Возможно, там была еще и баночка с паштетом. Но их пакет ни за что бы не разорвался. Два уверенных в себе профессионала вышли подкупить кое-каких продуктов, перед тем как вернуться к своей гламурной карьере. Они не были похожи на людей, которым приходится волноваться из-за кошачьих консервов.
Дай-ка, я тебе помогу, – предложила Сибхан и тут же нагнулась, чтобы поймать банку кошачьей кормежки со вкусом говяжьего сердца, катившуюся к сточной канаве.
У Марти хватило такта выглядеть слегка пристыженным, но Сибхан, кажется, – была рада меня видеть, хотя и удивилась, что я ползаю по тротуару, подхватывая дешевую кошачью кормежку, рулоны туалетной бумаги и готовые блюда для приготовления в микроволновке, вместо того чтобы отхватить приз Британской академии кино– и телеискусства.
– И чем же…ты теперь занимаешься? – поинтересовалась она.
– Ну… ты же понимаешь… – неопределенно пробурчал я.
Каждый день часами меряю шагами комнату, после того, как отведу Пэта в детский сад. «Как тигр в запертой клетке», – так обо мне высказалась моя мама. При этом я до тошноты волнуюсь, как он там справляется, до тошноты боюсь, что он опять будет плакать. Жду, что позвонит Джина, ровно в четыре часа дня – у нее там это как раз полночь, хотя всегда сразу же передаю трубку Пэту, потому что знаю: она звонит только из-за него.
Что еще? Разговариваю сам с собой. Слишком много пью, слишком мало ем, пытаюсь понять, какого хрена вся моя жизнь вдруг так резко покатилась под гору. Вот чем я теперь регулярно занимаюсь.
– Все еще обдумываю различные варианты, – соврал я. – А как проходит шоу?
– Лучше, чем когда-либо, – ответил Марти с некоторым вызовом в голосе.
– Хорошо, – кивнула Сибхан. Она произнесла это слово довольным, хотя и относительно нейтральным toном, как будто думала, что судьба старого шоу едва ли может заинтересовать такого великого человека, как я. – Рейтинг слегка поднялся.
Меня чуть не стошнило.
– Это же здорово, – улыбнулся я.
– Пожалуй, нам пора, – сказал Марти, и не только из-за меня. Несколько покупателей начали ухмыляться и показывать на него пальцами: неужели это действительно он?
– Да, мне тоже, – понимающе кивнул я. – Надо бежать, у меня еще масса дел.
Сибхан обхватила меня и быстро поцеловала в щеку. И я подумал, что надо было побриться сегодня. Или вчера. Или позавчера.
– Как-нибудь увидимся, Гарри – пообещал Марти.
Он протянул мне руку. Никаких обид. Я собрался было пожать ее, но выяснилось, что он держит в руке банку с кошачьей едой. Я забрал ее.
– Увидимся, Марти.
Поганые ублюдки!
Почти все вы, по большому счету, поганые ублюдки.
* * *
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я мыл Пэта. Я оставил его в ванне – он преспокойно мог сидеть в ней часами, он любил воду, как самая настоящая маленькая рыбка. Итак, я побежал в гостиную и схватил трубку мокрыми руками, будучи в полной уверенности, что звонит мама. Но перед тем как нас соединили, послышался короткий характерный гудок международной связи, и неожиданно у меня я услышал голос Джины.
– Это я, – объявила она.
Я посмотрел на часы – всего-то без двадцати четыре. Что-то она сегодня рано.
– Он в ванной.
– Пускай. Я перезвоню в обычное время. Я просто подумала: вдруг он подойдет. Как он там?
– Нормально, – ответил я. – Нормально, нормально, нормально. Ты все еще там?
– Да, я все еще здесь.
– Как у тебя дела?
Я услышал, как она набрала воздуха в легкие. Джина набрала воздуха в легкие на другой стороне земного шара.
– Все гораздо сложнее, чем я представляла, – начала она. – Экономика в полном дерьме. Можно сказать, в полнейшем. Наша компания увольняет даже местных, а мой японский в худшем состоянии, чем я думала. В общем, шансы, что завтра у меня будет работа, не особо велики. Ну а так все в порядке. Я со всем справляюсь. Люди вокруг доброжелательные. Дело, скорее, не в работе, а как раз во всем остальном. Особенно трудно жить в квартире размером с нашу кухню. – Она снова вдохнула. – Мне нелегко, Гарри. Не думай, что это звездный час моей жизни.
– Ну и когда ты возвращаешься?
– Кто сказал, что я возвращаюсь?
– Да перестань, Джина! Забудь всю эту чепуху про то, что надо найти себя. Ты же просто хочешь наказать меня.
– Иногда я сомневаюсь, правильно ли поступила, приехав сюда. Но стоит услышать от тебя пару слов, и я сразу понимаю, что не ошиблась. Нет, я все сделала правильно.
– Так что, ты остаешься там, да? В квартире размером с нашу кухню?
– Я вернусь. Но только для того, чтобы забрать Пэта. Чтобы привезти его сюда. Я действительно хочу сделать себе карьеру, Гарри. И надеюсь, что ты сможешь это понять.
– Ты шутишь, Джина. Отвезти Пэта туда? Я не могу заставить его есть даже фасоль на тостах. Я так и вижу, как он давится килькой с рисом. А где он будет жить? В той же квартире, которая напоминает нашу кухню, да?
– Господи, и зачем я только сказала, какого размера эта чертова квартира! Я просто не могу с тобой больше говорить.
– Пэт остается со мной, о'кей?
– На время, – ответила она. – Как мы договаривались.
– Я не отдам его до тех пор, пока не пойму, что для него так будет лучше. Не для тебя. Для него. Вот на это я согласен. О'кей?
Тишина. А потом чужой голос:
– Это решат адвокаты, Гарри.
– Скажи своему адвокату, что Пэт остается со мной. Это ты ушла из семьи. Скажи ему об этом.
А ты скажи своему адвокату, что это ты трахался с кем не попадя на стороне.
– Я не могу, у меня нет адвоката.
– Значит, придется завести. Если тебе в голову приходит мысль украсть моего сына, ты должен найти себе очень хорошего адвоката. Но ты же не собираешься этого делать! Мы оба знаем, что ты не сможешь самостоятельно вырастить Пэта. Ты за собой-то не умеешь как следует ухаживать. Ты просто хочешь сделать мне больно. Послушай, давай поговорим об этом как взрослые люди. Или ты просто хочешь поспорить со мной, чтобы снова поругаться?
– Я хочу поспорить.
Она вздохнула:
– Пэт дома?
– Нет, он отправился куда-то поужинать со своими новыми веселыми дружками. Конечно, он дома. Ему четыре года. Где ты хочешь, чтобы он был? На свидании с Наоми Кэмпбелл? Я же сказал тебе, что он в ванной. Разве я тебе этого не говорил?
– Говорил. Можно с ним побеседовать?
– Разумеется.
– И еще. Гарри…
– Что?
– С днем рождения.
– Это завтра, – со злобой сказал я. – Мой день рождения завтра.
– Там, где я, уже почти что завтра.
– Я не в Японии, Джина. Я здесь.
– В любом случае – с днем рождения. С наступающим.
– Спасибо.
Я вынул Пэта из ванной, хорошенько вытер его и завернул в полотенце. Потом опустился перед ним на корточки.
– Мамочка хочет поговорить с тобой. Она звонит по телефону.
Каждый день повторялось одно и то же. В его голубых глазах вспыхивало удивление, а затем что– то, что могло быть или радостью, или облегчением. Когда я передал ему трубку, он уже успел прийти в себя.
– Алло? – почти шепотом произнес он.
Я ждал горьких слез, злых обвинений, всплеска эмоций. Но Пэт, как всегда, оказался сдержанным и спокойным. Он негромко бормотал односложные ответы на вопросы Джины, а потом отдал мне трубку.
– Я уже поговорил с мамочкой, – тихо сказал он.
Он ушел в гостиную, по-прежнему завернутый в полотенце, как в огромную теплую шаль, оставляя на полу цепочку следов от мокрых босых ножек.
– Я снова позвоню ему завтра, – сказала мне Джина более расстроенным голосом, чем я ожидал, и я почему-то почувствовал себя лучше, чем за все последние дни. – Ты не против, Гарри?
– Звони в любое время, – ответил я и хотел спросить ее, как это мы докатились до того, что стали пугать друг друга адвокатами, как это два близких человека дошли до такой банальности, что собираются таскаться по судам.
Неужели действительно во всем виноват только я один? Или это всего лишь случайный эпизод, повлекший за собой такие тяжкие последствия? Ну, так же, как, например, если бы на меня наехала машина или я заболел раком? Если мы так сильно друг друга любили, почему это продолжалось так недолго? Неужели два человека не могут жить вместе всегда в нашем паршивом современном мире? И как все это безобразие скажется на нашем сыне?
Я действительно хотел это знать. Но я не мог расспрашивать Джину об этом. Тем более, что сейчас мы с ней находились на разных концах света.
13
Когда мы были на полпути к дому моих родителей, неожиданно зазвонил мой мобильный телефон. Мама обычно всегда считалась спокойной, невозмутимой женщиной, устойчивой точкой опоры в нашей семье. Но сегодня с ней что-то произошло.
– Гарри!
– Что случилось?
– Твой папа…
«Господи! – в ужасе подумал я, – он умер. Именно на мое тридцатилетие. Даже сегодня ему нужно быть в центре внимания».
– Что случилось?
– Нас ограбили.
Боже! Даже в такой глуши! Теперь, получается, уже нигде нельзя чувствовать себя в безопасности.
– У него все в порядке? Ты не пострадала?
– Пожалуйста, Гарри… приезжай скорее… полиция уже в пути… пожалуйста… я даже не могу с ним как следует поговорить…
– Держись, ладно? Держись, мама! Я уже близко.
Я выключил телефон, вырулил на скоростную полосу дороги и с силой надавил на педаль газа. «Эм-Джи-Эф» рванулась вперед, как будто именно этого момента она и ждала всю жизнь.
На пассажирском сиденье рядом со мной громко засмеялся Пэт.
– Классно, – высказался он.
Интересно, где он это слышал?
Мама открыла дверь. Она стояла в своем лучшем платье, вся принаряженная ко дню рождения своего единственного сына. Но красота вечернего наряда терялась из-за ее неестественной бледности и потрясенного выражения лица.
– Ужасно, Гарри! Нас ограбили. В гостиной. Сам посмотри.
Она отвела Пэта в кухню, мягко отклоняя его вопросы о дедушке, а я прошел в гостиную, мысленно готовясь к тому, что увижу отца полумертвым в темной луже крови. Но старик спокойно стоял у камина, и его загорелое лицо прямо-таки лучилось от удовольствия. Я в жизни не видел его более счастливым.
– Привет, Гарри. С днем рождения, сынок. Ты уже видел наших гостей?
У его ног, уткнувшись носами в ковер, лежали два юнца, руки у них были связаны за спиной.
Сперва мне показалось, что я узнал их. От них шло то же самое неясное ощущение опасности, что и от того парнишки в квартире Гленна, хотя сейчас они выглядели совсем не угрожающе. Я просто узнал этот тип: дорогие кроссовки, модные джинсы, волосы так густо намазаны гелем, что кажутся липкими, как ириска. Папа скрутил их парой шелковых галстуков, которые я подарил ему на прошлое Рождество.
– Я увидел их еще раньше, на улице. Они потешались и куражились. Но позже выяснилось, что это не просто выпендрёж.
Иногда мне казалось, что мой отец назначен куратором использования английского языка. Он презирал условности, любил жаргонные слова и частенько употреблял выражения времен своей молодости, которые все остальные давным-давно выбросили вон вместе с продовольственными книжками.
Он постоянно употреблял слова типа «потеха» (его излюбленное обозначение озорства, дурачества и вообще праздного времяпрепровождения) и тому подобные, вышедшие из употребления одновременно с понятием Британской империи.
– Они забрались сюда через окно. Герои! Думали, дома никого нет. Твоя мать ушла за покупками тебе на день рождения. Кстати, ей удалось раздобыть отличное мясо для жаркого, – а я был наверху, чистил перышки.
«Чистить перышки»… Вот вам еще один перл из его архивов.
– Когда я вошел, они пытались вытащить видео из розетки. У этого вот хватило наглости наброситься на меня. – Отец осторожно ткнул тапочкой одного из юнцов, более тощего и мерзкого. – Правду я говорю, старина?
– Мой брат, твою мать, тебя замочит, твою мать, – пробурчал мальчишка, и его голос прозвучал в этой комнате, где я вырос, так же резко и неуместно, как если бы кто-нибудь громко выпустил газы в церкви. На прыщавой скуле грабителя уже нарисовался желтовато-багровый кровоподтек. – Он тебя замочит, старая развалина. Он у меня крутой.
Отец тихонько засмеялся, будто все случившееся его действительно забавляло.
– Пришлось врезать ему разок. – Он коротко и смачно махнул в воздухе левой рукой, демонстрируя отчаянный хук. – Поверь, ему неплохо досталось. Отключился, как электричество при коротком замыкании. Второй попытался улизнуть, но я вовремя ухватил его за шиворот.
Мускулы на татуированных руках моего отца заходили ходуном под рубашкой с коротким рукавом, когда он наглядно показал, как нужно брать грабителя-тинэйджера. На одной руке у него было выколото сердце с маминым именем, на другой – крылатый кинжал морского пехотинца. Обе татуировки были чуть размыты от времени.
– Я его сразу же повалил на пол. Хорошо, что, когда они явились, я как раз выбирал, какой галстук надеть. Видишь, как пригодились мне эти галстуки. Ну, те самые, которые ты подарил.
– Господи, папа, ведь у них могли быть и ножи! – взорвался я. – Все газеты полны заметками о горе-героях, пострадавших как раз при попытке задержать грабителя! Ну почему бы просто не позвонить в полицию?!
Отец добродушно рассмеялся. Обычного спора не получалось. Он был слишком доволен собой.
– Времени не оставалось, Гарри. Я спустился, а они тут как тут. Во всей своей красе, причем у меня в доме. Это ведь не очень хорошо с их стороны, правда?
Я разозлился на него за то, что он схватился с этими идиотами, хотя и понимал, что сил для того, чтобы справиться с ними, у него более чем достаточно. Кроме того, я испытал громадное облегчение – примерно так себя чувствуешь, когда наконец отыскиваешь запропастившегося куда-то ребенка. Но было здесь и еще одно ощущение, очень напоминавшее зависть.
Что бы сделал я, если бы увидел этих двух сопляков или любых других таких же из миллиона им подобных у себя дома? Хватило бы у меня духу или даже дури накинуться на них? Или я бы тут же смотался куда подальше?
Как бы я ни поступил, я понимал, что в моих действиях не было бы мужественной уверенности моего отца. Я не смог бы защитить свой дом и семью так, как он защищал свой дом и свою семью. Я не был похож на него. Но я всем сердцем хотел походить на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38