— Вы закончили? — сонно поинтересовался хозяин.
— Еще пять минут, Марсель. Мадемуазель достреляет патроны — и финита ля комедия.
Марсель подавил зевок и свернул газету.
Он явно переигрывал, играя равнодушие. За «комедией», которую три дня подряд по три часа представляли случайные посетители, он следил во все глаза.
Для конспирации они представились дочкой русского бизнесмена и ее бодигардом. Марсель наметанным глазом старого кота сразу вычислил, что охранник уже получил доступ к охраняемому телу. Но Париж для того и существует, чтобы в нем мертвой петлей закручивались романы. Если парочка выбрала для развлечения его заведение, пусть так и будет. Мало ли кто как возбуждается. В конце концов, лучше нюхнуть пороху, чем лопать виагру.
Карина оказалась толковой ученицей. Безусловно, сказались занятия какой-то восточной рукопашкой, дополнительно включенной в рацион ее пансиона. Выдержала Карина в элитной спецшколе недолго, стреканула в родные пенаты искать приключений, но хоть чему-то путному научиться успела. Во всяком случае тело было умным, по десять раз каждое движение объяснять не приходилось. А главное, она там в бетонных казематах Мертвого города, имела шанс убедиться в святом правиле — «стреляй точно и стреляй первым», поэтому училась на совесть.
Максимов отбросил всю заумь, которой потчуют на занятиях в спортивных секциях, и стал учить нормальной боевой стрельбе. За три занятия, конечно, снайпера не подготовишь, но рефлексы он поставил. Остальное дело практики. Но в том, что на спуск Карина нажмет, не задумываясь, Максимов был уверен.
Марсель, конечно же, никогда подобного не видел. Индивидуально работают с учеником, не ломая привычную моторику, а лишь слегка ее корректируя, только в специфических организациях, и тренировочные лагеря находятся подальше от чужих глаз.
Мулат с глазами кота-крысолова был человеком тертым и правила своего мира нарушать не собирался. С вопросами не лез и в друзья не набивался. Конечно же, кое-какая информашка от него утекла в комиссариат полиции, например, или к тем невидимым завсегдатаям, что оставляют после себя запах жженого пороха. Но это — по правилам. А липнуть с расспросами нельзя. Особенно к людям, которые так стреляют.
Но разговор тем не менее назревал. Сегодня Марсель закатал короткие рукава линялой майки, выставив наружу бугристые бицепсы.
Максимов скользнул взглядом по татуировке, которую ненавязчиво демонстрировал Марсель. На левом плече перекатывалось синее ядро с семью языками огня, султаном рвущимися из горловины.
«Ну-ну, — мысленно усмехнулся Максимов. — Видали мы наколки и покруче».
— Рюмку кальвадоса, парень? — поинтересовался Марсель.
С Максимовым он говорил на гарлемском английском, с Кариной бегло шпарил по-французски.
— С удовольствием.
«Как только не называют наш первач, — подумал при этом Максимов. — Самогон самогоном из гнилых яблок, а как окрестили — кальвадос!»
Марсель выставил на стойку два стаканчика. Достал бутылку. Белыми крепкими зубами вытащил пробку. Налил пахнущий падалицей спирт до краев стаканов.
Они посмотрели друг другу в глаза. Синхронно опрокинули жгучую жидкость в широко раскрытые рты.
— Хоп! — выдохнул Максимов, громко стукнув донышком по стойке.
Салютом прогремели два выстрела.
Марсель через плечо Максимова бросил взгляд на Карину. Из-за расплющенных, потерявших форму ушей и масляных черных глаз он стал похож на тюленя, высунувшего морду из проруби.
— Я понимаю, чтО тебя держит на этой работе, — с душой произнес он, обдав Максимова перегаром.
Максимов оглянулся.
Карина, отстрелявшись, дисциплинированно ждала, расслабленно свесив руки вдоль тела.
Свободные армейские штаны, туго перехваченные на тоненькой талии ремнем, камуфляжная майка-безрукавка, куцая настолько, что полностью открывала плоский живот; два острых бугорка смело оттопыривали зеленое сукно. Маленький новобранец всемирного чемпионата по стрельбе по живым мишеням. Идеальная пара для любого «пса войны».
— Кариш, последние три достреляй, как хочешь. И иди к нам.
Карина повернула голову. Сверкнула улыбкой.
— Ага! Джентльмены уже пьют и закусывают, а русские мужики — квасят и рукавом занюхивают.
— Что она сказала? — спросил Марсель.
— Русские никогда не закусывают, — перевел Максимов.
— Получается, я — русский? — рассмеялся мулат, указав пальцем на пустую рюмку.
— Приезжай к нам, за год сделаем.
Карина встала спиной к мишеням. Развернулась пируэтом, упала на колено и с ходу выдала два выстрела. Чуть помедлив, добила третьим. Все три раза мишень заметно дрогнула.
«Цирк-шапито, но куда-то да попала». — Максимов отвернулся.
— Мы закончили, Марсель.
— Завтра придете? — Это был первый вопрос, нарушивший негласные правила.
Максимов отрицательно покачал головой.
Мулат медленно налил в рюмки новую порцию.
Под потолком завизжали тросики, Карина подгоняла к себе планку с мишенями.
Марсель чуть прищурил черные глаза. На белках уже выступили красные прожилки.
— Если потребуюсь, я всегда здесь.
Максимов провел взглядом по фотографиям на стене. Совершенно чужая жизнь. Такую же свою он уже прожил. Возвращаться не хотелось.
Но Максимов все же кивнул, так, на всякий случай. Марсель едва заметно кивнул в ответ.
Глядя в глаза друг другу, подняли стаканы.
«Дай бог, чтобы наши дорожки никогда не пересеклись», — мысленно произнес тост Максимов. За что и за кого пил Марсель, неизвестно.
Карина незаметно подкралась сзади, легко запрыгнула на высокий табурет.
— Вот! — Она с гордостью выложила на стойку расстрелянную мишень. — Дырки считать будем?
— Зачем? Не на разряд сдаешь, — пожал плечами Максимов. — Что скажешь, Марсель? — по-английски обратился он к мулату.
Марсель поковырял пальцем с розовым ногтем большую дырку с рваными краями. Поднял на Максимова враз сделавшиеся серьезными глаза.
— На два пальца выше бронежилета, — авторитетно произнес он. — Это — труп. Ты хороший инструктор, учишь только тому, что надо.
Он достал из-под стойки банку кока-колы.
— За счет заведения, мадемуазель.
— Мерси! — Карина ловко сковырнула колечко. — А даме спирту не накапают? — с невинным видом поинтересовалась она у Максимова по-русски.
— Карина, мы не дома! — прошептал он.
— Что и угнетает. — Сделала глоток, по-кошачьи облизнулась. — Марсель, вы хотите немного заработать? Сегодня вечером вы свободны?
Она говорила по-английски, тщательно подбирая слова.
Мужчины переглянулись.
— Мы решили ограбить Лувр. Нужен третий. Согласны?
— Карина! — строгим голосом предупредил Максимов.
Темные щеки мулата сделались пепельными. Он покатал языком жвачку, которую не вынимал изо рта.
— Надеюсь, мадемуазель шутит, — протянул он.
— Шучу! — Карина хлопнула его по руке. — Не напрягайся.
Улыбнулась так, что Марсель не выдержал и обнажил в улыбке все свои великолепные зубы.
— Хочешь подарок, Марсель?
Карина наклонилась, подняла с пола рюкзак. Порылась в кармашке, достала тюбик помады.
Смазала темным карандашиком по губам. Клюнула лицом в мишень. Оторвалась, оставив в «яблочке» отпечаток раскрытых губ.
— Как? — спросила она, повернувшись к Максимову.
— Пикассо отдыхает! — вздохнул Максимов.
Карина скорописью помадой написала «From Russia with love». Ниже — жирную букву «К».
Протянула мишень Марселю.
Тот взял в руки пробитый пулями картон. Посмотрел, как знатоки разглядывают гравюры, катая языком жвачку.
— Благодарю, мадемуазель. Не в моих правилах принимать подарки от молодых девушек. Но это — особенный случай.
Он степенно повернулся, вытащил комок жвачки изо рта. Прилепил мишень поверх плаката с легионером. Отступил назад, любуясь работой.
Коллаж получился, что называется, на любителя. Рожи наемников обрамляли мишень с оттиском губ и сакраментальным шпионским слоганом; «Из России — с любовью». Через самую большую дырку в мишени таращил глаз образцово-показательный легионер.
Марсель повернулся. Послал Максимову полный сочувствия взгляд.
«Держись, мужик! — без всякого перевода прочел в его глазах Максимов. — А станет невмоготу, я каждый день здесь».
* * *
Максимов спустился с парадного крыльца. Забросил сумку на плечо. Понюхал ладонь.
Прощаясь, высказал вдове Матоянца дежурную фразу соболезнования, пришлось пожать протянутые тонкие пальцы. И теперь его ладонь пахла тонким восточным ароматом. Названия духов он не знал.
«Нам обязательно надо встретиться и поговорить, Максим», — всплыл в памяти грудной голос Карининой матери.
Что тут ответить? Конечно же: «В любое удобное для вас время».
«А оно у нас есть — время? — спросил себя Максимов. — Нет. Ни у кого в этом доме времени раздумывать и раскачиваться нет».
Он знал, любая система, любая ситуация строится по собственной логике и живет по внутреннему времени.
Сколько не объявляй «ускорений», результат придет только в свой срок или не придет вовсе. Иначе говоря, девять баб не родят ребенка за один месяц. Раиса Максимовна могла бы и просветить на сей счет Горбачева, и всем бы сейчас жилось легче.
И с «перестройкой» Миша маху дал. Нельзя ломать внутреннюю логику системы, а любая система — это баланс положительного и отрицательного. Объяви борьбу с недостатками, лишишься всех плюсов, и в результате такой «реформы» окажешься банкротом.
Мудрый не ломает и не ускоряет, а отслеживает тенденции и контролирует ход времени. Он не «разруливает» ситуацию, не подминает ее под себя и не пытается ее оседлать. Он блюдет Баланс. И поэтому заранее готов ликвидировать негативные последствия и без потерь собирает урожай.
Максимов умел настроиться на любой процесс, чутко уловив его внутренний ритм и интуитивно угадав его архитектонику. Умел пассивно следовать за ходом событий и терпеливо ждать, подгадывая момент, единственно возможный для действия.
Сейчас он отчетливо ощущал рваный, тревожный, лихорадочный бег времени. Словно табун несся сквозь ночь. Или волчья стая летела через пустошь, втягивая в хищно подвернутые ноздри будоражащий запах жертвы.
На последней ступеньке Максимов остановился. Картинка, увиденная на экране телевизора, отчетливо всплыла перед глазами.
«Они его убивали. Не жрать они пришли, а убить. Налетели, перегрызли горло, вспороли живот — и исчезли. Вот и все кино, Василий Васильевич. Сколько ни смотри, другого не увидишь».
Максимов поднял голову.
В низком небе прямо над крышей распластался черный паук. Мелкие звезды тускло поблескивали сквозь прорехи в тучах, широкими дугами уходящих к горизонту. Гигантская свастика грозно застыла, готовая в любую секунду рухнуть, расплющив под своей неземной тяжестью все, что Матоянц оставил после себя на земле: дом, церковь, семью, дело.

Глава пятая. Барышня эпохи миллениума
Странник
На площадке перед усадьбой десятка два автомобилей поджидали своих седоков. Возницы в скромных костюмах маялись от безделья, кому разрешалось, курил в салоне, кому нет — сбились в кучку, большинство по шоферской привычке дремали за рулем, как извозчики, покорно и чутко.
Не успел Максимов сделать двух шагов по дорожке, дугой ведущей к воротам, как вспыхнули узкие фары и раздался низкий рев мощного мотора. Из шеренги выкатилась плоскодонная гоночная машинка и, грациозно вильнув, пристроилась рядом с Максимовым.
Черное стекло, жужжа электроприводом, поползло вниз, и в окошко высунулась женская головка.
— Вас подбросить? — улыбаясь, спросила Лиза.
Максимов остановился.
Из салона пахло уютным девичьим гнездышком: тонкими духами, дорогой кожей, шоколадными конфетами, фруктовой жвачкой и маленькими секретиками. Только гнездышко это могло нестись сквозь ночь, как торпеда. Хищно и неукротимо.
«Странный выбор для юной дамы. Обычно они предпочитают что-нибудь игрушечное. Типа „равы“ или „шкоды фелиция“, — подумал Максимов. — „Телячьи тачки“, как называет эти авто знакомый, потому что в них телки ездят. Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят. Если удалось заглянуть в кошелек дарителя».
— Ну что вы так напряглись? Все равно машину бы ловили. Считайте, что тормознули меня.
— А куда делся сопровождающий?
Оказалось, Лиза, даже сидя, умудрялась смотреть сверху вниз. Выдала такой взгляд, что у Максимова сложилось впечатление, будто он стал меньше ростом и резко помолодел, до сопливого детсадовского возраста.
— Глупый вопрос. Если дама одна, значит, на то есть причины. Так вы едите или нет?
Несмотря на тон, дверцу она со стопора сняла.
Максимов остро почувствовал, что водоворот ситуации медленно и неотвратимо затягивает в себя. Сначала Василий Васильевич подкатывал, потом вдова потребовала встречи, теперь — милая барышня.
«Или выгребай в сторону, или ныряй в жерло водоворота. Делай что хочешь. Но только — делай!»
Максимов распахнул дверцу, перебросил на заднее сиденье сумку. Сел в кресло.
Сидеть оказалось чрезвычайно неудобно. Слишком низко, да еще ноги вытянулись во всю длину. Сразу же представил, что зад находится в каких-то десяти сантиметрах от асфальта, отделенный лишь тонким слоем металла, и по спине прополз холодок.
— Как называется машина? — поинтересовался он.
— «Эклипс». Японский вариант «порша», — с достоинством ответила Лиза. — Нравится?
— Слишком низкий клиренс.
— Это еще что?
— Расстояние от дороги до пола. Очень важная характеристика, особенно на наших дорогах. Когда налетишь на торчащую железяку, сразу оценишь.
Лиза хмыкнула, вдавила педаль, мотор взревел, и машина приемисто рванула с места.
Охранник успел предупредительно распахнуть ворота, и машина вырвалась на дорогу, не сбавляя скорости.
До шоссе предстояло ехать километров десять по тряской бетонке, но Лизу будущее подвески автомобиля явно не волновало. Она еще больше вдавила педаль газа. Максимов накинул ремень безопасности.
— Страшно? — В полумраке салона сверкнула ее улыбка.
— Если сразу в лепешку, то — нет.
Она рассмеялась. Сбросила скорость до минимума.
— И я того же мнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66