К пяти часам Роджер прошел восемнадцать миль и добрался до маленького порта Сен-Валери-ан-Ко.
К своей крайней досаде, он обнаружил, что гавань почти пуста, а в море виднеется около пятнадцати судов. Это могла быть только рыбачья флотилия, отплывшая, по-видимому, около часа назад.
Приблизившись к причалу, Роджер увидел двух человек, которые грузили свежие овощи на двухмачтовый барк. Чтобы добраться до него, ему нужно было пройти мимо таможни, и на доске снаружи он вновь заметил треклятое объявление, предлагавшее тысячу луидоров за его поимку живым или мертвым.
При виде его Роджер едва не дал стрекача, но понял, что такие объявления, должно быть, развешаны на всех причалах от Дюнкерка до Бреста и что если он хочет вернуться в Англию, то ему не миновать риска быть опознанным. Роджер знал, что безопаснее всего было бы где-нибудь спрятаться на несколько недель, но в таком случае ему пришлось бы отказаться от попытки предотвратить захват голландских портов, а ничто на свете не могло его к этому принудить.
Приготовившись к неприятностям, он подошел к более высокому из двух грузчиков и спросил, мешая английский и французские слова, когда и куда отплывает барк.
– Он отплывает с ночным отливом, около четырех утра, – ответил грузчик. – Конечно, если позволит погода – рыбачья флотилия два дня не могла выйти в море из-за бури. Барк идет с грузом в Фалмут.
Роджер притворился, что не совсем понял, и, пока грузчик повторял информацию более медленно, напряженно думал: «Фалмут чертовски далеко от Лондона, а я уже потратил три дня на путешествие. Переезд через пролив займет почти два дня, а добираться от Корнуолла до Лондона по меньшей мере тридцать часов. Учитывая непредвиденные задержки, я едва ли смогу оказаться в Уайтхолле раньше, чем утром 5 сентября. Для действий у правительства останется четверо суток. Все же лучше это, чем ничего, так что мне повезет, если я смогу уговорить капитана взять меня на борт».
Поблагодарив собеседника, Роджер спросил имя капитана и, узнав, что его зовут Рапно, раскачивающейся походкой поднялся по трапу.
Капитан Рапно сидел в своей каюте. Это был высокий седоватый мужчина с золотыми серьгами в ушах и крюком вместо левой руки. Оторвавшись от счетов за погрузку, он устремил на Роджера не слишком дружелюбный взгляд.
Чтобы утвердиться в роли моряка, Роджер начал беседу, спросив, не нужны ли на барке матросы.
Капитан покачал седеющей головой:
– Нет, у меня набран полный экипаж. К тому же вы англичанин, верно? – Услышав утвердительный ответ, капитан сердито продолжал: – Терпеть не могу англичан. Залп английского фрегата оставил меня без левой руки, и с тех пор я никогда не нанимал англичан. Убирайтесь отсюда!
Видя, что его шанс ускользает, Роджер кратко изложил искаженную версию своей истории, напомнил, что война окончилась почти пять лет назад и что нельзя так долго копить злобу из-за причиненных ею бед, наконец вытащил кошелек и предложил уплатить за проезд.
– Сколько у вас там? – осведомился слегка умиротворенный капитан Рапно.
– Семь луидоров и несколько франков, – ответил Роджер на чудовищном французском. – Мне нелегко расстаться с моими сбережениями, но я уплачу вам пять луидоров.
– За семь я так и быть возьму вас.
– Но тогда я останусь без гроша, – запротестовал Роджер. – Хотите шесть?
– Семь, и ни на су меньше, – упорствовал капитан.
– Если я соглашусь, вы предоставите мне каюту и будете обращаться со мной, как с пассажиром?
– Да. Я не взял третьего помощника, так что можете занять его каюту и кормиться за моим столом. Только деньги вперед, а то вы, чего доброго, смоетесь потихоньку, когда мы прибудем в порт.
Роджер с неохотой отсчитал деньги, понимая, что, если барк по какой-то причине не сможет отплыть, ему вряд ли удастся заставить алчного капитана вернуть их назад и что в таком случае он окажется в отчаянном положении беглеца с пустым кошельком.
Сунув деньги в карман, Рапно проводил Роджера по узкому коридору под низкой кормой, пинком ноги открыл дверь в каморку, три четверти которой занимала койка, и оставил юношу одного.
К чувству облегчения, которое испытывал Роджер, обеспечив наконец себе переезд в Англию, примешивалось нетерпеливое ожидание того, чтобы барк поскорее покинул порт. Каждый час казался длинным, как день, причем с приближением темноты время не стало тянуться быстрее. Роджеру было нечем себя занять, и хотя он опасался без особой необходимости показываться морякам на борту, но чувствовал, что торчание в жалкой каюте до вечера может возбудить подозрения.
В шесть часов Роджера, бесцельно шатавшегося по судну, позвали ужинать с капитаном и его двумя помощниками – молчаливым нормандцем и низеньким чернобородым марсельцем. Оба, очевидно, боялись однорукого Рапно как огня, поэтому трапеза прошла невесело.
В полночь Роджер подумал, не лечь ли ему спать, но решил, что все равно не сможет заснуть, пока судно не отчалит, поэтому провел оставшиеся часы, меряя шагами палубу. Он постоянно беспокоился из-за погоды, зная, что при малейших признаках шторма Рапно не выйдет в море. Роджеру казалось, будто ветер начинает свежеть, но, к его колоссальному облегчению, незадолго до четырех утра свисток боцмана призвал команду занять свои места.
Сен-Валери был маленькой гаванью, поэтому туда нечасто заходили суда даже такого относительно небольшого размера, как барк, поэтому они почти целый час маневрировали на мелководье, но к пяти часам паруса были подняты, и судно закачалось на волнах. Утомленный тревогой Роджер наконец смог вернуться в тесную каюту и плюхнуться, не раздеваясь, на койку.
Он проспал почти до полудня, и его первой сознательной мыслью после пробуждения было, что погода испортилась вновь. Корабль болтало из стороны в сторону, и дождь хлестал в иллюминатор. Поднявшись, Роджер поплелся к грязному умывальнику, наскоро освежился и направился в основную каюту, служившую также офицерской столовой.
Капитан и его второй помощник только что уселись за второй завтрак – оба явно пребывали в дурном расположении духа. Выяснилось, что барк не стал бы отплывать прошлой ночью, если бы они не опаздывали в Фалмут, но теперь Рапно сожалел о своем решении. Роджер молчал, притворяясь, что не понимает большую часть того, что говорилось за столом. Он благодарил Бога за то, что какой-то скоропортящийся груз вынудил Рапно выйти в море, и не возражал, чтобы судно проделало путь на боку, лишь бы смогло высадить его в Англии. Но через несколько часов его чувствам было суждено резко измениться.
После полудня Роджер мог думать только о своем чудесном спасении от шпаги де Келюса, от рук маркиза и Люсьена де Рошамбо и от агентов месье де Крона и поэтому не слишком ощущал усиления качки. Но к вечеру все паруса постепенно были убраны, и барк остался с обнаженными мачтами наедине с бурей и свистящим в снастях ветром.
Волны становились все выше, закрывая горизонт, и корабль превратился в своего рода центр миниатюрного мира, полностью изолированного в котле пенящейся, бурлящей воды.
Роджер воображал себя хорошим моряком, но это оказалось не соответствующим действительности. Уцепившись за пиллерс, он содрогался от приступов рвоты. Злясь на самого себя, он пополз в свою каюту, но, несмотря на избавление от полуденной пищи, жгучая тошнота не отпускала его.
Последующие двадцать четыре часа не могли привидеться Роджеру даже в самом худшем из ночных кошмаров. При этом его даже не могли оставить наедине с его мучениями. Рано утром капитан Рапно ногой распахнул дверь каюты Роджера и позвал его помогать управляться с помпами, так как крышку носового люка сорвало бурей и волны заливали трюм.
Из-за полного истощения, а не из-за отсутствия желания помочь Роджер оставался глух к крикам капитана и не поднимался с койки. Но это его не спасло. Осведомившись, какого черта он выдавал себя за моряка, Рапно с проклятиями схватил канат, завязанный морским узлом, и стал нещадно хлестать им Роджера по ногам и спине.
Со стоном Роджер поднялся, пытаясь сопротивляться, но в теперешнем состоянии он был не соперник рассвирепевшему капитану, который, продолжая наносить ему удары по плечам, погнал его вперед по накренившейся палубе.
Когда Роджер из последних сил трудился у помп, вода захлестывала его до колен, и ему искренне хотелось, чтобы судно пошло ко дну, положив конец его мучениям. Должно быть, Роджер в конце концов потерял сознание и его отнесли назад в каюту, так как, очнувшись, он обнаружил себя вновь лежащим на своей койке.
Шторм продолжался весь день, и Рапно еще дважды безжалостно гонял Роджера к помпам. Но перед последним разом один из матросов дал юноше кружку кофе, смешанного с бренди, которую он умудрился выпить, после чего почувствовал себя лучше.
Буря начала стихать, и, хотя Роджер все еще поворачивал железные ручки скрипящих помп вместе с тремя крепышами матросами, чувство юмора начало возвращаться к нему. Ему пришла в голову вся нелепость ситуации, когда с элегантным месье шевалье де Брюком, о ком, должно быть, говорил весь Версаль как о победителе грозного графа де Келюса, обращались, словно с галерным рабом. Он также подумал, насколько был прав, отказавшись от морской службы, так как если подобное возможно в начале сентября, то оказавшиеся в море в холодные зимние месяцы, должно быть, испытывают поистине адские муки.
Ночью Роджера не беспокоили, и он проспал до одиннадцати утра. Проснувшись, он, к своему удивлению, чувствовал себя неплохо и даже ощущал голод. Выйдя на палубу, Роджер обнаружил, что море успокоилось и барк скользит под половиной парусов по маслянистым волнам. Оглядевшись, Роджер увидел берег, и его сердце учащенно забилось при мысли, что это, должно быть, Англия.
Вскоре пробили восемь склянок, и Роджер направился в главную каюту. Там уже был чернобородый марселец, который, покуда они ждали Рапно, чтобы приступить к еде, описал Роджеру ситуацию. Юго-западный ветер сбил их с курса на несколько миль, и теперь они плыли на запад вдоль побережья Сассекса.
Роджер снова потерял счет времени, но быстро выяснил, что сегодня воскресенье, 3 сентября. К своему ужасу, он осознал, что прошло шесть суток со времени его отъезда из Парижа, но из-за шторма он находился к Лондону не ближе, чем в Сен-Валери, так что сможет передать драгоценную бумагу в Уайтхолл не ранее 7-го числа. Даже если правительство будет действовать немедленно, было невероятным, что они успеют вовремя передать инструкции британскому министру в Гааге, чтобы он смог остановить мятеж, назначенный на 10 сентября.
Вошел Рапно и стал отпускать за едой саркастические замечания насчет моряцких достоинств Роджера, а тот, воспользовавшись притворным недостатком знания французского, делал вид, что ничего не понимает. Юноша был слишком обеспокоен задержкой, угрожавшей цели его путешествия, чтобы обращать внимание на насмешки.
Когда Роджер снова вышел на палубу, все паруса были подняты, и, судя по очертаниям берега, барк находился значительно ближе к нему, чем утром. К двум часам судно проходило мимо восточной оконечности острова Уайт, и Роджер, с тоской глядя на знакомые места, сожалел об отсутствии крыльев, которые позволили бы ему добраться до них. Когда появился мыс Святой Екатерины на южной оконечности острова, Роджеру внезапно пришла в голову блестящая идея. Почему бы не попросить капитана Рапно зайти в гавань на западе острова, спустить шлюпку и высадить его на берег?
Роджер сразу же осознал, какие огромные преимущества это ему бы предоставило. Из Лимингтона он мог бы за ночь добраться верхом до Лондона и дать правительству шесть дней, чтобы заявить Франции о своих намерениях в отношении Соединенных провинций. Более того, высадившись с несколькими франками в кармане в Фалмуте, где он никого не знал, Роджер мог столкнуться с трудностями в добывании денег, необходимых для путешествия в Лондон. С другой стороны, Лимингтон был его домом, и мать наверняка отыскала бы для него несколько гиней. Он мог взять лошадь в конюшне и выехать в течение часа.
Роджер подумал о Рапно. Однорукий капитан не отличался любезностью. Его согласие можно было только купить, а карманы Роджера были почти пусты. Внезапно он вспомнил о кольце де Келюса. Это должно решить проблему.
Расстегнув куртку, Роджер развязал веревку на шее, снял с нее кольцо и сунул его в карман, потом снова завязал узел, чтобы не потерять драгоценный документ, все еще привязанный к веревке. Подойдя к рубке, в которой капитан разговаривал с помощником-марсельцем, он просунул голову внутрь и сказал:
– Будьте любезны, капитан, на два слова.
Рапно поднялся с деревянной скамьи и направился к двери.
– Ну? – осведомился он. – Что вам нужно?
Роджер вежливо коснулся вязаной шапки, потом ткнул большим пальцем через плечо:
– Мой дом недалеко отсюда, и с вашей стороны было бы огромной любезностью, если бы вы высадили меня где-нибудь возле Нидлс.
Капитан скривил губы:
– А почему я должен сворачивать с пути из-за вас? Из-за проклятой погоды я и так опоздаю в Фалмут на пять дней, и часть моего груза гниет в трюме. У меня нет времени высаживать пассажиров.
– Бросьте, – запротестовал Роджер, указывая на маленькую, широкую в поперечнике яхту, которая скользила по их правому борту. – Вам нужно всего лишь ослабить немного парус и окликнуть яхту. Она подойдет к борту и, несомненно, подберет меня.
– Не стану я ослаблять парус, – сердито буркнул Рапно. – Я сговорился доставить вас в Фалмут и сделаю это, но будь я проклят, если потеряю хотя бы один порыв попутного ветра ради кого бы то ни было.
Роджер показал кольцо с сапфиром:
– Мне необходимо поскорее попасть домой. Я очень не хочу расставаться с этим кольцом, но отдам вам его, если вы выполните мою просьбу.
Рапно прищурился при виде драгоценности.
– Если камень подлинный, оно стоит прибыли от дюжины рейсов, – медленно произнес он.
– Сапфир подлинный! – заверил его Роджер. – Клянусь вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73