Т. Какая-то дешевенькая танцовщица. Он с ней уже несколько лет. Я никогда ее не видел, но Колли сам расскажет тебе, сколько у него из-за нее неприятностей. Ситуация стандартная. Она хочет, чтобы он развелся с женой и женился на ней, и Колли дурит ей голову, что так и будет. Бедный малый, ему невыносимо с чем-либо расстаться. – Айтел хмыкнул. – Девчонка, конечно, заставляет его расплачиваться. Когда Колли нет рядом, его кисонька гуляет вовсю. Пара работавших у меня актеров побаловались с ней. Они мне рассказывали, что она необыкновенно хороша в постели.
– И это не тяжело Колли?
– Не знаю, – сказал Айтел, – в Колли много всего намешано. Ему нравится страдать.
– Мне он представляется грустным человеком.
– Нет человека, который не знает грусти, если прямо на это посмотреть. Колли совсем не плохо живется. Просто помни: такого, как он, на всем белом свете не сыщешь.
Мы подошли к бунгало Муншина, и Айтел постучал молоточком по розовой двери. Мы немного подождали, затем я услышал быстрые шаги, дверь распахнулась, и я успел увидеть лишь спину толстого мужчины в халате, помчавшегося от нас к телефону; полы халата хлопали его по икрам, а он крикнул через плечо:
– Входите. Буду с вами через минуту, ребята.
Голос у него был высокий, и он неторопливо разговаривал с кем-то в Нью-Йорке, держа трубку в левой руке, а правой ловко смешивал нам коктейли; не прерывая делового разговора, он умудрился широко улыбнуться мне, когда я был представлен. Немного ниже среднего роста, с коротким вздернутым носом, он походил на клоуна: у него была большая круглая голова, шарообразное тело, шея отсутствовала.
Приготовив напитки, он подмигнул и вручил их нам и освободившейся правой рукой стал крутить свои редкие волосы, образовалась лысина, и он тотчас снова разгладил волосы, закрывая ее; покончив с головой, он стал щупать живот, проверяя, нет ли больного места. Это был человек, безусловно, обладавший большим запасом энергии, – я подумал, что он редко занят чем-то одним.
Айтел сидел со скучающим видом и с улыбкой смотрел на выкрутасы продюсера. А Муншин, закончив разговор, вскочил на ноги и, улыбаясь, двинулся к Айтелу с протянутой рукой.
– Чарли! – воскликнул он так, словно Айтел только что вошел в комнату и он удивлен его появлением. – Отлично выглядишь. Как жизнь? – спросил Муншин, накрывая своей рукой руку Айтела. – Про тебя такое рассказывают.
– Прекрати, Колли! – со смехом произнес Айтел. – Тебе нечего у меня украсть.
– Украсть? Лапочка, я хочу украсть только твое общество, – и он по-медвежьи обхватил Айтела за шею. – Отлично выглядишь, – повторил он. – Я слышал замечательные отзывы о твоем сценарии. Хочу прочесть его, когда он будет готов.
– Зачем?
– Хочу его купить. – Он произнес это так, будто ничто не мешало ему купить что угодно у Айтела.
– Я разрешу тебе купить его только вслепую.
– Покупаю вслепую. Твой сценарий, Чарли, я куплю вслепую.
– Да ты Шекспира вслепую не купишь.
– Ты думаешь, я шучу, – огорченно произнес Муншин.
– Прекрати, Колли, – снова сказал Айтел.
Во время этого диалога Муншин то щипал Айтела за локоть, то похлопывал по плечу, то пихал в бок.
– Чарли, никому не показывай сценарий. Просто продолжай над ним работать. И не волнуйся по поводу своей ситуации.
– Убери от меня свои алчные рученьки. Ты же понимаешь: я буду сам снимать свою картину.
– Это, Чарли, в твоем духе, – сказал с глубоким поклоном Муншин. – Ты всегда должен работать только так.
Он рассказал нам анекдот, сообщил несколько сплетен и никак не мог оставить в покое Айтела – общупывал его будто толстяк детектив при каком-нибудь заведении, обыскивающий пьянчугу. Айтел наконец отодвинулся от него, мы все расселись по креслам и уставились друг на друга. После небольшого молчания Муншин объявил:
– Я решил снять великий фильм.
– О чем же? – поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.
Продюсер назвал известный французский роман.
– Этот автор все знает про секс, – сказал Муншин. – Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.
– Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? – произнес Айтел, растягивая слова.
– Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?
– Колли, – сказал Айтел, – посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.
– Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.
– У этого человека начисто отсутствует совесть, – сказал Айтел.
Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.
– Ты прирожденный преувеличиватель, – сказал Муншин.
– Колли невозможно остановить.
– Люблю я тебя.
Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.
– Так как же все-таки дела? – спросил он.
– Отлично, Колли. А у тебя как? – ровным тоном спросил Айтел. Я достаточно хорошо знал его и понимал, что он настороже.
– Плохи мои личные дела, Чарли.
– С женой?
Муншин уставился в пространство, только маленькие жесткие глазки были чем-то твердым среди этой горы жира.
– Ну, между нами все по-прежнему.
– Так в чем же теперь дело, Колли?
– Я решил порвать с моей девочкой.
Айтел рассмеялся.
– Давно пора.
– Не смейся, Чарли. Это для меня важно.
Меня поразило то, как откровенно говорил Муншин. Мы познакомились меньше четверти часа тому назад, и однако говорл он так, будто был наедине с Айтелом. Мне еще предстояло узнать, что Муншин, как и многие обитатели киностолицы, мог открыто говорить о своей личной жизни и оставаться мечтой для шпионов в делах.
– Но ты же на самом деле не расстаешься с ней? – снисходительно спросил Айтел. – Так в чем же дело – Теппис издал закон?
– Чарли! – произнес Муншин. – Это же трагедия для меня.
– Ты, видно, влюблен в девчонку.
– Нет, сейчас я бы так не сказал. В общем, трудно объяснить.
– Вот в этом я уверен, Колли.
– Меня очень беспокоит ее будущее, – сказал Муншин, снова принявшись щупать свой живот.
– Судя по тому, что я о ней слышал, она не потонет.
– А что ты слышал? – спросил Муншин.
– Лишь то, что в период знакомства с тобой она не гнушалась развлечениями на стороне.
На погрустневшем лице Муншина появилось терпеливое выражение.
– Мы живем в мире скандалов, – сказал он.
– Избавь меня от этого, – пробормотал Айтел.
Муншин поднялся с кресла.
– Ты не понимаешь эту девочку, – прогрохотал он. Я при этом был сброшен со счета. – Она еще ребенок. Красивый, теплый, простодушный ребенок.
– А ты – красивый, теплый, простодушный папаша.
– Я защищал тебя, Чарли, – сказал Муншин. – Я защищал тебя, когда про тебя рассказывали такое, что даже ты не стал бы слушать. Но я начинаю думать, что был не прав. Я начинаю думать, что ты вконец прогнивший, испорченный тип.
– Испорченный, но честный. Я вовсе не разыгрываю из себя святого.
– Я тоже не утверждаю, что я святой, – снова прогремел Муншин. – Но у меня есть чувства. – Он повернулся в мою сторону. – Что ты видишь, когда смотришь на такого, как я? – спросил он. – Ты видишь перед собой толстяка, который любит разыгрывать из себя клоуна. Значит ли это, что у меня нет человеческих чувств?
В этот момент передо мной был далеко не клоун. Его мягкий высокий голос звучал громче и на октаву ниже. Возвышаясь над нами, – а он стоял, тогда как мы сидели, – он производил впечатление физически сильного человека.
– Ладно, Чарли, – сказал он, – я знаю, какого ты обо мне мнения, но я вот что тебе скажу. Возможно, я делец, а ты. возможно, художник, и я глубоко уважаю твой талант, глубоко уважаю, но ты человек холодный, а я – эмоциональный, и поэтому ты не в состоянии понять меня.
Пока он произносил эту тираду, Айтел курил. А теперь небрежным жестом потушил сигарету.
– Зачем ты меня пригласил, Колли?
– Из дружеских чувств. Тебе такое не понять? Я хотел послушать о твоих бедах и рассказать тебе о моих.
Айтел пригнулся, сложив пополам крупное тело.
– Никаких бед у меня нет, – с улыбкой произнес он. – Послушаем про твои.
Муншин поуспокоился.
– В этой истории есть свои плюсы и свои минусы. Легко ехидничать над девочкой, – сказал он. – Я сам над ней ехидничал. Когда я только взял ее на содержание, я думал: «Еще одна танцовщица из ночного клуба. Горячая итальянка с горячей кровью латинянки». В общем, это целая история, Чарли. Возможно, она не блещет умом, и она явно из бедной семьи. – Он бросил взгляд в мою сторону. – Я всегда был очень щепетилен в выборе женщин, – покаянно произнес Муншин. – Понимаешь, я хотел иметь классных девчонок, которые умеют держаться с достоинством, и, признаюсь, до сих пор ставлю это в минус Илене. Она не соответствует людям, с которыми я знаюсь. Но это не мешает ей быть очень хорошим человеком.
– И тем не менее ты даешь ей отставку, – сказал Айтел. – Ты даешь отставку очень хорошему человеку.
–. У нас с ней нет будущего. Я признаю это, видишь, я признаю свои ошибки. Я трус и боюсь общественного порицания, как все в нашем деле.
– Значит, подобно всем трусам, тебе надоело отклонять ее предложения о браке.
– Илена не интриганка, – решительно заявил Муншин. – Хочешь, я тебе кое-что скажу? Всего пару дней назад я попытался дать ей тысячу долларов. Так она их не взяла. И ни разу не просила, чтобы я на ней женился. Она не из тех, кто занимается угрозами. Просто мне невыносима мысль, что у нее нет со мной будущего.
– Герману Теппису эта мысль тоже невыносима.
Муншин пропустил это мимо ушей.
– Дай мне рассказать тебе про нее. В этой девчонке намешано столько всего: обиды и эмоции, грязь и исполненная радости любовь, – произнес он категорическим тоном адвоката в уголовном суде, жаждущего привлечь на сторону своего подопечного всех присяжных без исключения. – Я попросил моего психоаналитика направить ее к своему приятелю, но из этого ничего не вышло. Ее эго недостаточно для этого развито. Вот насколько серьезна проблема. – Муншин поднял вверх увесистую ладонь, словно требуя нашего внимания. – Начать с того, как я с ней познакомился. Она танцевала вместо кого-то в устроенном мной благотворительном шоу. Я увидел ее за кулисами, уже одетую, готовую к выходу. Это была настоящая Кармен. Только эта Кармен тряслась от страха, – сказал Муншин и поглядел на нас. – Она так вцепилась в руку своего партнера, что нуть не оторвала ее. «Этому человечку плохо, – подумал я, – дикая девчонка и чувствительная, как зверек». Однако стоило ей выйти на сцену, и все было в порядке. Она хорошо танцевала фламенко. С оговорками, но талантливо. После выступления мы с ней разговорились, и она сказала, что не может съесть даже кусочек хлеба в день выступления. Я сказал, что, думается, могу помочь ей справиться с некоторыми проблемами ее жизни, и она была благодарна мне как ребенок. Так все и началось. – Голос у Муншина сел от волнения. – Ты, Айтел, полагаю, назвал бы это интриганством с ее стороны, а я называю уязвимостью, разочарованностью в жизни и следствием различных болячек. Эта девчонка вся в болячках. Муншин продолжал говорить, а я подумал, что он описывает ее, как мог бы описывать героиню фильма на совещании по сценарию, – совещании, где сюжет выглядел более интересным, чем фильм, который будет по нему снят.
– Учтите, что она – итальянка, – продолжал вещать Муншин. – Не стану рассказывать все, что я узнал, все тонкости психики, а ведь я искренний либерал. Например, если ее обслуживает официант-негр, ей всегда кажется, что он держится с ней чересчур свободно. Я говорил с ней о подобных проблемах. Объяснял, что нельзя относиться к неграм с предубеждением, и она меня поняла.
– Вот так – взяла и поняла, – сказал Айтел, щелкнув пальцами.
– Прекрати, Чарли, – сказал Муншин, подскочив в кресле. – Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Она устыдилась своего предубеждения. Илена ненавидит в себе все мелкое. Она сгорает от страстного желания обрести себя как личность, понимаешь, сгорает! – И он потряс кулаком.
– Колли, я действительно думаю, что ты не в себе.
– Возьмем ее распущенность, – продолжал Муншин, будто и не слышал реплики Айтела. – Она из тех, кто хотел бы иметь мужа и детишек, приличные здоровые отношения между зрелыми людьми. Думаешь, меня не волнует то, что она встречается с другими мужчинами? Но я знаю, что сам в этом виноват. Меня надо за это винить, и я это добровольно признаю. Что я могу ей предложить?
– А что другие ей предлагают? – перебил его Айтел.
– Отлично, отлично. Просто замечательно слышать такое от тебя. Вот что я скажу тебе, Чарли: я не сторонник двойного кодекса морали. Женщина имеет такое же право на свободу в своих поступках, как и мужчина.
– Почему бы нам не открыть такой клуб? – с издевкой произнес Айтел.
– Я заступался за тебя, Айтел. Я уговаривал Г.Т. не отстранять тебя от работы после «Гей, облака». Неужели ты такой неблагодарный, что мне надо напоминать, сколько раз я помогал тебе снимать картины, какие ты только хотел?
– А потом кромсал их, разрезал на ленточки.
– Мы с тобой не во всем были согласны, Чарли, но я всегда считал тебя другом. Я не обращаю внимания на то, что промелькнуло жемчужинами сегодня, это не повлияет на мое отношение к тебе.
Айтел усмехнулся.
– Я человек любопытный. – Муншин положил руки на колени. – Что ты думаешь об Илене после того, как я описал тебе ее?
– По-моему, она лучше того, что ты заслуживаешь.
– Я рад, что ты так сказал, Чарли. Я имею в виду: значит, я сумел передать ее достоинства. – Муншин помолчал и ослабил узел на кушаке халата. – Видишь ли, около часа назад я сказал Илене, что нашим отношениям пришел конец.
– Около часа назад!
Муншин кивнул.
– Ты хочешь сказать, что она здесь? – спросил Айтел. – Здесь, в нашем городке?
– Да.
– И ты привез ее сюда, чтобы дать ей отставку?
Муншин заходил из угла в угол.
– Я этого не планировал. Я часто беру ее с собой в поездки.
– И поселяешь в другом отеле?
– Ну я же объяснил ситуацию.
– А твоя жена когда должна приехать?
– Она будет здесь завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55