Он представился Решетниковым Павлом Степановичем. Второй, номенклатурный дальше некуда, с манерами восточного царедворца, назвался Салиным Виктором Николаевичем.
Иванов сразу же оценил их профессиональный уровень. Материалы дела они препарировали по буковке, пробуя на излом каждый винтик в системе доказательств. Но схема преступления, вскрытая Ивановым, устояла.
— Что ж, сложилось впечатление, что на уровне директора и его команды мы и остановимся. Как считаете? — вежливо поинтересовался Салин.
Иванов считал, что надо идти по цепочке дальше, но промолчал. На Старой площади сыскарь городского уровня голоса не имеет.
Через неделю он провел первые аресты. Дело получилось в меру громким, кто-то позаботился, чтобы оно попало в свод передового опыта. Иванова поощрили грамотой от министра МВД.
А замминистра, выведенный из-под удара? Краем уха Иванов узнал, что судьба сыграла с ним в русскую рулетку.
Сын ввязался в пьяную драку с нанесением тяжких телесных, повлекших стойкую потерю здоровья потерпевшего. Не убийство, конечно, но пункт у статьи тяжелый. Свидетели в один голос утверждали, что виновен сын высокого папы. Странно, но дело довели до суда и впаяли максимальный срок. Пятно на мундир высокопоставленного чиновника вляпали изрядное и пахучее. Папе пришлось выбирать между карьерой и семьей. От сына он не отказался и тихо уехал директорствовать на провинциальной прядильной фабрике. Партбилет у него за что-то отобрали.
Совпадение? Да, если вы ничего не понимаете в политике. Иванов не сомневался, замминистра сожрали милые «кураторы».
На следующей встрече они уже общались с ним, как с своим, конечно же, не посвященным в высшие интересы, но ориентирующимся в проблеме. Выложили на стол папку с «сигналами партийцев» и предложили оценить с точки зрения УК. По материалам получалось, что один из секретарей райкома партии увяз во взятках и связанных с ними аморальностях, как бегемот в болоте.
— Надо проверить, — осторожно заключил Иванов.
— Вот и проверьте, — подхватил Решетников. — Люди требуют справедливости. Почему же им ее не дать?
Сигналы в партийные инстанции Иванов превратил в показания по уголовному делу. Странно, но никто из «сигнальщиков» заднего хода не дал и в суд свидетелями обвинения пошли, как по партразнарядке. Секретаря арестовали на рабочем месте. И что самое странное, дали осудить. Правда, предварительно отобрали партбилет.
На этом деле Иванов перескочил в министерство. И стал работать дальше, как выражался, между УК и КПК.
А в конце восьмидесятых, стоило схоронить Андропова, закрутившего гайки, экономическая пугачевщина сломала плотину и хлынула кооперативным движением.
Иванов поначалу запаниковал, посчитав, что кураторы не справились с давлением пугачевщины и резьбу попросту сорвало.
Но по тому, как лихо плодились центры научно-технического творчества молодежи, студенческие кооперативы и хозрасчетные мастерские и кто там директорствовал, быстро стало ясно, процесс управляется. А когда стали открывать СП, коммерческие банки и биржи, а их директора рядом с «Визой» носили партбилеты, вопросов не осталось. Партия сама решила возглавить пугачевщину.
Кто считает, что партия совершила харакири, не понимает ничего ни в политике, ни в экономике. Перед концом СССР ни одно серьезное экономическое начинание было невозможно без инвестиций государственного или криминального капитала.
Так зачем же устраивать гражданскую войну с гарантией потерять власть? Не проще ли, отбросив советскую идеологию, слить в экстазе капиталы? Неужели стратегически неверно возглавить процесс создания на обломках экономики, созданной для победы в Великой отечественной войне, новой системы, способной решать задачи грядущего тысячелетия?
По совету «кураторов» Иванов ушел из МВД и открыл частное агентство коммерческой безопасности. Навыки и знания, наработанные в борьбе за сохранность соцсобственности, пригодились в деле охраны собственности частной. Жил, работал, неплохо зарабатывал и старался не удивляться, что большинство новоиспеченных деятелей рыночной экономики ранее фигурировали в уголовных делах по линии ОБХСС, а кто не сидел тогда, сегодня за свои дела так и просился в камеру даже по нормам невразумительного нынешнего законодательства.
Он постоянно ощущал незримое присутствие кураторов в своей жизни. Довольно долго они на контакт не выходили. Но Иванов отлично осознавал, что бесхозным ему недолго ходить. Только накопит потенциал, достойный их внимания, на него выйдут.
Так и получилось. Стоило Матоянцу предложить перейти к нему на работу, как вечером в квартире Иванова раздался телефонный звонок.
— Вас беспокоит Салин Виктор Николаевич, — возник в трубке мягкий баритон. — Нужно встретиться.
Старые львы
— Извините, что пришлось вас побеспокоить, Василий Васильевич, — произнес Салин голосом мягким и теплым, как подушечка львиной лапы. — Но обстоятельства, как вы сами понимаете, чрезвычайные.
Очевидно, ввиду чрезвычайных обстоятельств для встречи «кураторы» выбрали пионерлагерь на берегу Клязьмы.
Летом в двух пятиэтажных корпусах бушевали подростковые страсти-мордасти, а в межсезонье администрация сдавала помещения для всяческих взрослых непотребств: от семинаров саентологов до ускоренных курсов менеджмента. Как бы официально ни назывались мероприятия, все почему-то заканчивалось повальным промускуитетом и танцами под луной.
И сегодня в лагере медленно набирал обороты какой-то бюрократский сабантуй. Иванов мельком взглянул на номера машин, густо обложивших центральный корпус, — половина принадлежала администрации области. Машина с Ивановым и его спутником проехала по аллее дальше, к группке коттеджей. Там, как правило, отдельно от всех селили организаторов непотребств либо тех, кто использовал сборища в качестве прикрытия.
У дальнего коттеджа стояли три иномарки: представительский «вольво», «ауди» и неизбежный джип-броневик с охраной.
Трое мужчин лет по сорок на вид курили на крыльце и на прибытие Иванова никак не отреагировали. Потому что следом шел Владислав, успевший где-то сбросить свою спецназовскую амуницию.
Владислав ввел Иванова в комнату, в центре которой за столом, спиной к окну, сидел Салин. Решетников расположился на диване, вальяжно вытянув ноги и сцепив пальцы на животе. В комнате витал нежилой гостиничный дух. Словно подчеркивая, что в этом временном приюте долго засиживаться не собираются, Салин с Решетниковым верхней одежды не сняли.
Прошедшие годы мало изменили «кураторов». Следуя моде, сменили покрой костюмов, с лица Салина пропали очки в тяжелой роговой оправе, их заменили невесомые на вид «Сваровски» с матово-темными стеклами, Решетников стал похож на функционера «Росвооружения», барражирующего между Абу-Даби и Сингапуром. Но внутренняя суть их, чувствовалось, осталась прежней. Как были львами, приглядывающими за стадом номенклатурных буйволов, так и остались.
Решетников глазами дал команду Владиславу, тот беззвучно выскользнул в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Через пару секунд там ожил ноутбук.
— Э-хе-хе, — зашевелился Решетников.
Выудил из кармана плаща портмоне, тяжко вздохнув, достал стодолларовую купюру, продемонстрировал Иванову, с натугой сложился пополам, придвинулся к столу и положил банкноту перед Салиным.
— Эдак ты, милок, меня по миру пустишь, — обратился он к Иванову. — Понадеялся на тебя и проспорил.
— Павел Степанович побился об заклад, что такого профессионала, как вы, на мякине не взять, — пояснил Салин. — Раз доложили, что произошла трагическая случайность, так оно и было. У меня сложилось мнение, что не так все просто. Пришлось просить Владислава проверить. Владислав! — чуть громче произнес Салин.
Тихо скрипнула дверь. Иванов решил не поворачиваться.
— Что там? — спросил Салин.
— Проект «Водолей» в полном объеме, — коротко ответил Владислав.
Салин кивнул, и дверь вновь скрипнула, закрывшись.
Решетников шумно выдохнул. Опять достал портмоне, выложил на стол еще одну купюру.
— М-да, милок, разоришь ты меня, — протянул он. — Не денег жалко, отношения портить не хочется. Садись уж, что истуканом стоять!
Иванов сел на стул, сложил руки на коленях. Стул стоял слишком далеко от стола, в полосе света, бьющего из окна. Сразу же понял, что «кураторы» по мере сил постарались воспроизвести в коттедже обстановку кабинета в спецбоксе «Матросской тишины», так называемой «тюрьмы Партии». Отдельный стул, свет в морду, двое сбоку, вертухай за дверью.
Салин снял очки, тщательно протер стекла уголком галстука, водрузил их на нос, спрятав глаза за дымчатыми стеклами.
— Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич? — поинтересовался он.
— Нормально, — ответил Иванов.
— По лицу не скажешь, — обронил Салин, покачав головой.
— Не красна девица, не расклеюсь.
— Значит, вы в состоянии выдержать весьма нелицеприятный разговор, — подхватил Салин. — Он будет менее жестким, чем тот, что предстоит Колядину. За личную безопасность Матоянца отвечал он? — Салин дождался кивка Иванова. — Вот и придется расспросить его с пристрастием. Кстати, Василий Васильевич, вам не кажется странным, что мы лезем в дела Матоянца?
Иванов заторможенно повел головой из стороны в сторону.
— Нет? И правильно считаете. Как ответственному за экономическую безопасность холдинга вам, безусловно, уже давно ясно, на чьи деньги он создан. На «деньги Партии». Те самые мифические миллиарды, что растворились в воздухе в августе девяносто первого. Поэтому прошу считать нас с Павлом Степановичем представителями негласного совета акционеров. С соответствующими полномочиями.
— Я вас по старинке называю «кураторами», — глухо вставил Иванов.
Салин с Решетниковым переглянулись.
— Э-хе-хе, — усмехнулся Решетников. — По старинке тебя, милок, следовало бы в камере «Матроски» попарить с недельку. А по нынешним временам уж не знаю что… Утюгом, что ли? Ты какого рожна, милок, следствие там затеял по горячим, так сказать, следам? Молодость свою вспомнил оперовскую? Так ведь напрасно. Сам запутался и нас в заблуждение ввел. Сидим тут и мозгуем, с умыслом или по глупости?
Иванов невольно сжал кулаки. Спазм стиснул горло.
— Ну я бы не стал так уж сгущать краски, — вступил Салин. — Благодаря усилиям Василия Васильевича мы сейчас четко себе представляем, что произошло хорошо спланированное преступление. Была ли смерть Матоянца лишь отвлекающим маневром, или преступник таким образом убивал сразу двух зайцев, сейчас не суть важно. Мы имеем два очевидных и неоспоримых факта: похищены материалы по важнейшему проекту и ликвидирован его руководитель. Что вам известно о проекте «Водолей»? — Вопрос был задан без паузы.
Иванов, крякнув в кулак, выдавил спазм, отдышавшись, ответил:
— Ничего конкретного. Просто знаю, что Матоянц так называл какие-то работы, проводимые с участием субподрядчиков.
— Какие именно? Каких конкретно субподрядчиков? Персоналии? — пулеметной очередью выдал Салин.
Иванов задумался, подбирая ответ. Он отчетливо чувствовал скрещенные на нем взгляды.
— Четкого ответа у меня нет.
— Вот как? — Иронии в голосе Салина было ровно пополам с желчью.
Иванов подумал, что двух допросов подряд для него многовато. Сначала Злобин прощупывал вопросами, как врач ланцетом тыча, где больнее, теперь эти рвут слаженно и умело, как пара лаек.
Он усилием воли заставил себя собраться. Вилять на таких допросах — себе дороже.
— Матоянц был уникальным человеком. Конструктивистом, — как я его называл. Он мог из уже существующих частей сконструировать нечто принципиально новое. И эта конструкция была эффективной и надежной, пока он этого хотел. Отходил в сторону — она рассыпалась на составляющие.
— Это называется комбинаторно-аналитический склад ума, — своим прежним, мягким, чуть вальяжным голосом подсказал Салин.
— Возможно, я не знаю… Что такое «Водолей»? — Иванов пожал плечами. — Скорее всего, что-то скомбинировал из имеющегося в наличии. Меня, во всяком случае, в известность не поставил. И конкретной задачи опекать именно проект «Водолей» не ставил.
— То есть ты, милок, бдил добросовестно, а над чем — не знаешь, — вставил Решетников. — Хорошая работа, завидую. И отвечать, получается, не за что. Что делать будем? — обратился он к Салину.
Салин выдержал паузу. Сквозь мутные стекла очков несколько раз прожег Иванова взглядом.
— Надо подумать, — произнес он.
Решетников неожиданно оживился.
— И правильно! Времени в обрез, а с кондачка, однако, решать резону нету. — Он повернулся к Иванову. — Ты, милок, выйди в соседнюю комнатку. Обожди немного. Мы тут посоветуемся с товарищем Салиным.
Сказано все было ласковым до елейности голосом, но у Иванова в животе образовался ледяной ком. Фраза была из репертуара товарища Шкирятова, под которого так настойчиво косил Решетников. Лично с партийным «Малютой Скуратовым» в силу разницы в возрасте Иванову свидеться не довелось, но кое-что слышал. Поэтому и обмер.
Иванов встал, на негнущихся ногах прошел в соседнюю комнату. Здесь тоже, несмотря на заморский интерьер, было по-гостиничному неуютно. Широкая кровать у стены, рядом — кресло, стол у окна.
За столом сидел Владислав, активно стуча по клавишам ноутбука.
Оглянулся на вошедшего Иванова. Чиркнул острым взглядом по лицу.
— Что-то взбледнул ты, мужик, — произнес он. — Водички хочешь?
Владислав взял стоявшую на столе бутылку «Святого источника», развернулся и ловко кинул бутылку Иванову.
Иванов поймал ее двумя руками, едва не уронив.
— Твою… Тебе только в цирке выступать, — проворчал он.
— А тебе за слоном выгребать! — беззлобно отбрил Владислав.
Иванов облизнул шершавые губы. Странно, до этого пить не хотелось, а только увидел бутылку, жажда стала мучительной. Он отвернул пробку, бутылка была початой, газы через край не хлынули. Закинул голову, жадно присосался к горлышку.
Краем глаза заметил, что Владислав бесшумно встал со стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66