими митрами.Антроний. Боже сохрани!Магдалия. Ваше дело сохранить себя от этого. А если не одумаетесь, скорее гуси взойдут на проповедническую кафедру, чем вы, безгласные пастыри, удержите за собою паству. Вы сами видите — сцена мира меняется, и надо либо вовсе снимать маску, либо каждому играть свою роль.Антроний. Как только я повстречался с этой женщиной?… Если когда-нибудь навестишь нас, я приму тебя много любезнее.Магдалия. Каким образом?Антроний. Мы попляшем, выпьем вволю, поохотимся, поиграем, посмеемся.Магдалия. А мне уж и теперь смешно. Эпиталама Петру Эгидию Эпиталама — свадебный гимн (греч.). Петр Эгидий — латинизированное имя Питера Гиллеса (I486—1533) из Антверпена. Эразм встретился с ним в 1504 г., когда Эгидий работал корректором у антверпенского типографа Теодора Мартенса и держал корректуру одного из сочинений Эразма; впоследствии он занял должность главного секретаря антверпенского городского управления. Они были дружны в течение всей жизни. Эразм познакомил Эгидия с Томасом Мором, и первое издание «Утопии», увидевшее свет у того же Мартенса (1516 г.), посвящено Эгидию. Женился Эгидий еще в 1514 г. С тех пор Эразм неоднократно обещал ему «эпиталаму» и, по-видимому, действительно начал писать ее вскоре после свадьбы, но напечатал лишь десять лет спустя.


Алипий. Бальбин. Музы Алипий. Боже бессмертный! Что за невиданное зрелище!Бальбин. Либо ты видишь то, чего нигде нет, либо в глазах у меня туман.Алипий. Зрелище дивное и прелестное!Бальбин. Полно, не томи! Где это?Алипий. Вот, слева, на лесистом холме.Бальбин. Холм вижу.Алипий. А девичьего хоровода не видишь?Бальбин. Что тебе в голову взбрело играть со мною такие шутки? Не только что девушек — даже следа их не вижу!Алипий. Молчи! Они выходят на поляну. Ох, какая красота, какое изящество! Нет, не человеческое это зрелище!Бальбин. Что за безумие ею охватило?Алипий. Я узнал их! Это девять Муз с тремя Грациями! Что же они делают? Никогда не видал никого наряднее или радостнее. Все увенчаны лавром, и у каждой в руках ее инструмент Клио, музу истории, изображали со свитком папируса в руке; Эвтерпу, музу лирической поэзии, — с флейтою; Талию, музу комедии, — с комической маскою и пастушьим посохом; Мельпомену, музу трагедии, — с трагической маскою; Терпсихору, музу танцев, — с лирой; Уранию, музу астрономии, — с глобусом; Каллиопу, музу эпической поэзии, — с навощенными табличками для письма. Эрато, муза любовной поэзии, и Полигимния, муза красноречия, особых знаков отличия не имели.

. А Грации — как прелестно прильнули они одна к другой, как идет к ним платье, свободно ниспадающее, не стянутое поясом!Бальбин. А я никогда не слышал никого, кто бы нес такой вздор!Алипий. Да нет — ты не видел никого счастливее меня!Бальбин. Почему из нас двоих ты один зрячий?Алипий. Потому что ты не пил из ключа Муз, а кто не пил из их источника, тому они не видны.Бальбин. Но я всласть нахлебался из ключа Скота!Алипий. То не ключ Муз, а лягушачий пруд. Бальбин. Не можешь ми сделать так, чтобы я тоже прозрел?Алипий. Смог бы, но есть ли под рукою лавр? Если с лавровой ветви спрыснуть влагою светлого источника, глаза обретают зоркость к подобного рода зрелищам.Бальбин. Вот тебе лавр, а вот и родничок.Алипий. Очень кстати!Бальбин. Прыскай.Алипий. Смотри внимательно. Видишь?Бальбин. Так же, как раньше. Спрысни еще раз.Алипий. А теперь?Бальбин. Так же точно. Прыскай щедрее!Алипий. Ну, теперь-то видишь, надеюсь?Бальбин. Еле тебя различаю.Алипий. Бедняга! Как плотно застил тебе глаза το σκότος Мрак (греч.); слово произносится так же, как имя Скот.

. Этим способом и возчику можно бы открыть глаза. Но ты не огорчайся: пожалуй, лучше тебе не видеть Муз, чтобы не заплатить тою же ценой, какою заплатил Актеон, узревший Диану Охотник Актеон случайно увидел нагой богиню Артемиду (Диану), собравшуюся искупаться в ручье. Разгневанная богиня превратила Актеона в оленя, и за ним в погоню тут же бросились собственные собаки и растерзали хозяина в клочья.

. Как бы они не превратили тебя в дикобраза, или в лесного вепря, или в свинью, или в верблюда, или в лягушку, или в галку. Но я сделаю так, что ты все услышишь. Только не перебивай. Они поворачивают сюда. Бежим навстречу! Χαίρετε, τρισποθητοι Οεαι! Здравствуйте, трижды желанные богини! (греч.)

Музы. Χαψε και συ μαλα, φιλόμουσε! Здравствуй и ты, почитатель Муз! (греч.)

Алипий. Ты что меня щиплешь?Бальбин. Ты не держишь своего слова.Алипий. Разве ты не слышишь?Бальбин. Слышу, но так же, как осел звуки лиры.Алипий. Хорошо, буду говорить по-латыни… Куда путь держите, такие нарядные, такие радостные? Не Лувенский ли университет надумали посетить?Музы. Полно!Алипий. Отчего же нет?Музы. Оттого, что не место Музам там, где хрюкает столько свиней, ревут ослы, вопят верблюды, кричат галки, стрекочут сороки.Алипий. Но и там иные поклоняются Музам. Музы. Знаем, и даже переселимся туда, но спустя несколько лет: круговращение времен еще не привело назначенного судьбою дня. Ибо есть человек, который воздвигнет нам в Лувене прекрасное жилище, или, вернее, храм, коему едва ли сыщется равный великолепием и святостью.Алипий. Дозволено ли знать, кто принесет такую славу нашим краям?Музы. Тебе дозволено — ты посвящен в наши таинства. Ты, конечно, знаешь известное целому миру имя Буслейденов.Алипий. Вы называете род героев, явившихся на свет для того, чтобы украсить собою дворы самых могущественных государств. Кто не почитает великого Франциска Буслейдена, предстоятеля Безансонской церкви, который один был целым сонмом Несторов для Филиппа То есть был незаменимым советником (по имени гомеровского Нестора, мудрого старца, помогающего советами ахейским героям под Троей) для Филиппа I Австрийского, с 1482 г. — правителя Нидерландов, а с 1504 г. — короля Испании. Сын Филиппа Карл, вступивший на испанский престол в 1516 г., был избран императором Священной Римской империи германской нации (под именем Карла V) в 1519 г., то есть величие не ожидало его, как пишет Эразм, но уже стало его достоянием. Однако следует помнить, что время действия диалога — 1514 г.

, сына величайшего Максимилиана и родителя Карла, коего ожидает величие, еще более ослепительное?Музы. Как были бы мы счастливы, если бы завистливая судьба не принудила этого мужа расстаться с землею! Какой был меценат для благородных занятий, какой бескорыстный покровитель талантов! Но он оставил двух братьев — Эгидия, человека дивного ума и остроты суждения, и Иеронима.Алипий. Иеронима я знаю С Йероомом (Жеромом) Буслейденом (ок. 1470—1517) Эразм познакомился осенью 1500 г. в Орлеане. Это самый известный из представителей семейства Буслейденов, крупный церковный деятель и дипломат (на службе Австрийского дома). Он был покровителем наук, дружил с Эразмом и Томасом Мором.

. Он образован во всех видах словесности и украшен всеми видами доблести!Музы. И ему судьбы не дадут долголетия, хотя никто не заслуживает бессмертия более, нежели он.Алипий. Почему вы так уверены?Музы. Аполлон нам поведал.Алипий. Сколь жестока зависть судеб, которые похищают все лучшее!Музы. Сейчас не время об этом рассуждать… Умирая, Иероним назначит все свое состояние на устройство в Лувене коллегии Первоначально, в XIII—XIV вв., коллегиями назывались закрытые, монастырского типа общежития для студентов. Впоследствии места в коллегиях стали предоставляться и учителям, и все преподавание было перенесено в стены коллегий. «Триязычные коллегии», вроде той, на которую завещал деньги Буслейден, возникали в начале XVI в. во многих государствах Европы. Они становились центрами нового, гуманистического образования; предметом обучения в них были три «священных» языка — еврейский, греческий, латынь. «Коллегиум Буслидианум» была рассчитана на восьмерых студентов, трех преподавателей и принципала (главу коллегии). Эразм горячо содействовал и самому появлению на свет этого учебного заведения, и его первым успехам и даже хотел завещать ему свою библиотеку.

, где бесплатно и для всех желающих будут преподавать три языка самые замечательные ученые. Это послужит немалым украшением и для наук, и для славы Карла. Тогда мы с охотою будем жить в Лувене.Алипий. А теперь куда направляетесь?Музы. В Антверпен.Алипий. Музы и Грации — на ярмарку?Музы. Отнюдь — на свадьбу.Алипий. Что девам до свадьбы?Музы. Свадьба такая, что на ней пристойно побывать и девам.Алипий. О какой же это свадьбе вы говорите?Музы. О святой, чистой, целомудренной, на которую самой Палладе прийти не стыдно; наверно, она и придет.Алипий. А можно ль узнать имя жениха и невесты?Музы. Наверно, тебе знаком безупречный, искушенный во всех тонкостях учености юноша — Петр Эгидий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82