https://wodolei.ru/catalog/accessories/stellazhi/
Вскоре кипа старых документов поглотила все его внимание. Проблема права на владение поместьем Сент-Илер интересовала его все больше. За несколько недель он превратился в кладезь информации о генеалогических древах половины знатных семейств Западной Франции. Каждый раз обнаруживая новое звено в цепи, Роджер ощущал прилив возбуждения, а наталкиваясь на договор или завещание, препятствующие цели, которой ему следовало достичь, чувствовал себя так, словно проиграл сражение.
Чернобородый Шену то и дело поднимался в его рабочий кабинет, напоминая, что пришло время для упражнений. Обычно они выезжали верхом, а когда погода была неподходящей, практиковались с рапирой и саблей на теннисном корте у конюшен, так как бывший драгун был превосходным фехтовальщиком. Месье Сен-Поль в своей академии в Рене прошлой зимой обучил Роджера многим выпадам, но Шену дал ему еще больше полезных навыков. Теперь, когда к его проворству прибавилась сила, он обещал стать по-настоящему опасным противником.
Иногда во время поездок верхом они останавливались выпить стакан вина с месье Лотрадом, управляющим маркиза, который жил в маленьком домике на окруженной лесом поляне неподалеку от замка. Лотрад был толстым пожилым человеком в очках, добродушным от природы, но твердым в силу привычки, так как ему приходилось вытягивать ренту в положенные сроки из вечно сетующих на тяготы фермеров.
В один из таких визитов Роджер спросил у Лотрада, действительно ли положение крестьян такое тяжелое, каким кажется.
– Оно неодинаково в разных областях королевства, месье Брюк, – ответил управляющий. – Здесь в Бретани, в Лангедоке и в германских провинциях дела не так плохи, потому что дворянство отчасти смогло сохранить свою независимость. В большей же части Франции интенданты пользуются почти абсолютной властью и каждый из тысяч подчиненных им мелких государственных чиновников являет собой маленького тирана, ничего не производящего и живущего, как паразит, благодаря людям, работающим в поте лица. К тому же в разных районах существуют разные формы землевладения. В Пикардии, Фландрии и других северных провинциях дворянство и духовенство привыкли устраивать на своих землях большие фермы. Это хорошо: такие фермы лучше развиваются, их владельцы становятся состоятельными людьми, а батраки получают такое жалованье, которое нередко позволяет им обзавестись собственным маленьким участком. Крестьянин ведь всегда охоч до земли, хотя обладание ею не всегда идет ему на пользу.
– Почему вы так говорите, месье? – спросил Роджер. – Мне казалось, что всегда хорошо иметь свой кусочек земли.
– Опыт свидетельствует об обратном, когда речь идет о маленьких участках. Подсчитано, что примерно две пятых королевства состоит из таких участков, принадлежащих крестьянам, и именно эти люди, а не наемные работники, находятся в наиболее тяжелом положении. Если не считать севера, вся Франция нашпигована маленькими земельными участками, которые крестьяне приобрели у дворян либо за наличные деньги, либо по системе metayage .
– А что это такое, месье?
– Metayer [Испольщик (фр.).
] – тот, кто приобретает право обрабатывать участок земли за часть собранных с нее продуктов. Система очень плоха, так как испольщик, естественно, подвергается искушению скрыть истинный размер урожая, а помещик всегда уверен – справедливо или нет, – что его обманывают.
– Все равно, – заметил Роджер, – если крестьяне смогли выкупить почти половину земли во Франции, их положение не выглядит таким уж жалким.
Месье Лотрад кивнул:
– Оно было бы не хуже, чем у крестьянства других стран, если бы им позволяли работать и распоряжаться урожаем так, как они считают нужным. Но corvee и droits de seigneur лишают их надежд на процветание. Согласно corvee, их могут в любое время – даже в такие важные сезоны, как сев или жатва, – забрать с земли для работы на дорогах, мостах и других государственных сооружениях. A droits de seigneur зачастую очень деспотичны.
– Значит, их много? Я думал, что droit de seigneur – это право аристократа послать за любой девушкой, живущей в одной из принадлежащих ему деревень, в ее первую брачную ночь и заставить ее спать с ним, хочет она того или нет.
– Это одно из прав, – с улыбкой согласился управляющий. – Им, несомненно, пользовались в средние века. Но вы можете себе представить утонченного аристократа, вроде монсеньера, затаскивающим к себе в постель неграмотных деревенских девок?
– Я знаю парочку таких девок, которых не против затащить в свою постель, – усмехнулся Шену.
– Ты именно так и поступаешь, смазливый плут, – рассмеялся Лотрад. – Говорят, что ни одна из них не в силах от тебя уберечься и что они охотно становятся жертвами твоих великолепных черных усов.
– Что ж, свою долю забав я имею, – признал старший егерь. – Но вы правы насчет монсеньера и ему подобных. У них кишка тонка для терпких, пахнущих чесноком блюд, поэтому они давно отказались от таких привилегий.
– Я имею в виду многие другие права, – продолжал Лотрад. – В каждом поместье они отличаются друг от друга, но есть и общие для всех. Например, droit de colombier , по которому сеньор может держать сколько угодно голубей, находящих пищу не только на его собственных, но и на крестьянских полях; droit de chasse , которое создает все условия, чтобы охота развлекала сеньора. Я уж не говорю об общепринятых правилах, обязывающих крестьянина посылать зерно на мельницы сеньора, виноград – на давильный пресс сеньора, а муку – в духовку сеньора. Правда, за каждую из подобных операций полагается плата, но в скверно управляемых поместьях она часто задерживается, а то о ней и вовсе забывают. Вдобавок существуют и peages – дорожные пошлины, которые крестьянин должен уплачивать, когда отвозит груз более чем на милю от своего дома. Пользуясь каждой дорогой и пересекая каждую реку, он обязан платить либо короне, либо церкви, либо помещику. К тому же, как вам, конечно, известно, нужно платить, переходя разделяющие провинции таможенные барьеры. Эти бесконечные поборы грабят крестьян дочиста.
– Перечень поборов выглядит весьма обременительным, – согласился Роджер. – Но разве дворянство не в силах облегчить местные налоги?
Лотрад пожал плечами:
– Богачи, живущие в Версале, не заботятся о крестьянских нуждах. А остальные – составляющие большинство – сами слишком бедны, чтобы позволить себе подобные жертвы. Такие семьи веками отправляли своих мужчин на войну и, чтобы экипировать их для каждой кампании, вынуждены были продавать участки земли обеспеченным крестьянам. Теперь тысячи из них не имеют ничего, кроме замка и нескольких акров пастбища вокруг. Это и заставляет их цепляться за сохранение своих привилегий. Я знаю благородные семейства, которые ведут жалкое существование на двадцать пять луидоров в год, и если они расстанутся со своими правами, то лицом к лицу столкнутся с голодом.
– По-моему, крестьян больнее всего бьют ограничения на продажу урожая, – вставил Шену. – В плохие сезоны им едва удается заложить в амбары количество зерна, достаточное, чтобы прокормить себя, поэтому было бы справедливо позволить им в хороший сезон откладывать немного на черный день. Но закон запрещает им продавать излишки за высокую цену, и они вынуждены сдавать их за гроши на государственные склады. Простите, я должен взглянуть на кобылу, которая, похоже, ожеребится к вечеру.
Роджер поднялся вместе с ним.
– Эти меры просто чудовищны, – с возмущением сказал он, – и теперь меня не удивляет, что столько людей проклинают правительство. Сомневаюсь, чтобы народ в другой стране вытерпел подобное обращение.
– Не преувеличивайте, – промолвил Лотрад, провожая их к двери. – Крепостное право практически упразднено во Франции, и в целом страна куда богаче, чем полвека тому назад. У крестьян тяжелая жизнь, но их положение все же лучше, чем положение их собратьев в других странах Европы, возможно кроме Англии и Соединенных провинций. Если хотите увидеть подлинную бедность, вам следует отправиться в Испанию, куда я ездил несколько лет назад за деревьями для оранжереи монсеньера.
Продолжая думать об услышанном, Роджер поехал назад в замок, где узнал о прибытии письма от его матери. Она сообщала, что после двух лет, проведенных в Портсмуте, отец Роджера был утвержден на посту контр-адмирала эскадры Ла-Манша, поэтому, покуда не разразится война, его корабли будут большую часть года проводить в гавани, так что, к ее радости, он по-прежнему станет часто бывать дома.
Роджер воспринял новости достаточно равнодушно. Иногда ему все еще хотелось вернуться в Англию, но время, когда он был готов пожертвовать всем на свете ради того, чтобы оказаться дома и начать карьеру заново, уже миновало. Теперь у него имелись не только хорошая пища и удобное жилье, но также слуги, лошади и превосходная библиотека. У Роджера была интересная работа, не связывающая его строгим графиком. Жалованье в сорок луидоров ежегодно равнялось тому, на которое, по словам Старого Тоби в последний вечер в Шерборне, он мог рассчитывать, став, после получения степени бакалавра гуманитарных наук, наставником сына какого-нибудь аристократа. Заработок не сулил ему богатства, но все же был неплохим, так как Роджер мог не тратить ни единого су, оставаясь в Бешреле. Он был сам себе хозяином, наслаждался droit de chasse и вел жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни petit noblesse , но без его забот и ответственности.
С приближением Рождества Роджер понемногу стал уставать от многочасового изучения древних пергаментов и, хотя Шену был лучшим из компаньонов для охоты и фехтования, чувствовать одиночество длинными темными вечерами, поэтому решил устроить себе каникулы и провести Рождество с семьей Леже.
Роджер мог отправиться в Рен верхом, но ему хотелось привезти друзьям побольше рождественской провизии, поэтому Шену предоставил в его распоряжение карету, которая, когда он выехал утром в Сочельник, везла оленину, зайцев и куропаток, чей вес превышал его собственный.
Супруги Леже, Брошар, Манон и Жюльен Катрво были очень рады его видеть, и Роджер, к своему удовольствию, узнал, что двое последних решили узаконить свои отношения. Свадьба должна была состояться весной, но Жюльен, как жених Манон, уже сейчас считался членом семьи.
Они сообщили Роджеру новости о других его друзьях в Рене, поделились с ним последними сплетнями и познакомили с происшествиями в мире, от которого он был в последние месяцы почти полностью изолирован.
Главной темой по-прежнему были слухи, связанные с affaire du collier , как именовали скандальную историю с украденным бриллиантовым ожерельем. Ожерелье предлагали королеве, но она публично отказалась покупать его, заявив, что за полтора миллиона ливров король может получить линейный корабль, который ему нужнее, чем ей очередные бриллианты. Однако по слухам, все же решила тайно приобрести эту уникальную драгоценность и использовала в качестве агента честолюбивую интриганку, именуемую графиней де Валуа де ла Мотт. Заключая сделку, королева, будто бы обнаружив нехватку денег, вознамерилась занять их у сказочно богатого кардинала де Роана, который стремился завоевать ее расположение. Кардинал получил ожерелье у ювелиров и отослал его королеве через мадам де ла Мотт, полагая, что выполняет ее желание, однако королева отрицала получение ожерелья и даже переписку с кардиналом.
Мадам де ла Мотт, авантюрист, называвший себя графом Калиостро, и куртизанка по имени мадемуазель Ге д'Олива были отправлены в Бастилию вслед за кардиналом де Роаном, который, хотя и не подлежал юрисдикции светского суда, будучи князем церкви, так стремился доказать свою невиновность, что согласился подвергнуться публичному суду парижского парламента. Вся Франция с нетерпением предвкушала скандальные открытия, которые будут сделаны во время процесса, так как на карту была поставлена честь не только кардинала, но и королевы.
Однажды вечером, к концу визита Роджера, Брошар повел его поболтать в их старое убежище и спросил его, как он проводит вечера в замке.
– Иногда за работой, – ответил Роджер, – но так как маркиз разрешил мне пользоваться, его прекрасной библиотекой, я часто устраиваюсь там с книгой.
Некоторое время они говорили о литературе, и, узнав, что Роджер наслаждается пьесами Корнеля, Расина и Мольера, серьезный Брошар упрекнул его, сказав, что если тот хочет стать адвокатом, то должен использовать эту возможность для изучения социологии и читать таких авторов, как Монтескье, Дюпон де Немур , де Кене, Руссо, Вольтер, Мирабо и Мабли .
Роджер отнюдь не ставил перед собой цели стать хорошим адвокатом, но ответил, что с радостью возьмет с собой список авторов, так как труды многих из них, несомненно, имеются в библиотеке маркиза. После этого Брошар спросил, интересуется ли Роджер по-прежнему международными делами.
– Да, по возможности, – отозвался молодой человек, – но после отъезда семьи маркиза газеты больше к нам не приходят. Хотя несколько недель назад я слышал от управляющего монсеньера, что голландская проблема наконец улажена.
Брошар кивнул:
– Да, благодаря договору, подписанному в Фонтенбло 8 ноября. Согласно ему, Голландия должна разобрать форты на обоих берегах Шельды и открыть реку для австрийской торговли. Император в свою очередь отказался от претензий на суверенитет над Маастрихтом за десять миллионов флоринов. Голландия должна выплатить только пять с половиной миллионов, поэтому, чтобы окончательно уладить дело, баланс будет выплачен из французской казны. Это величайший триумф нашего министра иностранных дел, графа де Верженна, и партии мира.
– Я не вполне понимаю, почему мы должны платить за голландцев, – задумчиво произнес Роджер.
– Многие другие тоже не понимают этого и устраивают шумные протесты. Но если бы мы ввязались в войну, это обошлось бы нам в сотни раз дороже. На мой взгляд, мы дешево отделались. Единственная беда в том, что Голландия все-таки может втянуть нас в конфликт, если мы окажем поддержку их республиканской партии, которая жаждет свергнуть штатгальтера, а Англия придет ему на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Чернобородый Шену то и дело поднимался в его рабочий кабинет, напоминая, что пришло время для упражнений. Обычно они выезжали верхом, а когда погода была неподходящей, практиковались с рапирой и саблей на теннисном корте у конюшен, так как бывший драгун был превосходным фехтовальщиком. Месье Сен-Поль в своей академии в Рене прошлой зимой обучил Роджера многим выпадам, но Шену дал ему еще больше полезных навыков. Теперь, когда к его проворству прибавилась сила, он обещал стать по-настоящему опасным противником.
Иногда во время поездок верхом они останавливались выпить стакан вина с месье Лотрадом, управляющим маркиза, который жил в маленьком домике на окруженной лесом поляне неподалеку от замка. Лотрад был толстым пожилым человеком в очках, добродушным от природы, но твердым в силу привычки, так как ему приходилось вытягивать ренту в положенные сроки из вечно сетующих на тяготы фермеров.
В один из таких визитов Роджер спросил у Лотрада, действительно ли положение крестьян такое тяжелое, каким кажется.
– Оно неодинаково в разных областях королевства, месье Брюк, – ответил управляющий. – Здесь в Бретани, в Лангедоке и в германских провинциях дела не так плохи, потому что дворянство отчасти смогло сохранить свою независимость. В большей же части Франции интенданты пользуются почти абсолютной властью и каждый из тысяч подчиненных им мелких государственных чиновников являет собой маленького тирана, ничего не производящего и живущего, как паразит, благодаря людям, работающим в поте лица. К тому же в разных районах существуют разные формы землевладения. В Пикардии, Фландрии и других северных провинциях дворянство и духовенство привыкли устраивать на своих землях большие фермы. Это хорошо: такие фермы лучше развиваются, их владельцы становятся состоятельными людьми, а батраки получают такое жалованье, которое нередко позволяет им обзавестись собственным маленьким участком. Крестьянин ведь всегда охоч до земли, хотя обладание ею не всегда идет ему на пользу.
– Почему вы так говорите, месье? – спросил Роджер. – Мне казалось, что всегда хорошо иметь свой кусочек земли.
– Опыт свидетельствует об обратном, когда речь идет о маленьких участках. Подсчитано, что примерно две пятых королевства состоит из таких участков, принадлежащих крестьянам, и именно эти люди, а не наемные работники, находятся в наиболее тяжелом положении. Если не считать севера, вся Франция нашпигована маленькими земельными участками, которые крестьяне приобрели у дворян либо за наличные деньги, либо по системе metayage .
– А что это такое, месье?
– Metayer [Испольщик (фр.).
] – тот, кто приобретает право обрабатывать участок земли за часть собранных с нее продуктов. Система очень плоха, так как испольщик, естественно, подвергается искушению скрыть истинный размер урожая, а помещик всегда уверен – справедливо или нет, – что его обманывают.
– Все равно, – заметил Роджер, – если крестьяне смогли выкупить почти половину земли во Франции, их положение не выглядит таким уж жалким.
Месье Лотрад кивнул:
– Оно было бы не хуже, чем у крестьянства других стран, если бы им позволяли работать и распоряжаться урожаем так, как они считают нужным. Но corvee и droits de seigneur лишают их надежд на процветание. Согласно corvee, их могут в любое время – даже в такие важные сезоны, как сев или жатва, – забрать с земли для работы на дорогах, мостах и других государственных сооружениях. A droits de seigneur зачастую очень деспотичны.
– Значит, их много? Я думал, что droit de seigneur – это право аристократа послать за любой девушкой, живущей в одной из принадлежащих ему деревень, в ее первую брачную ночь и заставить ее спать с ним, хочет она того или нет.
– Это одно из прав, – с улыбкой согласился управляющий. – Им, несомненно, пользовались в средние века. Но вы можете себе представить утонченного аристократа, вроде монсеньера, затаскивающим к себе в постель неграмотных деревенских девок?
– Я знаю парочку таких девок, которых не против затащить в свою постель, – усмехнулся Шену.
– Ты именно так и поступаешь, смазливый плут, – рассмеялся Лотрад. – Говорят, что ни одна из них не в силах от тебя уберечься и что они охотно становятся жертвами твоих великолепных черных усов.
– Что ж, свою долю забав я имею, – признал старший егерь. – Но вы правы насчет монсеньера и ему подобных. У них кишка тонка для терпких, пахнущих чесноком блюд, поэтому они давно отказались от таких привилегий.
– Я имею в виду многие другие права, – продолжал Лотрад. – В каждом поместье они отличаются друг от друга, но есть и общие для всех. Например, droit de colombier , по которому сеньор может держать сколько угодно голубей, находящих пищу не только на его собственных, но и на крестьянских полях; droit de chasse , которое создает все условия, чтобы охота развлекала сеньора. Я уж не говорю об общепринятых правилах, обязывающих крестьянина посылать зерно на мельницы сеньора, виноград – на давильный пресс сеньора, а муку – в духовку сеньора. Правда, за каждую из подобных операций полагается плата, но в скверно управляемых поместьях она часто задерживается, а то о ней и вовсе забывают. Вдобавок существуют и peages – дорожные пошлины, которые крестьянин должен уплачивать, когда отвозит груз более чем на милю от своего дома. Пользуясь каждой дорогой и пересекая каждую реку, он обязан платить либо короне, либо церкви, либо помещику. К тому же, как вам, конечно, известно, нужно платить, переходя разделяющие провинции таможенные барьеры. Эти бесконечные поборы грабят крестьян дочиста.
– Перечень поборов выглядит весьма обременительным, – согласился Роджер. – Но разве дворянство не в силах облегчить местные налоги?
Лотрад пожал плечами:
– Богачи, живущие в Версале, не заботятся о крестьянских нуждах. А остальные – составляющие большинство – сами слишком бедны, чтобы позволить себе подобные жертвы. Такие семьи веками отправляли своих мужчин на войну и, чтобы экипировать их для каждой кампании, вынуждены были продавать участки земли обеспеченным крестьянам. Теперь тысячи из них не имеют ничего, кроме замка и нескольких акров пастбища вокруг. Это и заставляет их цепляться за сохранение своих привилегий. Я знаю благородные семейства, которые ведут жалкое существование на двадцать пять луидоров в год, и если они расстанутся со своими правами, то лицом к лицу столкнутся с голодом.
– По-моему, крестьян больнее всего бьют ограничения на продажу урожая, – вставил Шену. – В плохие сезоны им едва удается заложить в амбары количество зерна, достаточное, чтобы прокормить себя, поэтому было бы справедливо позволить им в хороший сезон откладывать немного на черный день. Но закон запрещает им продавать излишки за высокую цену, и они вынуждены сдавать их за гроши на государственные склады. Простите, я должен взглянуть на кобылу, которая, похоже, ожеребится к вечеру.
Роджер поднялся вместе с ним.
– Эти меры просто чудовищны, – с возмущением сказал он, – и теперь меня не удивляет, что столько людей проклинают правительство. Сомневаюсь, чтобы народ в другой стране вытерпел подобное обращение.
– Не преувеличивайте, – промолвил Лотрад, провожая их к двери. – Крепостное право практически упразднено во Франции, и в целом страна куда богаче, чем полвека тому назад. У крестьян тяжелая жизнь, но их положение все же лучше, чем положение их собратьев в других странах Европы, возможно кроме Англии и Соединенных провинций. Если хотите увидеть подлинную бедность, вам следует отправиться в Испанию, куда я ездил несколько лет назад за деревьями для оранжереи монсеньера.
Продолжая думать об услышанном, Роджер поехал назад в замок, где узнал о прибытии письма от его матери. Она сообщала, что после двух лет, проведенных в Портсмуте, отец Роджера был утвержден на посту контр-адмирала эскадры Ла-Манша, поэтому, покуда не разразится война, его корабли будут большую часть года проводить в гавани, так что, к ее радости, он по-прежнему станет часто бывать дома.
Роджер воспринял новости достаточно равнодушно. Иногда ему все еще хотелось вернуться в Англию, но время, когда он был готов пожертвовать всем на свете ради того, чтобы оказаться дома и начать карьеру заново, уже миновало. Теперь у него имелись не только хорошая пища и удобное жилье, но также слуги, лошади и превосходная библиотека. У Роджера была интересная работа, не связывающая его строгим графиком. Жалованье в сорок луидоров ежегодно равнялось тому, на которое, по словам Старого Тоби в последний вечер в Шерборне, он мог рассчитывать, став, после получения степени бакалавра гуманитарных наук, наставником сына какого-нибудь аристократа. Заработок не сулил ему богатства, но все же был неплохим, так как Роджер мог не тратить ни единого су, оставаясь в Бешреле. Он был сам себе хозяином, наслаждался droit de chasse и вел жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни petit noblesse , но без его забот и ответственности.
С приближением Рождества Роджер понемногу стал уставать от многочасового изучения древних пергаментов и, хотя Шену был лучшим из компаньонов для охоты и фехтования, чувствовать одиночество длинными темными вечерами, поэтому решил устроить себе каникулы и провести Рождество с семьей Леже.
Роджер мог отправиться в Рен верхом, но ему хотелось привезти друзьям побольше рождественской провизии, поэтому Шену предоставил в его распоряжение карету, которая, когда он выехал утром в Сочельник, везла оленину, зайцев и куропаток, чей вес превышал его собственный.
Супруги Леже, Брошар, Манон и Жюльен Катрво были очень рады его видеть, и Роджер, к своему удовольствию, узнал, что двое последних решили узаконить свои отношения. Свадьба должна была состояться весной, но Жюльен, как жених Манон, уже сейчас считался членом семьи.
Они сообщили Роджеру новости о других его друзьях в Рене, поделились с ним последними сплетнями и познакомили с происшествиями в мире, от которого он был в последние месяцы почти полностью изолирован.
Главной темой по-прежнему были слухи, связанные с affaire du collier , как именовали скандальную историю с украденным бриллиантовым ожерельем. Ожерелье предлагали королеве, но она публично отказалась покупать его, заявив, что за полтора миллиона ливров король может получить линейный корабль, который ему нужнее, чем ей очередные бриллианты. Однако по слухам, все же решила тайно приобрести эту уникальную драгоценность и использовала в качестве агента честолюбивую интриганку, именуемую графиней де Валуа де ла Мотт. Заключая сделку, королева, будто бы обнаружив нехватку денег, вознамерилась занять их у сказочно богатого кардинала де Роана, который стремился завоевать ее расположение. Кардинал получил ожерелье у ювелиров и отослал его королеве через мадам де ла Мотт, полагая, что выполняет ее желание, однако королева отрицала получение ожерелья и даже переписку с кардиналом.
Мадам де ла Мотт, авантюрист, называвший себя графом Калиостро, и куртизанка по имени мадемуазель Ге д'Олива были отправлены в Бастилию вслед за кардиналом де Роаном, который, хотя и не подлежал юрисдикции светского суда, будучи князем церкви, так стремился доказать свою невиновность, что согласился подвергнуться публичному суду парижского парламента. Вся Франция с нетерпением предвкушала скандальные открытия, которые будут сделаны во время процесса, так как на карту была поставлена честь не только кардинала, но и королевы.
Однажды вечером, к концу визита Роджера, Брошар повел его поболтать в их старое убежище и спросил его, как он проводит вечера в замке.
– Иногда за работой, – ответил Роджер, – но так как маркиз разрешил мне пользоваться, его прекрасной библиотекой, я часто устраиваюсь там с книгой.
Некоторое время они говорили о литературе, и, узнав, что Роджер наслаждается пьесами Корнеля, Расина и Мольера, серьезный Брошар упрекнул его, сказав, что если тот хочет стать адвокатом, то должен использовать эту возможность для изучения социологии и читать таких авторов, как Монтескье, Дюпон де Немур , де Кене, Руссо, Вольтер, Мирабо и Мабли .
Роджер отнюдь не ставил перед собой цели стать хорошим адвокатом, но ответил, что с радостью возьмет с собой список авторов, так как труды многих из них, несомненно, имеются в библиотеке маркиза. После этого Брошар спросил, интересуется ли Роджер по-прежнему международными делами.
– Да, по возможности, – отозвался молодой человек, – но после отъезда семьи маркиза газеты больше к нам не приходят. Хотя несколько недель назад я слышал от управляющего монсеньера, что голландская проблема наконец улажена.
Брошар кивнул:
– Да, благодаря договору, подписанному в Фонтенбло 8 ноября. Согласно ему, Голландия должна разобрать форты на обоих берегах Шельды и открыть реку для австрийской торговли. Император в свою очередь отказался от претензий на суверенитет над Маастрихтом за десять миллионов флоринов. Голландия должна выплатить только пять с половиной миллионов, поэтому, чтобы окончательно уладить дело, баланс будет выплачен из французской казны. Это величайший триумф нашего министра иностранных дел, графа де Верженна, и партии мира.
– Я не вполне понимаю, почему мы должны платить за голландцев, – задумчиво произнес Роджер.
– Многие другие тоже не понимают этого и устраивают шумные протесты. Но если бы мы ввязались в войну, это обошлось бы нам в сотни раз дороже. На мой взгляд, мы дешево отделались. Единственная беда в том, что Голландия все-таки может втянуть нас в конфликт, если мы окажем поддержку их республиканской партии, которая жаждет свергнуть штатгальтера, а Англия придет ему на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73