Первый фильм, который мои родители посмотрели вместе, был «Унесенные ветром», – вспоминала она. – А после того, как папа умер, мама в одиночку посмотрела его еще шестнадцать раз. Она бы смотрела его и чаще, но старалась сдерживать себя.
Сид была младшей из четырех сестер. Ее мать работала медсестрой в Техасском медицинском центре, «где большие шишки подлечивают сердце», а отец водил грузовики на нефтяных месторождениях.
– Хьюстон – нефтяной город. Когда цены на нефть высокие, жизнь прекрасна. А когда цены на нефть падают, приходится потуже затягивать пояса. Но хорошо это или плохо, Хьюстон был и остается нефтяным городом.
Если верить словам Сид, у ее родителей так и не кончился медовый месяц. Даже когда у них было четыре дочери-подростка, они продолжали держаться за руки, дарить друг другу цветы и оставлять записки в коробках с завтраками.
– Когда мне было двенадцать, это меня еще смущало, – улыбнулась Сид. – Теперь мне это нравится. Да-да, мне нравится, что они были так влюблены друг в друга. Я знаю, ты думаешь: может, на самом деле все было совсем не так, а мне просто приятно помнить их такими. Может, они действовали друг другу на нервы и постоянно грызлись. Но я это видела своими глазами: они действительно были без ума друг от друга.
– Как-то раз в воскресенье, когда она с друзьями сидела в закусочной «Дэйри Куин» в торговом центре «Галерея», пришла ее старшая сестра и сказала, что отец внезапно умер от сердечного приступа. Моя мама не состарилась за одну ночь, – продолжала Сид. – Все было совсем не так. Она просто с головой погрузилась в прошлое. Может быть, она решила, что лучшая часть жизни осталась позади. Она продолжала ходить на работу. Продолжала готовить еду. Но теперь она смотрела только старые фильмы. И, видимо, ее коллекция пленок оказала на меня определенное влияние. Потому что когда я встретила парня, из-за которого потом приехала в Англию, я подумала, что он и есть Ретт Батлер.
Я всегда чувствую себя неловко, когда речь заходит о бывших партнерах. О несбывшихся мечтах и надеждах, о так и не заживших ранах, об огорчениях и разочарованиях, когда твою любовь словно выкидывают на помойку. От этого встреча может лишиться своей прелести. И Сид это сразу же почувствовала. Она сменила тему и стала изображать из себя этакого жизнерадостного просветителя.
– Ты знаешь, что первое слово, которое было произнесено на Луне, – это «Хьюстон»? – спросила она. – Честное слово! Нейл Армстронг передал Центру управления полетом: «Хьюстон! Говорит база «Транквилити». "Орел" совершил посадку».
– До знакомства с тобой я, честно говоря, ничего не знал о Хьюстоне, – заметил я. – Он не из тех американских городов, которые у всех на слуху.
Там совсем не так, как здесь, – понимающе кивнула Сид. – Если здание покрыто двумя слоями краски, оно уже считается старинным. У нас есть придорожные кабаки, которые называются «ледяными домами», там все женщины выглядят как персонажи песен Хэнка Уильямса. А молодежь в субботу вечером собирается в дегустационном зале «Юкатан», где девушки пытаются изобразить из себя Памелу Андерсон, а парни все как один похожи на Митлоуфа.
– В Эссексе примерно такие же нравы, – заметил я. – Но где же тебя угораздило познакомиться со своим англичанином?
– Как раз там, в «Юкатане». В субботу вечером. Он спросил меня, не хочу ли я выпить. И я сказала «нет». Тогда он спросил, не хочу ли я потанцевать. И я сказала «да». Он работал в Хьюстоне курьером. Собственно, этим он занимается и сейчас. Развозит посылки на мотоцикле. Этакий восхитительный почтальон. Естественно, на меня это произвело впечатление.
– И в результате оказалось, что он не Ретт Бат– лер?
– Ну, знаешь! – хмыкнула она. – В результате оказалось, что даже Кларк Гейбл не Ретт Батлер.
– Но ты приехала за ним в Лондон?
– Да.
– Почему он не остался там? Его вышвырнули с работы?
– Нет, конечно, нет. Мы поженились. Он получил гринкарту. Ты знаешь, что гринкарта на самом деле не зеленая, как казалось бы, а розовая?
Я отрицательно помотал головой.
Нас это тоже удивило. Пришлось пройти через собеседование с иммиграционными чиновниками, которых нужно было убедить, что мы действительно друг друга любим. Мы показали им свадебный альбом, так что с этим проблем не было. Почему мы уехали? – Она задумалась. – Наверное, он понял, что должен больше брать от жизни. В Америке легко почувствовать себя неудачником. Наверное, это тоже сыграло свою роль.
– И что же пошло не так?
– Все. – Она посмотрела на меня. – Он подсел на бамбук. Ты знаешь, что это такое?
Я снова помотал головой.
– Что-то связанное с наркотиками?
– Нет. Ну, может быть, в каком-то смысле. Это означает, что он уже не мог обходиться без азиатских девушек. Они ему и раньше нравились. Кореянки, китаянки, японки, филиппинки… Он не отличался особой разборчивостью, что довольно оскорбительно для азиатских женщин, потому что они так же не похожи друг на друга, как, например, шведы и турки. Но ему действительно было все равно, лишь бы они были азиатками. В тот вечер, когда мы встретились, он пришел в «Юкатан» с маленькой вьетнамкой. У нас в Хьюстоне много вьетнамцев.
– Значит, он любитель восточных женщин?
– Теперь нельзя говорить «восточная». Это считается оскорбительным, как «негр» или «стюардесса». Так же как мы теперь говорим «афроамериканец» и «бортпроводница», надо говорить «азиатская» вместо «восточная».
– Для меня «азиатка» звучит так же, как «индианка».
– Извините, мистер, но вы теперь обязаны говорить именно так, как я вам сказала.
– Что же ему в них нравилось?
– Может быть, как раз то, что они не похожи на него. Что они совсем другие. Гетеросексуальность – это же значит, что тебя привлекают те, кто не похож на тебя, так ведь?
– Но если этот парень, который оказался не Реттом Батлером, перешел на «бамбук», почему ему понравилась ты?
– Может быть, в тот момент он переживал помрачение ума. Или решил немного передохнуть от своих пристрастий. Я не знаю.
Она откинула черные волосы со лба и уставилась на меня своими широко посаженными карими глазами. Теперь, когда она заговорила об этом, я понял, почему человек, подсевший на «бамбук», запал на нее.
– Мы прожили вместе два года. Один год там, дома, и еще один здесь. Потом он снова вернулся к своему излюбленному типу. А может, и раньше, просто я узнала только два года спустя. Эту студентку из Малайзии он встретил в парке. Он показал ей Лондон… и кое-что еще. Он не был плохим человеком. Да он и сейчас неплохой парень. Просто я сделала неправильный выбор. А ты?
– Я?
– Да, что случилось с твоим браком?
Я не знал, как объяснить, что произошло у нас с Джиной. Я понимал, что это как-то связано с тем, что я стал старше, и все воспринималось как должное, и было такое ощущение, что жизнь ускользает сквозь пальцы. Джеймс Стюарт мог бы объяснить это мне.
– Точно не знаю, что произошло, – сказал я. – Я ненадолго отпустил тормоза.
– А, понятно, – сказала Сид. – В смысле, перепихнулся на стороне?
– Не только. Хотя и это тоже. Но я просто – не знаю, как объяснить… Я дал огню погаснуть.
Она секунду посмотрела на меня, а потом кивнула:
– Пойдем, посмотрим на огоньки.
Было уже темно. На противоположной стороне реки виднелась ниточка огней, тянувшаяся вдоль всей набережной, как жемчужные бусы. Если прийти сюда утром, то увидишь серые офисные здания и пробки – город, спешащий оплатить квартплату и погасить счета. Но вечером здесь все было прекрасно.
– Похоже на Рождество, – заметила Сид и взяла меня за руку.
Это действительно было похоже на Рождество, и ощущение было такое же.
– Я хочу попытать счастья с тобой, – неожиданно призналась она мне.
21
– Когда до няньки, заядлой курильщицы, дошло, что мы не собираемся воровать у нее Пегги, она разрешила нам на пару часов забрать ее в гости к Пэту.
– Смотри, что у меня есть! – объявила девочка, протягивая мне маленького пластмассового человечка. С виду он был очень доволен собой, одет в белые атласные штаны, покрытый блестками серебряный жилет и пурпурный смокинг.
– Диско-Кен, – пояснила она, – друг Барби. Он идет на дискотеку.
Странно было смотреть, как они играют. Пэт хотел взорвать Звезду Смерти. Пегги собиралась повесить занавески в «Миллениум Фальконе».
Возбужденный чуть не до истерики из-за того, что в его комнате гостит девочка (правда, Диско– Кен явно не произвел на него должного впечатления), Пэт то и дело рикошетом отлетал от мебели, размахивая над головой световым мечом и крича:
– Я никогда не перейду на сторону темных сил!
Пегги посмотрела на него своими серьезными темными глазами, а затем стала передвигать маленькие фигурки из «Звездных войн» вокруг звездолета (с одного бока густо обмотанного скотчем" после очередного столкновения с батареей), – с таким спокойствием, как будто они пили чай со сладкими лепешками в отеле «Ритц».
Природа или воспитание? Пэта никогда не поощряли играть в жестокие игры – от его бесконечных кровавых войн я порой готов был на стенку лезть.
Ему вот-вот должно было исполниться пять, и по натуре он был мягким, любящим мальчиком, слишком нежным для грубости и беспорядка, царившего на детской площадке. Мальчишки уже не раз задирались из-за того, что у школьных ворот его не ждала мать, и мы с ним пока еще не знали, как решить эту проблему.
Пегги была совсем другой. В свои пять с половиной лет она была спокойной, уверенной в себе девочкой, которую, казалось, ничто не тревожило и не пугало. Я никогда не видел страха в ее серьезных карих глазах.
Пэт не был рожден для охоты и шумных сборищ, а Пегги не создана для варки джемов и вязания теплых свитеров. Однако стоило дать им коробку с игрушками из «Звездных войн», каждый из них вдруг пришел в полное соответствие со своим полом. Пегги не интересовали игры в войну, а Пэта привлекало это и только это.
Правда, данное несоответствие совершенно не мешало им радоваться обществу друг друга. Пэт вцеплялся в спинку софы и улыбался, с восхищением глядя, как Пегги водит крошечные фигурки Принцессы Леи, Хана Соло и Люка Скайуокера вокруг серого пластмассового космического корабля, покорившего гиперпространство.
– Где твоя мама? – спросила у него Пегги.
– За границей, – ответил Пэт. – А твоя?
– На работе. Бианка забирает меня из школы. В квартире ей курить не разрешают, от этого она все время злится.
Похоже, что в жизни Пегги никакого отца и в помине не было, но в наше время это явление обычное, можно даже о нем и не упоминать. Наверняка это был какой-нибудь подонок, смывшийся, как только его попросили купить подгузники;
Раздался звонок в дверь. Видимо, пришел один из тех молодых людей, которые потеряли работу, но еще не потеряли надежду. Они мне, в принципе, духовно близки, и я всегда стараюсь поддержать их, покупая у них какую-нибудь ерунду, вроде пакетов для мусора или ремня из искусственной замши. Но у этого парня не было с собой обычного рюкзака с товарами.
– Прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Эймон. Эймон Фиш.
Поначалу это имя ничего мне не подсказало. Живя в большом городе, привыкаешь, что в твою дверь звонят совершенно незнакомые люди, и когда появляется человек, имеющий к тебе хоть малейшее отношение, ты испытываешь потрясение.
Ну конечно же! Это был Эймон Фиш, молодой комик, который через год, вероятно, уже будет сниматься в рекламе пива и спать с девушками из прогноза погоды. Или через месяц. Или через неделю. Тот самый Эймон Фиш, на чье шоу меня приглашали продюсером, а я отказался, поскольку дома меня ожидало совсем другое кулинарное шоу, и я обязан был готовить для Пэта рыбные палочки.
Я не знал, что с ним делать. Я даже не догадывался, зачем он сюда пришел. Я думал, это какой-нибудь бывалый парень, который продает изделия из замши. А тут оказался бывалый парень, который напьется в стельку на следующей церемонии вручения призов Британской академии кино– и телеискусства.
– Чем могу быть полезен?
– Что-что? – переспросил он, нахмурясь и придвинувшись поближе.
– Что вы хотите?
– Можно с вами поговорить? Для меня это очень важно.
Я впустил его. Мы вошли в гостиную, где сидели Пегги и Пэт в окружении игрушек. У Пэта в руке по-прежнему красовался световой меч.
– Ого! – восхищенно произнес Эймон. – Настоящий световой меч! Традиционное оружие рыцарей-джедаев! Можно посмотреть?
С нерешительной улыбкой Пэт поднялся и протянул молодому незнакомцу свой меч.
– Славный ты парень, – с чувством сказал Эймон. Он взмахнул световым мечом взад-вперед со свистом, от которого Пэт улыбнулся еще шире.
– Сто лет не держал его в руках! – авторитетно заявил Эймон. – но это не забывается, правда? – он улыбнулся Пэту. – Я родом из маленького городка под названием Килкарни. И когда я рос, то чувствовал себя примерно так же, как Люк Скайуокер на Татуине. Ты слышал о Татуине?
– Это родная планета Люка, – ответил Пэт. – Там два солнца.
Что-что? – переспросил Эймон. – Ты говоришь, родная планета Люка? Да, правильно. И он чувствовал себя отрезанным от остальной галактики. Люк сознавал, что находится далеко-далеко от настоящей жизни, застрял под двумя солнцами старого Татуина. И когда я рос в своем сонном Килкарни, я тоже мечтал, что убегу и меня будет ждать масса приключений в далеких краях, которые я с трудом мог себе представить. – Он протянул Пэту световой меч. – Так оно и случилось.
– А что произошло потом? – поинтересовалась Пегги.
– Что-что ты сказала?
Он определенно глухой!
– Я спросила: что случилось после того, как вы покинули свою родную планету? Ну, что происходило с вами перед тем, как вы оказались здесь? – громко прокричала Пегги.
– Как раз об этом я собираюсь поговорить с твоим папой, – ответил Эймон.
– Он не мой папа, – возразила Пегги. – У моего папы мотоцикл.
– Вот мой сын, – объяснил я, показывая на Пэта, который еще глазел на Эймона в восторге от его техники владения световым мечом.
– Похож, – сказал Эймон и улыбнулся, как мне показалось, от чистого сердца. – Особенно нижняя часть лица похожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38