– На меня иногда нападает страх, Чарли. Я так и не научилась избавляться от страха.
– Он нападает и проходит.
Она приподнялась на подушках и закурила сигарету.
– Я вчера видела Тедди Поупа, – сказала она. – Странное дело: мне он никогда не нравился, а теперь мне жаль его.
– Что он делает? – спросил Айтел.
– Все еще ищет работу. Говорит, что, возможно, его возьмут на картину, которую снимает независимая студия. Я посоветовала ему поехать на Восточное побережье, и он сказал, что так и поступит, но никуда он не поедет. Я думаю, он боится театра.
– Жаль, я ничего не могу для него сделать, – сказал Айтел.
– Тедди по-своему действительно славный, – сказала Лулу и выдохнула сигаретный дым в направлении своего живота. – У него хватило мужества во время всех своих неприятностей с Тепписом навестить Мэриона в тюрьме. Только он, конечно, глупо поступил, сделав это дурацкое заявление. Вовсе не обязательно было объявлять всем и каждому, что Мэрион его друг. – Она дотронулась до плеча Айтела. – Прости меня, Чарли.
– За что? – Однако это явно задело его.
– Ну, я совсем забыла насчет Мэриона и Илены.
– Все в порядке. Об этом все уже забыли, – передернул плечами Айтел.
– Илена хорошая девчонка, – сказала Лулу.
– Да.
Лицо у Лулу стало печальным.
– После того как я рассталась с Тедди, я все думала, что Г.Т. был прав. Возможно, мне следовало выйти за Тедди. Возможно, нам удалось бы сжиться, и сегодня нам обоим было бы лучше. – И заплакала. – Ох, Чарли, я так подавлена. Лучше бы я не видела Тедди.
Айтел стал ее успокаивать. Они немного поболтали, потом он взглянул на часы.
– Тебе пора одеваться, если ты хочешь попасть на этот самолет.
– Я чуть не забыла, – сказала она. – Хорошо бы мне не надо было ехать.
Она пошла в душ и продолжала разговаривать с ним.
– Удачи тебе с картиной, пока меня не будет, – крикнула Лулу.
– Спасибо.
– Смогу я позвонить тебе домой из Питсбурга, если мне понадобится совет?
– Думаю, что да. При сложившихся обстоятельствах я смогу найти объяснение для Илены.
– Она ревнует, да? – спросила Лулу.
– Случается.
– Чарли, надеюсь, у тебя получится удачная картина. Ей-богу, ты это заслужил. Я считала «Святых и любящих» одной из величайших картин, какие я когда-либо видела, и так считали все в городе. Ты должен был бы получить за нее «Геркулеса».
– Ну, не получил.
Настала тишина, пока она пудрила ноги.
– Чарлз, а ты счастлив с Иленой? – спросила Лулу.
– Не могу сказать, что несчастлив, – ответил он.
– Илена во многом изменилась к лучшему.
– Я полагаю, это аналитик помог ей.
– Не считай так, – сказала Лулу. – Я пять лет хожу к моему психиатру, и он ни капельки мне не помог. Все сделал ты. Ты хорошо подействовал на Илену. Ты на всех хорошо действуешь.
– Это какая-то новая для меня роль, – сказал Айтел.
– Ты всегда слишком строг к себе.
– Возможно, сейчас я слишком мягок.
Лулу открыла дверь из ванной и показала ему язык.
– Глупости. Запомни это. – И оставила дверь открытой. – Чарли, расскажи мне про Виктора. Я собиралась послать ему подарок, но забыла.
– Вики, – сказал Айтел, – о, я люблю Вики.
– Никогда не представляла себе тебя отцом.
– Я тоже, но я люблю малыша.
Он действительно любит мальчика? – усомнился Айтел, и ему так захотелось подержать его на руках. Виктор был похож на Илену – не на сегодняшнюю, подумал Айтел, а на Илену, какую он впервые увидел. Однако где же правда? Ведь случалось, что он целую неделю не вспоминал о Викторе.
– Откуда ты знаешь, что любишь его? – спросила любопытная Лулу.
Айтел собирался сказать: «Потому что я хочу, чтобы он был лучше меня», но вместо этого лишь улыбнулся.
– Наверно, надо было мне завести детей, – сказала Лулу. – Возможно, это было бы для меня решением.
– Лучше позвони своей горничной и скажи, чтобы она ждала тебя в аэропорту.
Когда Лулу оделась, Айтел вывел ее машину из гаража и открыл для нее дверцу.
– Только не теряй голову, и все будет в порядке, – сказал Айтел.
– Ты не хочешь проводить меня до аэропорта в своей машине?
– А ты считаешь, нам надо появляться вместе?
– Пожалуй, нет. – Лулу протянула руки и снова обняла его. – Ох, Чарли. Я тебя ужасно люблю. Знаешь, ты стал держаться с настоящим достоинством!
Это хороший комплимент, подумал Айтел, ведь что такое достоинство, настоящее достоинство, если не написанное на лице знание, чего стоят все человеческие желания.
– Так мило с твоей стороны сказать такое, Лулу, – сказал он и улыбнулся. – Знаешь, я не хотел бы, чтобы это пошло кругами, и, по-моему, я много лет никому об этом не говорил, но моя мать была французской горничной, прежде чем вышла за моего отца. Работала она, правда, только в лучших домах.
– Ох, Чарли, Чарли, – произнесла Лулу, и они оба рассмеялись. – Почему ты никогда не знал, – спросила она, – что был моей великой любовью?
Он поцеловал ее нежно в щеку, и она поехала, а он смотрел ей вслед. Внезапно ухо его уловило звук прибоя, он спустился к берегу и стал наблюдать, как воды Тихого океана мягко, упорно набегают на песок пляжа. Было еще рано, и Айтел мог не спешить домой; поеживаясь от прохлады, он сел на песок и стал сыпать его между пальцами, вспомнилось то время – казалось, это было в другой жизни, – когда он смотрел на девушку с серфинговой доской и пытался вовлечь ее в разговор. Воспоминание навалилось на него с силой забытой боли – как он жаждал обладать ею в тот день, словно это было бы вступлением в жизнь, которой он никогда не ведал.
Айтелу стало грустно, но это была приятная грусть. Он с удовольствием думал о возвращении домой: после многих дней безразличия он чувствовал сейчас нежность к Илене, как всегда после того, как изменял ей. Прежде чем заснуть, он обнимет ее и скажет, что любит. Сейчас ей не требовались эти слова в такой мере, как в свое время, но все равно она обрадуется, и Айтел, думая о тех годах, что они были женаты, возблагодарил судьбу за то, что они остались позади. Первый год был скверным: сплетни, воспоминания и целые месяцы, когда близость давалась им нелегко. И это тоже уже позади, и хотя с утратой ревности он утратил также чувство, какое в свое время питал к ней, у них по-прежнему была общая спальня, и то, что в ней происходило, было лучше многого другого.
Последний серьезный разлад возник, когда Илена обнаружила, что беременна. Она до смерти боялась аборта, а у него было такое чувство, точно он прикован к ней на всю жизнь. Но ребенок появился на свет, и теперь Айтел любил его или по крайней мере старался любить, а Илена, как сказала Лулу, выправилась. Она научилась содержать дом в порядке, управлять слугами, даже принимать гостей. В этом отношении она выросла, и многие завидовали его браку. Айтел вздохнул. Не может ли так быть, что такой вещи, как любовь, не существует, – просто каждый любит по-своему и старается поступать как можно лучше? «Жизнь превратила меня в детерминиста», – мелькнуло у него в голове.
Он сел в машину и не спеша поехал домой, поднялся по дороге, ведущей к дому, который он купил среди холмов киностолицы, поставил машину в гараже, с минуту выждал, готовя себя к встрече с Иленой, и прошел к ней в гостиную. Она подняла на него глаза от книги, которую читала, и он сразу увидел, что она не в настроении. Впрочем, она часто бывала мрачной в те вечера, когда он был ей неверен, и он не мог понять, то ли она знает, то ли просто чувствует себя неловко, и он подивился тому, как плохо понимает, что происходит у нее в голове.
– Как Виктор? – спросил он, войдя.
Илена вяло улыбнулась.
– Он сегодня был очень забавный, – сказала она. – Сейчас расскажу тебе, что он делал.
– Отлично, – сказал Айтел, – горю желанием услышать. Но сначала мне надо выпить. – Алкоголь смоет следы Лулу изо рта и подготовит его для Илены. Целуя ее в щеку, он постарался, чтобы это выглядело отчужденно и она ничего от него не ждала, когда они лягут в постель.
– Как прошло совещание? – спросила Илена.
– Сносно.
– Почему Колли не может принять решение? – раздраженно заметила она. – Вечно он все меняет.
– Такой уж он есть, – не стал возражать Айтел и сел рядом с ней.
– Я сегодня скучала без тебя, – сказала Илена. – И огорчилась, когда ты позвонил в обед.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь.
– Ох, детка, я устал, – мягко сказал он. – Не ругай меня.
– Интересно, когда мы проведем вместе вечер, – уныло произнесла Илена.
– В конце недели, обещаю. Возможно, вечер пятницы.
– В пятницу днем у меня занятия танцем. Тогда я буду усталой, – сказала она. Последний год она снова начала брать уроки танца – скорее всего, чтобы быть в форме, чем из карьерных соображений, но она хорошо танцевала и раза два, когда у них были гости, согласилась выступить перед ними.
– Но я обещаю тебе, что мы выкроим время в конце недели, дорогая, – сказал Айтел. Он сел поглубже на диване, сделал ублаготворяющий глоток из стакана и потер глаза, – Как ты провела сегодняшний день? – осведомился он.
– Днем играла в бридж.
– Отлично.
– Я ненавижу бридж, – сказала Илена.
Она была явно в плохом настроении, и Айтел с усталым видом, словно он и в самом деле долго совещался с Колли, выпрямился и погладил ее по плечу.
– В чем дело? – спросил он.
– Я сегодня утром была у моего психоаналитика.
– Ты же по-прежнему встречаешься с ним дважды в неделю, – уточнил Айтел.
– Да, я это знаю, Чарли, но сегодня утром мы с ним поругались.
Это стоило – заплатить тридцать пять долларов за час, чтобы она ругалась с кем-то другим.
– Что же это вызвало? – на всякий случай спросил Айтел.
– Я не хочу говорить о моем анализе.
– Хорошо.
– Просто мы всегда говорим об одном и том же.
– Ты имеешь в виду своего аналитика или меня? – счел нужным он спросить.
– Ох, милый, ты же знаешь, что я имею в виду аналитика. Он очень толковый, но я не уверена, что он все еще мне нужен.
– Тогда перестань к нему ходить.
– Так я и поступлю… вот только…
– Только – что?
– Это была глупая ссора, – сказала Илена, не давая ему прямого ответа. – Я рассказала аналитику, что мы собираемся купить новый дом, если твоя картина будет иметь успех, и мы стали это обсуждать, и получилось… словом, Чарли, получилось, что я не хочу покупать новый дом.
– Не хочешь? – Казалось, эта перспектива так возбуждала ее в тот день, когда они смотрели дом.
– Ну, в общем, хочу и не хочу. Мы обнаружили у меня раздвоение чувств.
– Да, да.
– Только не злись. Я больше не стану употреблять эти слова, вот только мы обнаружили, что дом кажется мне слишком большим и мы будем выглядеть слишком богатыми.
– Что ж, я могу это понять. – Но она раздосадовала его. Через два-три года ей захочется име1ь дом большего размера чем тот, что он планировал купить сейчас.
– Моему аналитику не понравилось то, что я говорила. Он сказал, что я регрессирую и веду себя как ребенок – это проявляется в моем отношении к деньгам и к тебе и является признаком слабого эго.
Илена говорила, а он критически прислушивался к звуку ее голоса. Она стала лучше изъясняться, и голос у нее стал менее грубым, но сейчас вздорные интонации вернулись. Она коснулась его руки.
– Не знаю, как это произошло, Чарли, только я начала на него кричать и сказала, что хорошо ему говорить, имея дом в двадцать комнат, и что он самодовольный толстый жлоб, и мне противно смотреть на его самодовольство, и если ему не нравится, как я говорю, что ж, никто не просит его брать мои деньги и… – Она умолкла. – Это было просто ужас что.
– Такое ведь уже случалось.
– Да, но на этот раз, Чарли, я действительно так думала. Такого я о нем мнения, и я ему больше не верю, и в следующий раз не стану устраивать сцену, а просто скажу, до чего он мне неприятен. Потому что, понимаешь, не хочу я так жить, как он считает.
– То есть?
– Я хочу сказать, это правда – я многим ему обязана, но он не понимает меня. В самом деле не понимает.
– До меня не доходит.
– Чарли, я ведь знаю твое отношение к новому дому. Ты хочешь его иметь больше, чем тебе кажется, и, наверно, он у нас будет, потому что в конце концов мы всегда делаем так, как ты хочешь.
– Это справедливо?
– Возможно, нет, но я пытаюсь сказать, я имею в виду, что у нас есть мальчик и, наверное, будет еще ребеночек, и я наладила отношения с прислугой, и я с удовольствием хожу на уроки таниа, и я люблю тебя, Чарли, я в этом уверена, потому что я по-прежнему боюсь тебя потерять, но, Чарли, выслушай меня: я не знаю, понимаешь ли ты, как я люблю Вики, и я все время снуюсь, буду ли я ему хорошей матерью, но разве этого достаточно? Достаточно ли иметь Вики? Я хочу сказать, куда я двигаюсь? Я не хочу жаловаться, но на что мне направить мою жизнь? Айтел погладил ее.
– Лапочка, – сказал он, и голос его задрожал от чувств, – ты выросла больше всех за то время, что я тебя знаю, и я не стану волноваться за тебя, я могу за тебя не волноваться, потому что я знаю: как бы ты себя ни вела, ты всю жизнь будешь становиться только лучше и лучше.
В глазах ее появились слезы. Весь вечер он наблюдает плачущих женщин.
– Нет, Чарли, – сказала Илена, – видишь ли, это не ответ. Я не могу разговаривать с тобой, пока ты не поймешь. На что мне направить мою жизнь?
Он держал ее в объятиях, гладил по голове, понимая, что из чувства самозащиты она умолкла и больше не задает вопросов, ибо несмотря на то что она прошла такую дистанцию и он помог ей и случалось, как сейчас, что он гордился тем, насколько она стала лучше, словно была единственным человеческим существом, в создании которого он принимал участие, однако Айтел понимал, что не может больше ей помочь, как не может и никто другой, ибо она достигла той сферы, когда у нее те же проблемы, что и у всех остальных людей, и на ее вопросы нет ответов и нет врачей, – есть лишь высокогорье, где философия сосуществует с отчаянием. Он чувствовал, что она вырастет и отделится от него, и в грядущие годы – конечно, через много лет – он, возможно, станет нуждаться в ней, и будет ли она по доброте и из преданности, а также по привычке вынуждена оставаться при нем?
– Извини, Чарли, – сказала она. – Ты устал, и с моей стороны нехорошо утруждать тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55