– О, так, значит, вы едете к королю дону Педро? – живо спросила молодая женщина.
– Еду сейчас же, сеньора, и, прощаясь с вами, желаю вашей милости всяческого благополучия.
Молодая женщина, как показалось, внезапно решилась и откинула капюшон. Грубое обрамление капюшона еще больше, если это было бы возможно, подчеркивало тонкую красоту ее лица; глаза ее смотрели ласково, а губы улыбались.
Аженор остановил коня, который двинулся с места.
– Ладно, сеньор, – сказала она, – сразу видно, что вы учтивый и скромный рыцарь, ибо вы угадали, кто я такая, и все-таки не стали меня преследовать, как на вашем месте поступил бы другой.
– Я не разгадал, кто вы, мадам, я угадал, что вы не цыганка.
– Хорошо, господин рыцарь, – продолжала прекрасная путешественница, – поскольку вы вели себя столь учтиво, я расскажу вам всю правду.
Услышав эти слова, слуги с удивлением переглянулись, но мнимая цыганка, не переставая улыбаться, начала свой рассказ:
– Я жена офицера короля дона Педро. Будучи почти год в разлуке с мужем, который отправился с ним во Францию, я пытаюсь нагнать его в Сории. Но, как вам известно, эти места заняты солдатами враждующих сторон, и я стала бы ценной добычей для людей претендента на престол. Вот почему, чтобы не попасться им в руки, я переоделась цыганкой и буду носить этот наряд, пока не встречу своего мужа. А когда мы будем вместе, он сумеет постоять за меня.
– Слава Богу! – воскликнул Аженор, на сей раз уверовав в правдивость молодой женщины. – Ну что ж, сеньора, я предложил бы вам свои услуги, если бы моя миссия не требовала от меня ехать как можно быстрее.
– Послушайте, сударь, – предложила прекрасная незнакомка, – теперь, когда мы знаем друг друга, я не задержу вас, если вы позволите мне встать под вашу защиту и путешествовать под вашей охраной.
– Ха-ха, – рассмеялся Аженор, – значит, вы передумали, мадам?
– Да, сеньор. Я рассудила, что мне могут попасться в пути люди столь же проницательные, но менее учтивые.
– Тогда, мадам, как мы поступим? Вам придется принять мое первое предложение.
– О, не судите по внешнему виду о моем осле. Сколь бы смирным он ни казался, мой осел не менее породистый, чем ваша лошадь. Он из конюшен короля дона Педро и мог бы потягаться с самым быстрым скакуном.
– Но как быть с вашими людьми, мадам?
– Разве ваш оруженосец не может посадить к себе на лошадь мою мамку? А мои слуги пойдут пешком.
– Было бы лучше, мадам, если вы отдали бы осла слугам, которые могли бы по очереди ехать на нем, ваша мамка села бы к моему оруженосцу, а вы, как я уже предлагал, ко мне. Таким образом, у нас получится вполне приличный отряд.
– Отлично! Пусть будет по-вашему, – согласилась дама. И легко, словно птичка, прекрасная путешественница тут же вспорхнула на круп коня Аженора.
Слуги подсадили мамку на лошадь к Мюзарону, которому теперь стало не до смеха.
Один слуга уселся на осла, другой схватил его за подхвостник, Подхвостник (устар.) – ремень для удержания седла на месте.

и вся группа резвой рысью тронулась в путь.

XVII. Как Аженор и незнакомка ехали вместе и о чем они беседовали в дороге

Двум молодым, красивым, остроумным существам, которые, прижавшись друг к другу, едут верхом на лошади по тряской, неровной дороге, просто нельзя не разговориться по душам.
Прекрасная незнакомка первой, по праву женщины, начала задавать вопросы.
– Значит, господин рыцарь, я верно угадала, что вы француз? – г спросила она.
– Верно, мадам.
– И что едете вы в Сорию?
– А вот этого вы не угадали, я сам вам сказал.
– Ладно… Вероятно, вы хотите предложить свои услуги королю дону Педро?
Прежде чем откровенно ответить на этот вопрос, Аженор подумал, что он сопровождает эту женщину только до Сории, с королем он встретится раньше нее, и, следовательно, ему нечего бояться проболтаться; ведь ему есть что сказать, не говоря всей правды.
– Мадам, – ответил он, – на этот раз вы ошиблись. Я не еду предлагать свои услуги королю дону Педро, так как служу королю Энрике де Трастамаре, точнее, коннетаблю Бертрану Дюгеклену, а везу побежденному королю предложения мира.
– Почему это побежденному? – надменным тоном спросила молодая женщина, тут же выразив на лице изумление.
– Конечно, побежденному, если на его соперника возложили корону, – ответил Аженор.
– Ах да! – небрежно заметила молодая женщина. – Значит, вы везете побежденному королю предложения мира?
– И он будет вынужден их принять, ибо дело его проиграно, – пояснил Аженор.
– Вы полагаете?
– Уверен.
– Почему?
– Потому что, имея дурное окружение, а главное – плохих советников, он уже бессилен продолжать борьбу.
– Разве у него дурное окружение?
– Разумеется… Все вокруг: его подданные, друзья, любовница – либо грабят его, либо толкают на зло.
– При чем тут подданные?
– Они бросили его.
– А друзья?
– Они его обирают.
– А что же любовница? – нерешительно осведомилась молодая женщина.
– Любовница толкает короля на зло, – ответил Аженор. Молодая женщина нахмурилась, и по ее лбу словно пробежала легкая тень.
– Вы, вероятно, говорите о мавританке? – спросила она.
– Какой мавританке?
– Новой пассии короля.
– Как вы сказали? – вскричал Аженор, сверкнув глазами.
– Разве вы не слышали, что король дон Педро без ума влюблен в дочь мавра Мотриля? – удивилась молодая женщина.
– В Аиссу! – воскликнул молодой человек.
– Вы знакомы с ней?
– Конечно.
– Почему же тогда вам не известно, что этот гнусный басурман хочет уложить ее в постель к королю?
– Замолчите, пожалуйста! – вскричал рыцарь, повернув к спутнице свое мертвенно-бледное лицо. – Умоляю, не говорите так об Аиссе, если вы не желаете, чтобы наша дружба умерла, еще не родившись.
– Но почему вы требуете, сеньор, чтобы я говорила иначе, если это правда? Мавританка стала или станет признанной любовницей короля, ведь он появляется вместе с ней повсюду, не отходит от штор ее носилок, устраивает для нее серенады и праздники, приходит к ней вместе со свитой.
– Вам точно это известно? – спросил Аженор, весь дрожа, потому что он вспомнил о том, о чем алькальд рассказывал Мюзарону. – Значит, это правда, что дон Педро путешествовал вместе с Аиссой?
– Мне известно многое, господин рыцарь, – ответила прекрасная путешественница, – ибо мы, люди из королевского дома, быстро узнаем новости.
– О, мадам, мадам, вы пронзаете мне сердце! – с грустью произнес Аженор, чья молодость вступила в пору расцвета, который слагается из двух тончайших материй души: доверчивости к чужим словам и наивности в словах собственных.
– Я пронзаю вам сердце?! – с изумлением воскликнула незнакомка. – Вы, наверное, хорошо знаете эту женщину?
– Увы, мадам, я влюблен в нее без памяти! – прошептал рыцарь, охваченный отчаянием.
Молодая женщина сочувственно улыбнулась:
– Но, значит, она вас больше не любит?
– Она признавалась, что любит. О, наверное, коварный Мотриль силой или колдовством принудил ее к измене.
– Это великий злодей, – холодно заметила молодая женщина, – который уже принес королю много зла. Но, по-вашему, какую цель он преследует?
– Совсем простую – хочет устранить донью Марию Падилью.
– Значит, вы тоже так думаете?
– Конечно, мадам.
– Но толкуют, будто донья Мария безумно влюблена в короля, – продолжала незнакомка. – Как вы полагаете, страдает ли она от того, что дон Педро столь недостойным образом бросает ее?
– Она женщина, а значит, существо слабое, она погибнет, как погибла Бланка. Правда, смерть одной была убийством, а смерть другой станет искуплением.
– Искуплением!.. По-вашему, выходит, что Мария Падилья должна искупить какую-то вину?
– Это не я говорю, мадам, так люди говорят.
– Следовательно, вы считаете, что Марию Падилью не будут оплакивать, как оплакивают Бланку Кастильскую?
– Конечно, не будут, хотя, когда их обеих не будет на свете, любовницу, вероятно, признают столь же несчастной, как и супругу дона Педро.
– А вам будет ее жалко?
– Да, но я должен жалеть ее меньше, чем кого-либо.
– Почему же? – спросила молодая женщина, в упор глядя на Аженора своими расширенными черными глазами.
– Потому что говорят, будто она посоветовала королю убить дона Фадрике, а дон Фадрике был моим другом.
– Вы случайно не тот франкский рыцарь, – спросила молодая женщина, – которому дон Фадрике назначал встречу?
– Да, и это мне пес принес голову своего хозяина.
– Шевалье! Шевалье! – вскричала молодая женщина, хватая Аженора за руку. – Выслушайте меня: клянусь душой своей, клянусь надеждой Марии Падильи попасть в рай, что не она подала этот совет, а Мотриль!
– Но ведь она знала об убийстве и не помешала ему. Незнакомка ничего не ответила.
– Довольно того, что ее накажет Бог или, вернее, сам дон Педро. Кто знает, не потому ли он сейчас меньше ее любит, что между ним и этой женщиной пролегла кровь его брата.
– Может быть, вы правы, – громко ответила незнакомка, – но потерпите, не спешите!
– Кажется, вы ненавидите Мотриля, мадам?
– Смертельно.
– Чем же он вам так досадил?
– Тем же, чем всем испанцам: он разлучил короля со своим народом.
– Из-за политических интриг женщины редко испытывают к мужчине такую ненависть, которую, мне кажется, вы питаете к Мотрилю.
– Потому что мне тоже есть на что пожаловаться: целый месяц он мешает мне найти моего мужа.
– Каким образом?
– Он окружил короля дона Педро такой слежкой, что до того не может дойти ни одно письмо, ни один гонец не может пробраться ни к королю, ни к его людям. Я сама посылала к моему мужу двух тайных курьеров, которые не вернулись назад. Мне и сейчас неизвестно, сумею ли я попасть в Сорию и попадете ли туда вы…
– Не беспокойтесь, я попаду, ибо еду в качестве посла. Молодая женщина иронически покачала головой.
– Вы попадете в город, если того пожелает Мотриль, – сказала она приглушенным голосом, в котором чувствовалось сильное душевное волнение.
Аженор протянул руку и показал перстень, который дал ему Энрике де Трастамаре.
– Вот мой талисман, – пояснил он.
Изумруд этого перстня крепился двумя скрещенными буквами «Э».
– Ну тогда, – заметила молодая женщина, – вам, может быть, и удастся миновать охрану.
– Если я преодолею охрану, то и вы преодолеете ее вместе со мной, потому что вы в моей свите и к вам должны отнестись с уважением.
– Вы обещаете мне, что если вы проникните в город, то и я проникну вместе с вами?
– Клянусь словом рыцаря!
– Хорошо! В обмен на вашу клятву, заклинаю вас сказать мне, что вам сейчас доставило бы самое большое удовольствие?
– Увы! Вы не можете даровать мне самого желанного.
– Все равно скажите!
– Я хотел бы встретиться с Аиссой и поговорить с ней.
– Если я проникну в город, вы встретитесь с ней и поговорите.
– Благодарю вас! Поверьте, я буду навеки вам признателен!
– А я уверяю вас, что мне вы окажете еще большую услугу!
– Однако это вы дарите мне жизнь.
– А вы дарите мне нечто большее, чем жизнь, – загадочно улыбнувшись, возразила молодая женщина.
Обменявшись этими клятвами и заключив союз, они тем временем въехали в деревню, где должны были расположиться на ночлег; прекрасная незнакомка проворно соскочила с коня Аженора, поскольку жители сочли бы странной эту компанию христиан и цыган, и было решено утром встретиться на дороге, примерно в льё от деревни.

XVIII. Паж

Утром, поднявшись чуть свет, рыцарь уже нашел цыган в условленном накануне месте возле источника, где они завтракали. Как и вчера, все цыгане расположились на прежних местах, и маленький отряд в том же порядке отправился в дорогу.
День прошел за разговорами, самое живое участие в котором приняли Мюзарон и мамка. Но, невзирая на увлекательность и пестроту содержания тех бесед, что вели между собой оба этих столь важных персонажа, мы воздержимся от их пересказа. Мюзарон, хотя и пустил в ход всю свою дипломатичность, сумел выведать у старухи лишь то, о чем вчера уже рассказала молодая женщина.
Наконец они увидели Сорию.
Этот жалкий провинциальный городок, как водилось в те времена, был обнесен крепостными стенами.
– Вот мы и приехали, мадам, – сказал Аженор. – Если вы полагаете, что мавр за всем следит, как вы мне говорили, то не думайте, что он ограничивается проверкой городских ворот и бойниц; у него и за городом должны быть разведчики. Поэтому с этой минуты я прошу вас держать себя осмотрительнее.
– Я уже подумала об этом, – ответила молодая женщина, озираясь по сторонам так, словно хотела получше разглядеть окружающую местность, – и если вы соблаговолите проехать чуть вперед, правда не отъезжая слишком далеко, то уже через четверть часа я буду готова ко всему.
Аженор согласился с ней. Молодая женщина спешилась и увела свою мамку в густые кусты, тогда как мужчины остались наблюдать за дорогой.
– Ну что вы, господин оруженосец, не ломайте себе шею и подражайте в скромности вашему хозяину, – посоветовала мамка Мюзарону, который напоминал тех дантовских грешников, Имеется в виду эпизод из двадцатой песни «Ада», первой части поэмы «Божественная комедия» итальянского поэта, создателя итальянского литературного языка Данте Алигьери (1265–1321); эпизод посвящен наказанию обманщиков, выдававших себя за прорицателей.

чьи головы повернуты назад, хотя идут они вперед.
Но, несмотря на этот совет, глядеть в другую сторону было выше сил Мюзарона, захваченного приступом неодолимого любопытства.
Он же видел, что обе женщины скрылись в роще каштанов и каменных дубов.
– Я, сударь, – обратился он к Аженору, когда окончательно убедился, что его взгляд бессилен пронзить завесу зелени, скрывшую женщин, – в самом деле очень опасаюсь, что наши спутницы окажутся простыми цыганками, а не знатными дамами, как мы с вами сперва предполагали.
К несчастью для Мюзарона, его господин теперь думал иначе.
– Вы болтун, обнаглевший от моей снисходительности, – резко оборвал его Аженор. – Молчите!
Мюзарон умолк.
Через несколько минут езды таким тихим шагом, что они едва проехали метров триста, до них донеслись громкие и долгие крики:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82