Помпилий. Конечно, Рейхлин этого заслуживает, но разве тебя нисколько не смущает то, что он еще не внесен в число святых волею и властью римского папы?Брассикан. А кто канонизировал (так это называется) святого Иеронима? Или Павла-апостола? Или Матерь божью? И чья память более почитаема у благочестивых христиан — тех ли, кто каждому внушает любовь замечательным своим благочестием, мудростью, высокими деяниями, или же Катерины Сиенской, которую причислил к лику святых Пий Второй, как говорят — в угоду ордену и городу То есть городу Сиене, откуда была родом эта святая католической церкви (годы жизни: 1347—1380), и доминиканскому ордену, к которому она принадлежала; сам папа Пий II родился близ Сиены и в Сиене же провел годы учения.

?Помпилий. Верно! Поклонение лишь тогда истинно, если его оказывают по собственному почину, оказывают усопшим, чьи заслуги действительно достойны небес и ощутимы во все времена.Брассикан. Ну, так как же по-твоему, — должны мы оплакивать кончину этого мужа? Жил он долго (если долголетие значит что-либо для счастья человека), оставил о своих доблестях память, которая никогда не сотрется, благими деяниями обессмертил свое имя и теперь, избавленный от всякого зла, радуется небесам и беседует с Иеронимом.Помпилий. Но в жизни он много страдал.Брассикан. Однако ж святой Иероним страдал еще больше. Потерпеть от дурных ради блага — это счастье.Помпилий. Да, не спорю, — многое претерпел Иероним от самых худших злодеев ради самого дорогого блага.Брассикан. Что некогда учинил Сатана против господа Иисуса чрез книжников и фарисеев, то чинит и теперь чрез неких новых фарисеев против всех лучших, кто своими бдениями служит человеческому роду. Ныне Рейхлин пожинает богатейшую жатву — плоды своего посева, а нашим долгом будет свято чтить его память, славить его имя и почаще приветствовать такими примерно словами: «О святая душа, прими под свою защиту друзей языков, покровительствуй святым языкам, губи дурные языки, отравленные ядом геенны». Помнили и. Я свой долг исполню и остальным постараюсь внушить те же мысли. Но я уверен, будет немало людей, которые пожелают — как это принято и заведено — воспевать славу святейшему герою в особой молитве.Брассикан. Ты говоришь о так называемой «коллекте»?Помпилий. Разумеется.Брассикан. Коллекту я составил еще при жизни Рейхлина.Помпилий. Прочти, сделай милость. Брассикан. «Боже, человеколюбче, дар языков, коим некогда чрез святого Духа твоего наделил ты апостолов твоих для проповеди Евангелия, ныне вновь явил ты миру чрез избранного слугу твоего Иоанна Рейхлина! Дай, боже, чтобы все люди на всех языках повсюду возглашали хвалу сыну твоему Иисусу, и чтобы смешались языки лжеапостолов, кои, в преступном сговоре, воздвигают нечестивую башню Вавилонскую, пытаясь затмить твою славу, свою же — вознести и возвысить, меж тем как тебе одному подобает всякая слава, честь и поклонение, со Иисусом, Сыном твоим и Господом нашим, и со святым твоим Духом во веки веков. Аминь». Помпилий. Без сомнения, прекрасная и благочестивая молитва! Чтоб мне пропасть, если не буду читать ее ежедневно! И нашу с тобою встречу полагаю немалой для себя удачей: ведь она принесла мне такую радостную новость!Брассикан. Желаю тебе долго наслаждаться этой радостью. Прощай.Помпилий. Прощай и ты. Поклонник и девица
Памфил. Мария Памфил. Здравствуй, жестокая, здравствуй, железная, здравствуй, адамантовая!Мария. Здравствуй и ты, Памфил, — столько раз, сколько сам пожелаешь, и под каким угодно именем. А вот мое имя ты, кажется, позабыл. Меня зовут Марией.Памфил. А надо бы зваться Марсией.Мария. Это еще почему, скажите на милость! Что общего у меня с Марсом?Памфил. А то, что и Марсу убийство в забаву, и тебе тоже. Только ты еще бессердечнее: губишь всех подряд, даже людей, которые тебя любят.Мария. Вот тебе и раз! Да где они, эти груды трупов? Где кровь убитых?Памфил. Один бездыханный труп и сейчас перед тобою: взгляни-ка на меня.Мария. Что я слышу? Мертвый разговаривает и ходит? О, если бы страшнее тебя привидений мне не суждено было встретить на моем веку!Памфил. Ты еще шутишь, а между тем отнимаешь у несчастного жизнь, и куда более жестоко, чем если бы пронзила его копьем. Увы, я весь истерзан долгою пыткой.Мария. Эй, призрак, отвечай, сколько беременных выкинули от страха, повстречавшись с тобою?Памфил. Разве бледность моя не свидетельствует, что я мертвее загробной тени?Мария. Но твоя бледность цвета левкоя. Ты такой же бледный, как поспевшая вишня или виноград, налившийся багровым соком.Памфил. Как бесстыдно насмехаешься ты над несчастным!Мария. Если мне не хочешь верить, поглядись в зеркало.Памфил. Не надо мне другого зеркала: то, в которое я смотрюсь, — по-моему, самое ясное, яснее не сыщешь.Мария. О чем ты толкуешь?Памфил. О твоих глазах.Мария. Остер, как всегда! Но как ты докажешь, что ты мертвец? Разве тени едят?Памфил. Едят, да только вкуса не чувствуют. Вот и я так же точно.Мария. Чем же они питаются?Памфил. Мальвою, пореем да волчьими бобами.Мария. Но ведь ты и от каплунов, и от куропаток не отказываешься?Памфил. Да, но радости моему нёбу они доставляют не больше, чем если бы я жевал мальву или свеклу без перца, вина и уксуса.Мария. И за всем тем такой толстячок? Ах ты, бедняга! А разве мертвые разговаривают?Памфил. Так, как я, — чуть слышным голосом.Мария. Но когда ты недавно поносил своего соперника, слышно было совсем недурно. Но скажи, пожалуйста, разве тени разгуливают взад-вперед, одеваются, спят?Памфил. И даже не в одиночестве, а друг с дружкой, только на особый лад.Мария. Ну и болтун!Памфил. А если я Ахилловыми договорами То есть самими сильными (по имени сильнейшего из гомеровских героев — Ахилла).

докажу и то, что я мертвец, и то, что ты убийца?Мария. Избави боже! А впрочем — приступай к твоему софизму.Памфил. Во-первых, я надеюсь, ты уступишь мне в том, что смерть — это не что иное, как отделение души от тела.Мария. Уступаю, получай.Памфил. Но так, чтобы подаренного обратно не требовать!Мария. Конечно, нет.Памфил. Далее. Ты не станешь отрицать, что если кто отнимет у другого душу, он убийца.Мария. Согласна.Памфил. Согласись еще и с тем, что сказано у самых почтенных авторов и подкреплено суждением стольких веков, — что душа человеческая не там, где она животворит, а там, где любит.Мария. Это объясни попроще: я не совсем тебя понимаю.Памфил. И тем, стало быть, я несчастнее: ты и здесь мыслишь и чувствуешь иначе, чем я.Мария. А ты заставь, чтобы одинаково.Памфил. Сперва заставь чувствовать адамант.Мария. Я же все-таки девушка, а не камень!Памфил. Верно, но тверже адаманта.Мария. Однако продолжай.Памфил. Кто захвачен божественным наитием, те не слышат, не видят, не чуют, не ощущают боли — хоть режь их на куски.Мария. Да, это мне известно.Памфил. А как по-твоему, — отчего?Мария. Скажи ты, философ.Памфил. Оттого, конечно, что дух покинул тело и воспарил в небеса, к тому, кого он пламенно любит.Мария. И что же дальше?Памфил. Что дальше, жестокая? Из этого как раз и вытекает, что я мертвец, а ты убийца. Мария. И где твоя душа? Памфил. С тою, кого любит.Мария. А кто отнял у тебя душу? Что вздыхаешь? Говори смело — скажешь безнаказанно.Памфил. Одна безжалостная, беспощадная девица, которую, однако ж, ненавидеть я не могу даже мертвый.Мария. Какая мягкая натура! Но почему ты, в свою очередь, не отнимешь душу у нее, отплачивая, как говорится, тою же монетой?Памфил. Ах, если б можно устроить такой обмен, чтобы ее душа переселилась в мою грудь, как моя, вся целиком, живет в ее теле, — не было бы меня счастливее!Мария. А можно ль и мне выступить в роли софиста?Памфил. Софистки, — хочешь ты сказать.Мария. Допустимо ли, что одно и то же тело одушевлено и бездыханно?Памфил. Нет, в одно и то же время недопустимо.Мария. Когда души нет, тогда тело мертво?Памфил. Мертво.Мария. И никоим иным образом, кроме как собственным присутствием, душа не животворит?Памфил. Пусть будет так.Мария. Как же тогда получается, что душа, находясь там, где любит, животворит, однако ж, тело, которое покинула?Памфил. Да ты заправский софист, но меня в такие сети не изловить. Душа, которая каким-то образом управляет телом любящего, душою зовется неточно: на самом деле это лишь жалкие остатки души, — все равно как запах розы остается на пальцах, когда цветка уже нет.Мария. Да, поймать лисицу силками не просто, как я погляжу. Но вот тебе еще вопрос: тот, кто убивает, действует?Памфил. Еще бы!Мария. А тот, кого убивают, испытывает действие?Памфил. Конечно.Мария. В таком случае, как же это: любящий действует, любимая испытывает действие, но ты утверждаешь, будто убивает та, кого любят, хотя скорее любящий убивает себя сам?Памфил. Ничего подобного: любящий испытывает действие, а та, кого любят, действует.Мария. Так тебе никогда не выиграть перед ареопагом Ареопаг — верховный суд в древних Афинах.

грамматиков.Памфил. Не беда — выиграю перед амфиктионами Амфиктионы — так назывались у греков города, заключавшие союз для совместного отправления культа в общем святилище и совместной защиты этого святилища. Памфил хочет сказать, что если его утверждение и несогласно с правилами грамматики, то вполне согласуется с учением философов (платоников и неоплатоников), на которое он ссылался выше.

диалектики.Мария. Не сочти за труд ответить еще на один вопрос: добровольно ты любишь или против своей воли?Памфил. Добровольно.Мария. Ну, а коли есть свобода любить и не любить, по-видимому, тот, кто любит, — самоубийца; и девицу он винит вопреки справедливости.Памфил. Да не потому убивает девица, что она любима, а потому, что не любит взаимно! Ведь всякий, кто может спасти, но не спасает, — убийца.Мария. А если любовь юноши непозволительна — если он любит чужую жену? или деву-весталку Жрицы богини Весты в Древнем Риме обязаны были хранить строжайшее целомудрие. Растлитель весталки подлежал позорной и мучительной казни.

? Полюбит ли любимая взаимно, чтобы спасти любящего?Памфил. Но в нашем случае любовь юноши дозволена, чиста, честна и благородна, и все-таки его убивают! А ежели убийство — обвинение недостаточно тяжкое, я вчиню тебе другой иск — в колдовстве.Мария. Боже упаси! Новую Цирцею Цирцея (Кирка) — в греческой мифологии могучая волшебница, дочь бога Солнца. Желая удержать у себя Одиссея, заплывшего случайно в ее царство, она лишила его памяти об отечестве, куда он возвращался, а всех его спутников обратила в свиней.

хочешь из меня сделать?Памфил. Нет, ты свирепее. Уж лучше быть медведем или свиньею, мне кажется, нежели тем, во что обратился я, то есть мертвецом.Мария. Каким же это колдовством гублю я людей? Памфил. Сглазом.Мария. Значит, на будущее мне отводить в сторону зловредные глаза?Памфил. Что ты, наоборот! Только на меня и смотри!Мария. Если глаз у меня дурной, почему тогда не чахнут и прочие, на кого я гляжу? Нет, наверно, колдовство не в моих глазах, а в твоих.Памфил. Мало тебе отнять у Памфила душу — надо еще и поизмываться над ним?Мария. Какой, однако, милый и забавный мертвец! А когда похороны?Памфил. Скорее, чем ты ожидаешь, если ты же не придешь на помощь.Мария. Полно, разве это в моих силах?Памфил. В твоих силах даже мертвого вернуть к жизни, и к тому же — почти без труда.Мария. Да, если кто вложит мне в руки панацею.Памфил. Никаких снадобий не нужно — ты только ответь на любовь! Что может быть легче и, вместе с тем, справедливее? И никак иначе от обвинения в убийстве ты не очистишься.Мария. Какой суд будет слушать мое дело? Ареопаг?Памфил. Нет, судьею тебе будет Венера.Мария. Говорят, она снисходительна.Нам фил. Напротив, нет божества страшней и неумолимее во гневе.Мария. Она что, вооружена молнией?Памфил. Нет.Мария. Трезубцем?Памфил. Нет.Мари я. Копьем? Она… вооружена молнией?.. трезубцем?.. копьем? — Молния — оружие Зевса, трезубец — его брата Посейдона, владыки морей, копье — бога войны Ареса.

Памфил. Нет. Но она владычица моря…Мария. А я по морю не плаваю.Памфил…и есть у нее сынишка…Мария. Малютка — чего ж его бояться?!Памфил…мстительный и упорный.Мария. Что он мне сделает?Памфил. Что сделает? Боги всевышние да избавят тебя от его мести! Не хочу вещать и накликивать беду той, кому желаю только добра.Мария. И все-таки скажи, не скрывай! Я нисколько не суеверна.Памфил. Ладно, скажу. Ежели ты отвергнешь этого жениха, не совсем, как мне представляется, недостойного взаимной любви, то, пожалуй, малютка, по приказу матери, метнет в тебя дротик, отравленный самым ужасным ядом, и ты без памяти влюбишься в какое-нибудь ничтожество, и вдобавок безнадежно.Мария. Что за мерзкая казнь! Чем любить урода, позабывши обо всем на свете, да еще и безответно, — право, я бы охотнее умерла!Памфил. А ведь недавно как раз такая беда стряслась с одною девицею в поучение всем прочим. Мария. Где это случилось? Памфил. В Орлеане.Мария. Сколько лет назад?Памфил. Сколько лет? Еще и десяти месяцев не прошло!Мария. А как звали девушку? Что примолк? Не помнишь?Памфил. Нет, я знаю ее так же, как тебя.Мария. Почему ж тогда имя не называешь?Памфил. Огорчать тебя неохота. Если б она звалась как-нибудь по-другому! Но у нее твое имя.Мария. Кто был ее отец?Памфил. Он жив и теперь, известный правовед, очень богатый.Мария. А имя?Памфил. Мавриций.Мария. А фамилия?Памфил. Аглаиус Аглаиус — от греческого aglaos, то есть «блестящий», «славный».

.Мария. А мать жива?Памфил. Недавно скончалась.Мария. От какой болезни?Памфил. От какой болезни, спрашиваешь? От огорчения. Да и отец, хотя человек на редкость крепкий, едва не умер.Мария. А имя матери тоже не тайна?Памфил. Разумеется! Кто не знал Софронию! Но что означает этот допрос? Или ты думаешь, я тебе притчу сочиняю?Мария. Мне ли тебя подозревать в обмане? Такие подозрения скорее навлекает на себя наш пол. Рассказывай, однако ж, что приключилось с девицею.Памфил. Девица была, как я уж говорил, хорошего рода, весьма состоятельная, прекрасной наружности. Чего ж еще? Хоть за князя отдавай! И жених сватался ей под пару.Мария. Как его звали?Памфил. Ах Увы! Грустное предзнаменование — он был тоже Памфилом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82