— Иногда, — заметил Юфнаресс спокойно, — глупости делаю и я. И, думаю, что склонен к этому, гораздо больше вас обоих.
Алашавар брел по аллее, торопиться было некуда, глядя на потоки воды, выбрасываемые фонтанами в небо, он недовольно поморщился. Ночью, в пустынном парке, куда не пускали посторонних, это казалось излишеством.
Тихий шорох опадающих струй глушил все посторонние звуки. Разве что еще был слышен шум ветра, играющего с листвой. Он вздохнул, видя как где-то вдали, там, где кончалась аллея, прошагали патрули. Поежившись, подумал, что на душе как никогда стыло. Подстать темной, беззвездной, холодной ночи.
Ступая тихо, почти бесшумно, вдруг, неожиданно услышал тихие голоса и увидел парочку, сидевших на скамейке, людей. Подойдя ближе, узнал женщину, одетую просто и скромно, в форменный костюм, с волосами, стриженными коротко, и лишенную кокетства.
— Гресси? — проговорил удивленно, подходя ближе. — Я думал вы в отпуске.
— Ее вызвали, — заметил ее спутник. — Когда у Айрино не хватает асов, он лишает своих лучших пилотов отпуска. Вы знаете об этом?
— Архат? — усмехнулся сенатор, узнавая и мужчину, — что-то о вас долго не было слышно. Неужели о Вас Айрино забыл?
— Ну что вы, — ответила Гресси, — Айрино Инидо ни о ком не забывает. У него для всех хватает дел. Для таких сумасшедших романтиков как мы. Ведь молодежь, что выходит из стен летной академии, стремится уйти в торговый или пассажирский флот. А Даль-разведка теряет престиж. Мы давно не находили в мире ничего стоящего, что могло б изменить ситуацию. Как говорит наш шеф.
— И зачем вас вызвали? — поинтересовался сенатор скупо, присаживаясь на скамью.
— "Раяни", — проговорила она. — Крейсер нового типа, что скоро уходит в испытательный полет. Меня назначили капитаном. Без права отказаться. Вы знаете, Инидо умеет уговаривать.
Элейдж согласно кивнул.
— Знаю, — проговорил он, — и когда?
— Через пару суток, — ответила женщина, — сначала курьерским до верфей Та-Аббас, а там, меньше, чем через неделю, в полет. Предполетные тесты тоже оставили нам. Команда, наверное, уже там. Ждут капитана.
— Какие-то форс-мажорные обстоятельства? — спросил Элейдж, чувствуя, как в душе рождается легкое недовольство.
— Йивни погиб, — тихо отозвался Архат, — вы знали Йивни?
Сенатор отрицательно покачал головой.
— Не имел чести знать, — ответил, чувствуя, что ощущение холода лишь усилилось.
— Погиб глупо, — произнес Архат с сожалением, — поехал проведать своих, в отпуск на несколько дней, пошел купаться и утонул. Буквально рядом с домом, на мелководье. Не могу понять, как так могло случиться.
Сенатор коротко кивнул, словно соглашаясь, встав с места, сделал пару шагов, посмотрев на небо, поежился.
— Проводите меня, Гресси, — проговорил он, — мне надо вам сказать пару слов.
Идя по сумрачной аллее, он долго молчал, раздумывая. Желание сказать правду боролось с осторожностью. Он шел медленно, неторопливо, прислушиваясь к шагам женщины, к звуку ее дыхания. Она тоже молчала, ожидая.
— Берегите себя, — проговорил сенатор неожиданно, — я знаю, вы хороший пилот, Гресси, но иногда этого бывает мало. Корабль новый, совершенно новой конструкции, если что-то пойдет не по плану вам будет трудно. И все же, надеюсь, он окажется неплох.
— Как все творения Хэлдара, — тихонечко проговорила женщина, — я слышала, что это — его проект.
— Да, конечно, — проговорил сенатор тихо, — я знаю.
Они молча дошли до конца аллеи и повернули назад, к зданию Сената.
— Гресс, — проговорил сенатор, — я хочу вам сказать то, что и так станет скоро известным всей Лиге. Нам предстоит война. Война серьезная. И на тот крейсер, что ждет вас на верфях Та-Аббас, возлагается достаточно много надежд. Если он окажется хорош, то будет отдан приказ на обновление флота. Так что смотрите, изучайте рабочие качества этой лошадки как можно внимательнее. От нее многое зависит. Будут претензии — докладывайте без ложной скромности. Недоработки можно будет исправить. И еще... если, вдруг, на трассе испытаний заметите чужие корабли — не тратьте время на опознание — ломайте график испытаний и уходите хоть в преисподнюю. Если просто будут какие-то предчувствия — возвращайтесь, не рискуйте понапрасну. Риск нужен там, где он оправдан, а в этом случае лучше перестраховаться. Испытания можно отложить. А вот позволить себя уничтожить — нельзя.
— Так серьезно? — спросила женщина.
Сенатор отметил, что это сообщение лишних эмоций, насколько можно судить об этом по голосу, не вызвало. Голос звучал сухо и деловито. По-видимому, она и так была готова ко всему. Внутренне, неосознанно готова к любой ситуации. И он отметил, что это хорошо. И что хорошо, что капитаном назначена именно она. Зная ее характер, мог предположить, что потерять себе голову и удариться в панику она никогда не позволит. Что б не случилось, хоть падай небо на голову.
— Да, — заметил он сухо, — так серьезно.
Гресси внимательно посмотрела на его лицо, переведя взгляд на дворец Сената, покачала головой. Видно было, что на ее языке вертится вопрос, но она так и не сказала не слова, молча проводив его до ступеней крыльца.
Сенатор тоже молчал, в голове вертелось множество слов и мыслей, но он не спешил выпустить их на волю, понимая, что и так сказал нечто, могущее оказаться лишним здесь и сейчас.
— Это, разумеется, тайна? — спросила Гресс. Он кивнул.
— Да. Но экипажу можете рассказать. После отлета. Планируется, что две недели вы пробудете в автономном полете. Через две недели, думаю, это уже не будет такой тайной, как сегодня.
Гресс коротко кивнула.
— Хорошо, — проговорила она, — я скажу. И спасибо, за предупреждение. Мы будем очень внимательны. И обязательно вернемся.
Он посмотрел как она, развернувшись, быстрым, уверенным шагом идет по аллее прочь. Походка была мягкой, мальчишеской. И сенатор только улыбнулся ей вслед. А на память пришло раннее, туманное утро, сообщение, что отогнало остатки сна.
Эта женщина ждала его в кабинете, медленно прохаживаясь от двери к окну, держа в руках, и словно боясь ее выпустить из рук небольшую сумку. Увидев его, она облизнула пересохшие от волнения губы. И молча, не говоря ни слова, достала из сумочки плоскую коробку, обитую темным бархатом. Так же, взволнованно и молча открыла ее.
На темном бархате сияли как звезды, синие, неповторимо синие, словно сияющие собственным светом, сразу заполнившие своим присутствием кабинет, неограненные, гладкие, чем-то похожие на слегка обкатанные морем осколки скал, камни. Камни Аюми.
И пришло ощущение тепла, рожденного на кончиках пальцев. Глядя на ее удалявшуюся фигуру с гордо развернутыми плечами, на ее быстрые движения он вдруг, подумал, что порой, вот так, неприметная с виду, в события вмешивается судьба. А с судьбой спорить — бесполезно.
Что будет? — подумал он, поднимаясь по ступеням вверх. — А ведь что-то будет. Есть ощущение, что все неспроста. Что у всего происходящего есть какая-то незаметная взгляду логика. Причины, следствия, все связано. Есть то, что обуславливает, есть нечто, что запускает процесс и есть развитие. Которое бывает иногда совершенно иным, чем ожидаемое тобой. И всегда есть тот, кто идет на гребне волны. И есть кто-то, кто остался в стороне.
Он вздохнул, вспомнив границу дня и ночи, раннее, раннее утро, мост над бездной. Вспомнил Лиит. Ее точеные черты, глаза в которых можно утонуть, если только встретится взглядами. Ее улыбку. Колдовство. Чары. Информаторий. Ощущение, что смотришься в зеркало, которое возвращает тебе тебя. Потаенные мысли, чувства, твою суть. Суть, которая обрушивается на тебя, как холодная вода из ушата.
Он вспомнил место, где отсутствовали понятия направления, верха, низа. Был поток света, подобный потоку ливня. Прозрачность мыслей. Открытость чувств.
— Ты звала меня? — спросил он.
Женщина улыбнулась, слегка, отрицательно покачала головой. Он смотрел на ее черты, впитывая. Освежая воспоминания. Информаторий хранил ее, хранил так, как не способна сохранить человеческая память.
Ему казалось, что у нее чуть иной разрез глаз, чуть, самую малость, иной абрис губ. Любуясь, поражался, как мог все это забыть....
Ее рука коснулась его руки. От этого прикосновения дыбом поднялись волоски на теле, словно их кто-то намагнитил, через тело пошла дрожь, которая принесла с собой ощущение озноба. И, впервые за всю жизнь он почувствовал, как с ним происходит что-то непонятное, что-то для чего у него не было слов.
Обернувшись, он посмотрел в сторону выхода. Две, крошечные фигурки воинов на том берегу, освещенные ярким светом солнечных лучей, стояли у обрыва. В какой-то миг, подобное озарению, пришло понимание. Он видел себя как бы со стороны, свое тело, застывшее на дне ущелья, маленькое, подобное сброшенной одежде, как нечто ненужное, от чего он отстранился.
— Ты ведь пришел за этим, — проговорила Лиит. — пришел, что бы стать иным. Ведь так?
— Не знаю, — ответил он, чувствуя лишь смятение. Смятение мыслей и чувств.
А потом был полет. Точнее, ощущение полета сквозь свет, плотный, как океанские волны. Ощущение похожее на ощущения глубоководной рыбы, которую тянут на поверхность.
Что-то внутри взрывалось и лопалось подобно мыльным шарам. Он вспоминал, и он забывал вновь. Прошлое накатывало волнами, и от части прожитого он освобождался, как от лишнего груза, чувствуя, что есть вещи, которые он не обязан помнить везде, всегда.
Он оставлял себе память о ее лице, руках, прикосновениях, о днях, проведенных вместе. Он оставлял себе дни, наполненные любовью. И боль потери. Он оставлял себе то, без чего не мог жить. Без чего бы стал иным.
И, вспоминая, каким был когда-то раньше, в те дни, когда повстречал ее, возвращал себе юную безрассудность и веру. Веру в то, что если ты чего-то желаешь, то желаемое, непременно, сбудется. И безрассудное, радостное ощущение жизни, которое чувствуется каждой клеточкой тела и рвется подобно песни наружу, на поверхность, заставляя сиять глаза, наполняя жизнью улыбку.
Он видел, как плескаясь, словно волны, золотистый, янтарный свет, ткал, подобно искусной ткачихе, плел, как паутину, из огненного клубка маску. У маски был его облик. Его черты, его пропорции. Приблизившись, он наблюдал, как стихает буйное золотое сияние, как проступают краски, в какой-то миг, поняв, что смотрит же не со стороны, а изнутри.
Лиит рядом не было, она исчезла, словно растворившийся туман. Подойдя, к краю обрыва посмотрел вниз, на свое прежнее тело, безжизненное, словно тело человека, впавшего в кому. Вокруг этого тела уже сгущался туман. Странный, перламутровый туман, что поглощал его, мало — помалу отрывавшийся от земли, заставлявший парить
Алашавар усмехнулся, сам не понимая чему. Ущипнул свою руку. Почувствовал боль. Маска — напомнил себе, но не поверил. — Маска, — повторил упрямо. — только маска. Это тело — только маска, прикрывшая суть — мысли, желания чувства. Это отражение. А настоящее — мертво. Он проводил туманный кокон вобравший в себя то, мертвое тело, медленно исчезавший в недрах информатория. Проводил и пошел к выходу.
Не было обрыва и не было реки, беснующейся в теснине. Место, куда он вышел, было совсем иным. Тихие улочки, застроенные коттеджами, сады. Он, обернувшись, посмотрел назад. Там была та же тихая улочка, ветер играл с листвой, пробегая по кронам, вздыбливал лисья. Пахло морем. И стоило совсем немного пройти, что б узнать это место. Кор-на-Ри, город на островах — то ли столица, а то ли провинция....
Он прошел в свой кабинет, отметив, что Юфнаресс отсутствует, что полнейшая тишь царит в кабинете. Что даже часы не роняют звука. И понял, что он не один. Тонкий силуэт прорисовывался на фоне более светлого окна. Тонкий женский силуэт, повернутый к нему в профиль.
— Кто здесь? — позвал он.
Женщина медленно обернулась. Он, узнавая Лиит, вздохнул, чувствуя, как это нежданно. Негаданно. Невозможно. Она, пожала плечами, мягко, совершенно по-женски, шагнула к нему.
— Ты? — проговорил он, удивленно, — ты?
— Да, — ответила женщина.
Ее губы мягко коснулись его губ, дыхание, сладкое как мед, сплелось с его дыханием. Он смотрел на нее, чувствуя, что это не обман, не призрак, не мечта. Ее руки коснулись его лица, ее глаза вглядывались в его лицо, вглядывались жадно, впитывая каждую черточку. Он, наконец-то очнувшись, обнял ее плечи. Она была реальна, так реальна, он чувствовал ее дыхание, чувствовал биение ее сердца, тихие вздохи. Светлые пряди волос стекали ей на плечи, и он пьянел, осязая аромат ее волос....
— Ты пришла, — произнес он, не понимая, как это стало возможно.
— Я тебе нужна, — ответила женщина, — ты хотел, что б я вернулась, ты мечтал, ты проси судьбу, ты ничего не забывал. И я вернулась. В мире нет ничего невозможного.
— В мире Аюми.
— В этом мире. — поправила Лиит.
Юфнаресс пришел ранним утром. Ворвался, как стылый осенний вихрь. Пройдя в спальню, застыл на пороге. Сенатор, оторвав голову от подушки, посмотрел на него недовольно. Рядом, укрытая тонким шелком, спала Лиит, разметав лунное серебро своих волос. И лицо ее в сумрачном свете софрианского рассвета казалось светящимся, лунным.
— Что-то случилось? — спросил сенатор, тихо поднимаясь с кровати, увидев утверждающий кивок секретаря.
Сожалея, посмотрел на Лиит, на фигуру, скрытую за мерцанием шелка, на глубокие тени от темных ресниц. На легкую улыбку, которая жила в уголках губ, изгибы прекрасного, словно из света сотканного тела. Накинув халат, вышел из комнаты.
Секретарь ждал его, излучая напряжение, похожий на сжатую пружину.
— Что случилось? — спросил сенатор.
— Локита, — тихо, побелевшими губами ответил Антайи, — Локиту нашли сегодня в садах, мертвой.
Он не почувствовал ни испуга, ни облегчения. Только какая-то оторопь снизошла на мысли. Глядя в лицо секретаря, понял, что тот не лжет. Тот был несколько испуган, подавлен, но не ошеломлен. Словно этого ждал.
— Когда? — спросил вновь сенатор.
— С полчаса назад. Эта весть уже пошла по Софро. Ее не остановить. Вас ждут. Вас желают видеть. И надо что-то делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88