Недалеко от мужчины стоял, прислонившись к дереву, молодой, беззаботный паж, державший на рукавице в колпачке сокола и подразнивающий хищную птицу, которую по золотым бубенчикам можно было признать за его любимицу.
Издали, из всех укромных уголков сада, слышалось веселое щебетанье птиц, вступивших во владение цветами и рощами нового королевского жилища. Этот мужчина с задумчивым лицом был не кто иной, как регент Карл V, который управлял французским королевством (король Иоанн, его отец, раб своего слова, находился в плену в Англии) и строил этот новый, прекрасный дворец, чтобы заменить Луврский замок, То есть крепость Лувр, построенная в XII в. для защиты западных окраин Парижа. Ко времени, описываемому в романе, вошла в черту города и потеряла военное значение, поэтому Карл V приспособил крепость в качестве официальной резиденции. С начала XVI в. началась перестройка Лувра, который постепенно превратился в громадный дворцовый комплекс и в XVI–XVII вв. был главной резиденцией французских королей.

и дворец в Сите Имеется в виду королевский дворец, построенный в середине XIII в. на острове Сите на Сене – историческом центре Парижа. После мощного городского восстания 1358 г. Карл V перенес свою резиденцию из One в крепость Лувр и дворец Сен-Поль.

где трудолюбивый монарх – единственный из наших королей, кого потомки нарекут Мудрым, – не обретал достаточно уединения и покоя.
В аллеях сновали взад-вперед многочисленные слуги, а нетерпеливый клекот сокола, отдаленное щебетанье птиц и голоса слуг иногда, словно раскат грома, перекрывало рычание огромных, выписанных королем Иоанном из Африки львов, которых держали взаперти в глубоких ямах.
Король Карл V прогуливался по аллее сада; дойдя до определенного места, он возвращался назад, чтобы не терять из виду парадный вход дворца, шесть внешних ступеней которого вели на террасу, куда выводила эта аллея.
Время от времени он останавливался, устремляя глаза на эту дверь: казалось, он ждал, что из нее кто-то выйдет, хотя он явно поджидал кого-то с нетерпением; всякий раз, когда надежда его не оправдывалась, на его лице не обнаруживалось ни малейшего признака недовольства, и он продолжал прогуливаться тем же размеренным шагом и с той же грустной невозмутимостью.
Наконец на верхней ступени появился одетый в черное человек, который держал в руках табличку из черного дерева и пергаменты. Он окинул взглядом сад, куда собирался сойти, и, завидев короля, направился прямо к нему.
– Вот вы и пришли, доктор, я ждал вас, – сказал Карл, направляясь навстречу ему. – Вы из Лувра?
– Да, сир.
– Прекрасно! Вернулся ли хоть один гонец от моих посольств?
– Ни одного. Правда, два рыцаря, которые, похоже, проделали долгий путь, прибыли только что и настоятельно просят чести быть представленными вашему величеству; по их словам, они должны сообщить сведения первостепенной важности.
– И что вы решили?
– Я привел их сюда, и они ждут решения короля в зале дворца.
– Есть новости от его святейшества папы Урбана Пятого?
– Нет, сир.
– Есть ли известия от Дюгеклена, которого я к нему послал?
– Пока нет, но совсем скоро мы сможем принять его здесь, ведь десять дней назад он писал вашему величеству, что выезжает из Авиньона. Авиньон – город на юге Франции, где с 1309 г. по 1377 г. были вынуждены под давлением французских королей находиться римские папы. В истории это получило панаш» «авиньонского пленения» пап.


Несколько минут король оставался задумчивым и почти озабоченным; потом, словно что-то решив для себя, сказал:
– Хорошо, доктор, давайте посмотрим почту.
И король, дрожа от волнения, как будто каждое письмо должно было принести ему весть о новом несчастье, устроился в увитой жимолостью беседке, куда сквозь листву пробивались мягкие лучи августовского солнца.
Тот, кого король называл доктором, раскрыл папку, которую держал под мышкой, и достал несколько больших писем. Он наугад вскрыл одно из них.
– Ну что? – спросил король.
– Послание из Нормандии, – ответил доктор. – Англичане сожгли один город и два селения.
– Несмотря на перемирие и договор в Бретиньи, Договор в мерии Бретиньи близ города Шартра во Франции от S мая 1360 г. прервал на некоторое время Столетнюю войну 1337–1453 гг. Согласно его условиям, английские короли увеличили свои французские владения; кроме того, французы должны были заплатить огромный выкуп за попавшего в плен короля Иоанна Доброго. Договор не устранил причин, вызвавших войну, од-нако невыгодный мир все же обеспечил Франции передышку, необходимую для продолжения борьбы с Ангвией.

который обходится так дорого! – прошептал король.
– Что вы сделаете, сир?
– Я пошлю денег, – ответил король.
– Послание из Фореза.
– Читайте.
– Отряды наемников бесчинствуют на берегах Соны. Разграблено три города, скошены хлеба, разорены виноградники, угнан скот. Наемники продали сто женщин.
Король закрыл лицо руками.
– Но разве Жак де Бурбон Жак де Бурбон – родственник французского королевского дома, граф де Ламарш и де Пантьё.

не в тех краях? – спросил он. – Он обещал избавить меня от этих бандитов!
– Подождите, – попросил доктор, вскрывая третье письмо. – Вот письмо, где говорится о нем. Он встретил наемные отрады в Бринье, дал бой, но…
– Но?! – повторил король, беря у него из рук письмо. – Что там еще случилось?
– Прочтите сами, сир.
– Разбит и погиб! – пробормотал король. – Принц из королевского дома Франции убит, прикончен этими бандитами. И наш святой отец молчит. А ведь от Авиньона до Парижа не так далеко.
– Что прикажете, сир? – спросил доктор.
– Ничего! Вы хотите, чтобы я приказывал в отсутствие Дюгеклена? А нет ли среди писем послания от моего брата, короля Венгрии? От Людовика (Лайоша) I Великого, корова Венгрии а 1342–1382 гг. и Польши в 1370–1382 гг., происходившего из английской династии Плантагенетов. «Брат мой» – обычное обращение монархов друг к другу.


– Нет, сир, – робко ответил доктор, видя, как постепенно накапливается груз бед, обрушивающихся на несчастного короля.
– Что в Бретани?
– Война по-прежнему в разгаре, граф де Монфор Граф де Монфор – имеется в виду Иоанн V, герцог Бретонский (ум. в 1399 г.).

добился превосходства. Карл V воздел к небу не столько печальный, сколько мечтательный взгляд.
– Великий Боже! – прошептал он. – Неужели оставишь ты Францию? Мой отец был добрым королем, но слишком воинственным; я же, Господи, благоговейно принял испытания, что ты мне ниспослал; я всегда стремился сберечь кровь твоих созданий, считая тех, над кем ты меня поставил, людьми, за которых я должен держать ответ перед тобой, а не рабами, чью кровь я могу проливать по своей прихоти. И все-таки никто не отблагодарил меня за мою человечность, даже ты, Господи! Я хочу воздвигнуть преграду варварству, что отбрасывает мир в хаос. Намерение это благое, я уверен, но ведь никто не помогает мне, никто меня не понимает!
И король в задумчивости опустил на руку голову.
В эту секунду послышался громкий звон фанфар и до рассеянного слуха короля донеслись приветственные крики с улицы. Паж перестал дразнить сокола и вопрошающе посмотрел на доктора.
– Ступайте и посмотрите, что происходит, – сказал ему доктор. – Сир, вы слышите фанфары? – повернувшись к королю, спросил он.
– Государь, это мессир Бертран Дюгеклен, возвращающийся из Авиньона, входит в город, – сообщил прибежавший назад паж.
«Пусть приходит с миром, – подумал король, – хотя возвращается он с большей, чем мне хотелось бы, помпой».
И он живо поднялся, спеша навстречу Д юге клену; но не успел он дойти до конца аллеи, как под сводом листвы появилась большая колонна людей, хлынувших в садовые ворота; то были ликующие горожане, стражники и рыцари; они окружали крупноголового и широкоплечего человека среднего роста, у которого были кривые ноги из-за постоянной езды верхом.
Это был мессир Бертран Дюгеклен; лицо у него было простое, но доброе, глаза светились умом; он улыбался и приветствовал горожан, стражников и рыцарей, осыпавших его благословениями.
В этот момент на другом конце аллеи показался король; все склонились в поклоне, а Бертран Дюгеклен быстро сбежал по лестнице, спеша изъявить почтение государю.
«Они падают передо мной ниц, – шептал про себя Карл, – но улыбаются Дюгеклену, они уважают меня, но не любят. Он ведь олицетворяет ту ложную славу, которая неотразимо действует на их пошлые души, я для них олицетворяю мир, который для этих недальновидных людей означает позор и покорность. Эти люди принадлежат своему времени, а я – другому, и я скорее сведу их всех в могилу, чем стану навязывать им перемены, не соответствующие ни их вкусам, ни их привычкам. Однако, если Бог даст мне силы, я им не уступлю».
Потом, спокойно и благожелательно посмотрев на воина, преклонившего перед ним колено, король громко сказал:
– Добро пожаловать, – и протянул Дюгеклену руку с тем изяществом, которое, словно нежный аромат, исходило от него.
Дюгеклен припал к королевской руке.
– Славный король, вот я и приехал, – поднимаясь с колен, сказал рыцарь. – Я, как изволите видеть, поспешил и привез новости.
– Добрые? – спросил король.
– Да, сир, очень добрые. Я собрал три тысячи копейщиков.
Народ, узнав о подкреплении, которое привел им храбрый полководец, встретил эту новость одобрительными возгласами.
– Это весьма кстати, – ответил Карл, не желая смущать радость, которую слова Дюгеклена вызвали среди восхищенных людей.
Потом он тихо шепнул Дюгеклену:
– Увы, мессир, не было нужды набирать еще три тысячи копейщиков, лучше бы сократить их количество на шесть тысяч. Нам всегда будет хватать солдат, если мы будем знать, как их использовать.
И, взяв под руку славного рыцаря, очарованного подобной честью, король поднялся с ним по лестнице, прошел сквозь толпу горожан, придворных, стражников, рыцарей и женщин, которые, видя доброе согласие, установившееся между королем и полководцем – все возлагали на это согласие свои надежды, – кричали «ура» так громко, что потолки дрожали.
Карл V, приветствуя всех взмахом руки и улыбкой, провел бретонского рыцаря в большую галерею (она предназначалась для аудиенций), примыкавшую к его покоям. Толпа провожала их криками, которые были слышны даже тогда, когда король закрыл за собой дверь.
– Сир, с помощью Неба и любви этих славных людей, – начал Бертран, светясь радостью, – вы вернете себе все свое наследство, и я твердо уверен, что через два года удачной войны…
– Но чтобы вести войну, Бертран, нужна армия, необходимо много денег, а у нас их нет.
– Пустяки, сир! – воскликнул Бертран. – Обложив небольшой податью села…
– У нас больше их не осталось, мой друг, англичанин опустошил все, а наши славные союзники, отряды наемников, подобрали все, что пощадил англичанин.
– Сир, вы наложите подушную подать в один франк на духовенство, будете брать себе десятую часть церковной десятины: ведь церковь давно собирает с нас эту десятину.
– Для этого я и посылал вас к нашему святому отцу, папе Урбану Пятому, – ответил король. – Дает ли он нам разрешение на сбор этой мзды?
– О, совсем наоборот, он сетует на бедность духовенства и просит денег! – воскликнул Бертран.
– Вы прекрасно понимаете, мой друг, – с грустной улыбкой заметил король, – что здесь мы бессильны что-либо сделать.
– Да, сир, но он оказывает вам великую милость.
– Всякая милость, которая дорого обходится, Бертран, – заметил Карл V, – это не благодеяние для короля, чьи сундуки пусты.
– Сир, папа бесплатно дарует ее вам.
– Тогда говорите скорее, Бертран, что эта за милость.
– Сир, сейчас наемные отряды превратились в бич Франции, не правда ли?
– Ну, разумеется. А что, папа нашел способ избавиться от них?
– Нет, сир, это не в его власти. Но он отлучил наемников от церкви.
– Ах, какая жалость! Это окончательно нас доконает! – в отчаянии воскликнул король, тогда как Бертран, с торжествующим видом сообщивший эту новость, растерялся. – Из воров они превратятся в убийц, из волков станут тиграми; среди них, наверное, еще оставалось несколько человек, которые боялись Бога и сдерживали остальных. Теперь им нечего больше терять, и они не пощадят никого. Мы погибли, мой бедный Бертран!
Достойный рыцарь знал глубокую мудрость и проницательный ум короля. Дюгеклен обладал ценным качеством для человека, занимающего подчиненное положение: он уважал суждения, превосходящие его разумение; поэтому он задумался, и природный здравый смысл подсказал ему, что король все понял правильно.
– Верно, – согласился он, – они славно посмеются, узнав, что наш святой отец обошелся с ними как с христианами. Но зато с нами они станут обходиться как с магометанами Магомет (точнее Мухаммед или Мохаммед; около 570–632) – основатель ислама, глава первого мусульманского государства в Аравии.

и евреями.
– Ты прекрасно понимаешь, мой дорогой Бертран, в какое неприятное положение мы попали, – сказал король.
– Я, действительно, не подумал об этом, – признался рыцарь, – а еще полагал, будто сообщил вам добрую весть. Не угодно ли вам, чтобы я вернулся к папе и посоветовал ему не спешить?
– Спасибо, Бертран, – поблагодарил король.
– Простите меня, сир, – сказал Бертран. – Признаться, посол из меня плохой. Мое дело – вскочить в седло и мчаться в бой, когда вы приказываете мне: «На коня, Геклен, и вперед!» Но, сир, право слово, во всех вопросах, которые решаются не ударами меча, а росчерками пера, я плохой политик.
– И все-таки, если ты хочешь мне помочь, дорогой мой Бертран, еще ничего не потеряно, – успокоил его король.
– Почему, сир, вы спрашиваете, хочу ли я вам помочь?! – воскликнул Дюгеклен. – Я твердо знаю, что хочу. И отдаю вам все – мою руку, мой меч, всего себя!
– Но ты не сможешь меня понять, – вздохнул король.
– Ах, сир, видимо, это и так, – ответил рыцарь, – ибо голова у меня слегка твердовата, в чем, кстати, мне сильно повезло, ведь меня много раз по ней били, и, не сотвори ее природа такой прочной, не сидеть бы ей сегодня на моих плечах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82