мы похожи. – И он импульсивно потянулся поцеловать ее. Она подставила щеку.
За завтраком, подкрепившись кофе, Айтел почувствовал, что настроение у него улучшается.
– Как насчет того, чтоб поплавать в «Яхт-клубе»? – спросил он.
– Там?
Он кивнул; он видел, что она раздумывает, как это будет выглядеть, если они появятся у бассейна. Столько чужих людей увидят ее с Айтелом наутро после приема.
– Не думаю, что стоит это делать, – сказала она.
– Мы их шокируем. – Он был настроен на клоунаду. – Если появится Теппис, мы сбросим его в бассейн.
– Ужасный человек, – сказала Илена. – Такой жестокий. Как он разговаривал с тобой.
– А он только так и умеет говорить. Он не пользуется словами. Просто швыряет их как попало по настроению. – Айтел рассмеялся. – Перед нами не человек, а сплошные эмоции. Не как я.
– Да ты полон эмоций, – сказала она и, смутившись, уставилась в тарелку.
А у Айтела испортилось настроение. Неправильно он отреагировал на слова Тепписа. Можно было по-разному ему ответить, он же слишком долго молчал, а потом лишь улыбнулся и пошел прочь с Иленой.
– Я кое-что вспомнил, – сказал он, возобновляя разговор. – Я знаю в пустыне небольшую заводь. Довольно приятное место. Множество кактусов. По-моему, там есть даже дерево. Почему бы нам не поплавать там?
Она по-прежнему была надутой итальянской девчонкой, хотя начало проступать и кое-что другое.
– Я сегодня, наверно, уеду на автобусе домой, – тихо произнесла она.
– Ну, ты просто не в себе.
– Нет, я хочу домой. – Он заметил, что она ни словом не обмолвилась о том, какая жалкая жизнь ее там ждет. – Ты был такой милый, – не к месту добавила она, и ее вдруг затрясло.
– Послушай, Эспосито, – веселым тоном произнес он, но в ее глазах появились слезы, и она вышла из комнаты. Он услышал, как закрылась дверь в спальню. – Глупо, – во всеуслышание сказал Айтел. Он едва ли знал, к кому это относится – к Илене или к нему самому.
Он думал, что она отдалась ему, чтобы унизить Муншина. Теперь настал другой день, и она унизила только себя. Он подошел к двери в спальню, открыл ее и сел рядом с Иленой на кровать.
– Не плачь, – сказал он ей нежно. Она вдруг стала ему дорога. Она так ему нравилась. – Не плачь, обезьянка, – сказал Айтел и принялся гладить ее по голове. Это вызвало у Илены водопад слез. А он обнял ее, слегка забавляясь, слегка досадуя на себя, однако не без сочувствия. – Ты такая милашка, – сказал он ей в ухо.
– Нет… это ты так мило ко мне относишься, – со всхлипом произнесла она.
Через какое-то время она поднялась, посмотрела на себя в зеркало, вскрикнула от ужаса и прошептала:
– Как только у меня будет во что переодеться, пошли к бассейну.
– Ой, да ты просто чудище, – сказал он, и она жадно обхватила его руками.
– Пожалуйста, не смотри на меня, – сказала Илена. – Пока я не приведу себя в порядок.
Он послушался. Получив ключ от номера Илены после того, как она призналась, что его ждет там кавардак, а он поклялся, что это не имеет значения, Айтел отправился в недалекую поездку по Дезер-д'Ор и нашел ее отель. Номер у нее был небольшой, и окно выходило в вентиляционную шахту – единственную в Дезер-д'Ор вентиляционную шахту, подумал он Она приехала всего с одним потрепанным чемоданом, однако умудрилась разбросать его содержимое по всей мебели. Она была, несомненно, неряхой, а горничная – что указывало на уровень отеля – ничего не убрала, кроме постели. Айтел с грустью смотрел на разбросанные вещи. «Какая неряха», – подумал он, бросая трусики на смятую блузку, чтобы освободить место для себя. Он сел на освобожденный стул и, закурив сигарету, сказал себе: «Надо будет так все устроить, чтобы вечером посадить ее на автобус».
Но на автобус он ее не посадил. День превратился в сплошное удовольствие. И хотя никто не подошел к их столику побеседовать, это вполне устраивало Айтела. С тех пор как он проснулся, настроение у него все время менялось от меланхоличного к возбужденному. В известной мере он был доволен тем, что об его ссоре с Тепписом стало так быстро известно. Пусть оставят его в покое, думал он, пусть их, имея в виду Илену и себя, оставят в покое. «Начнем с чистой страницы», – на протяжении всего дня повторял про себя Айтел, точно строку из песни, застрявшую в голове.
Он был очень доволен Иленой. Ее тело, которое он еще не успел изучить, выглядело прелестно в купальном костюме. Он сидел на солнце, чувствуя, как при мысли, что через два-три часа снова будет владеть ею, по телу медленно разливается тепло. И было несказанно приятно оттягивать эту минуту. Сегодня Илена весело смеялась. Ее пухлые губы растягивались, красивые белые зубы блестели, и Айтел обнаружил, что старается вызвать ее смех. Она чувствовала, что люди на них смотрят, она стеснялась – и сильно – и, однако же, умудрялась сохранять самообладание, не то что прошлым вечером на приеме. Он не мог не оценить достоинства, с каким она слушала его; глаза ее говорили, что она понимает скрытый смысл его слов. «Я могу кое-что сделать из этой девочки», – подумал он. Это будет нетрудно. Он может научить ее говорить, не жестикулируя, может убрать из ее низкого голоса вульгарные интонации. Айтел был поистине влюблен в этот день. Все было идеально. «Чарлз Фрэнсис против всего мира», – с предусмотрительной иронией думал он, но это едва ли могло сдержать переизбыток его чувств. Он вдруг вспомнил те годы, когда учился в колледже одного из университетов на востоке страны, что было вершиной честолюбивых планов его родителей, и с изумлением подумал – правда, это было так давно, – каким был недоделанным подростком. С какой ненавистью и жаждой быть таким же смотрел он на богатых студентов, гордо шествовавших со своими девушками ко входу в студенческие сообщества, куда его никогда не приглашали; какое презрение он чувствовал к девушкам, с которыми встречался, городским, работающим девчонкам и малопривлекательным студенткам из соседнего колледжа для девушек, с которыми он порой проводил вечер. Он вышел из школы, мучаясь от сознания, что весь свет считает его некрасивым и незначительным, и, возможно, это побудило его создать свои первые картины. Его успех был действительно рожден этой жаждой и злостью, и в те годы в киностолице, когда его жажда выдвинуться была удовлетворена, а злость нашла выход в остроумии, он перестал погонять себя, стал предметом восхищения и утратил энергию своего таланта. Сидя рядом с Иленой, он думал о том, каким был, когда начинал, и надеялся, что талант вернется. Илена поможет ему, с такой женщиной он может жить. Она теплая, и она так отдавалась ему прошлой ночью. А он в этом так нуждался, чтобы сохранять уверенность в себе.
– Ты чудо, – как мальчишка, сказал он ей, и его еще больше тронуло то, с каким сомнением она восприняла его слова.
Она тонко чувствует. Это он решил твердо. По собственной инициативе она заговорила о Муншине, и Айтелу понравилось ее мнение о нем.
– Он неплохой человек, – сказала Илена. – Ему хотелось бы видеть рядом влюбленную в него женщину. Я была нечестна. Внушала ему, что люблю его.
Ее откровенность спровоцировала Айтела.
– Колли считал, что ты любишь его? – спросил он.
Она удивила Айтела своим ответом.
– Не знаю. Он смекалистый. Ты же знаешь, как он разбирается во взаимоотношениях.
– Да уж.
– Мой психоаналитик считал, что я должна попытаться найти к нему подход.
– Ты больше с ним не общаешься?
– Я перестала ходить на психоанализы. По-моему, я совершила ошибку, уйдя от этого доктора. – Почему-то странно было слышать от нее такие слова. – Понимаешь, – продолжала она, – я вела себя с доктором, как с Колли. – В глазах ее на миг сверкнул чертенок. – Я отправлялась куда-нибудь и устраивала с мужиками всякие чудеса, чтобы выглядеть в глазах моего доктора не как все. – Она хихикнула. – Ну, ты понимаешь: чтобы он записал меня в особую категорию.
Айтел старался не морщиться от ее манеры говорить.
– А как это воспринимал Колли? – спросил он.
– Ненавижу его, – вдруг заявила она. – Он простил бы меня, даже если бы я, понимаешь, дала ему смотреть, что вытворяю. Он такой лицемер, – со злостью произнесла она и, сжав руку Айтела, добавила: – Сама не понимаю, как я могла так долго быть с ним.
Айтел кивнул.
– Колли не был таким покорным, когда заходила речь о разводе с женой.
– О, это было невозможно. Мне стыдно за себя. – Она рассеянно провела рукой по рту. – Странный он, этот Колли. Весь набит чувствами вины и тревоги.
«Опять эти чертова выраженьица», – сказал себе Айтел. Это неприятно напоминало другие его романы. Столь многие из его женщин ходили к психоаналитикам и потом пересказывали тому и другому: что Айтел сказал про аналитика; что аналитик сказал про него. M?nage-?-trois на современный манер.
Но Илену было уже не свернуть.
– Колли очень сложный человек, – сказала она Айтелу. – Хочет думать, что он не эгоист, и в то же время считает себя никчемным. И счастлив, только когда думает, что он одновременно и такой и этакий. Есть тут смысл? Я хочу сказать, сама не знаю, не знаю, как выразить то, что хочу.
«Ей цены нет», – подумал Айтел.
– Я и сам лучше не смог бы выразиться, – заметил он.
– Я не держу ненависти на Колли, право, – добавила она, – мне просто стыдно.
– Почему?
– Потому что… – Нервничая, она отодрала заусеницу на пальце.
«Надо будет отучить ее от этой привычки», – подумал Айтел.
– Потому что ты знаешь, что лучше его, – с улыбкой сказал он.
– Ну, не знаю. – Но в зеленых глазах появилось проказливое выражение. – Наверно, я это хочу сказать, – произнесла она и снова рассмеялась.
– Ты чудо, – сказал Айтел.
– Я сегодня так здорово провожу время, – улыбнулась Илена.
Эта ночь была такой же, как и накануне, даже, пожалуй, лучше, поскольку Айтел весь день ее хотел и к тому же находил более приятной. Он снова удивлялся Илене. Она была похотлива, как изнывающая от скуки графиня, а чего он столько времени искал, если не этого? Терзавшее его сомнение, сумеют ли они повторить ту ночь или то была лишь случайность, теперь рассеялось.
– Такого у меня никогда еще не было, – сказала она ему и, когда он кивнул, недоуменно покачала головой. – Что-то произошло со мной. – Прильнула к нему и прошептала, а он почувствовал первый укол ревности: – С другими мужиками я почти всегда подыгрывала.
Подобное он уже слышал. У него были женщины, впервые получавшие удовлетворение с ним, и его осыпали похвалами, ублажавшими его тщеславие, но ему никогда еще не приходилось сталкиваться с таким королевским проявлением вкуса. Просто удивительно, как бережно они относились друг к другу в промежутках между любовными утехами и сумасбродствами. Он обладал исключительным даром – во всяком случае, так он считал – узнавать женщину и был уверен, что может в какой-то миг найти в ней каждую близкую по духу жилку. «Я онанист в душе», – думал он, с таким тщанием занимаясь любовью с женщиной, словно занимался этим сам с собой. А Илена вела его со ступени на более высокую ступень. Ее лицо жило, сама она была полна жизни, ни разу никто так хорошо не понимал его. Между ними существовало идеальное равновесие, и можно было не думать, совершено ли слишком мало или слишком много.
Айтел погрузился в глубокий сон. Подобно многим циникам он с сентиментальной серьезностью относился к сексу. Он представлял это себе, как щедрый дар, и эта мысль питала его надеждой, что, проснувшись, он благодаря своему роману вновь обретет утраченную энергию, преисполнится мужества и вновь станет тем, кем когда-то считал себя. Лежа рядом с Иленой, он впервые за многие годы подумал, что ничего на свете не может быть лучше, чем снять великий фильм.
Можно пасть, очень низко пасть, но всегда существует дно. Вот он, растраченный дальше некуда, и эта девчонка, которую он едва знает. И каждый из них может чем-то обогатить другого. Его переполняла глубокая нежность к Илене. Она была прелестна. У нее такой красоты спина.
– Просыпайся, обезьянка, – шепнул он ей в ухо.
Весь день он играл с мыслью, что она должна переехать к нему. Из осторожности он не предлагал ей этого, пока не будет уверен, что сам того хочет. Но время они провели хорошо. Они уже были на стадии, когда люди делятся воспоминаниями о прошлых романах, что всегда привлекало Айтела. Он обнаружил, что Илена не только любит посплетничать – ее интересовали сложные варианты.
– Ты знаешь, что я имею в виду, когда говорю «сандвич»? – спросила она.
Он знал. Она потребовала, чтобы он рассказал ей об этом во всех подробностях, и, обхватив себя руками, слушала, как ребенок сказку, пока он рассказывал.
– Может, совершим что-нибудь такое, – предложила она.
– Может быть.
– Ох, до чего же дурацкий у нас разговор. – Но она была алчным зайчонком, жаждавшим еще морковок. На ее лице сердечком появились ямочки – ей так хотелось узнать, устраивал ли он себе такой праздник.
– Я, в общем, воздерживался от подобных вещей, – сказал Айтел. Однако все же сообщил ей, что знает в Дезер-д'Ор людей, с которыми можно такое строить. Ее это интересует?
Интересует. Надо будет как-нибудь такое учинить.
– Мне, знаешь ли, приходилось быть близкой с женщинами, – призналась Илена. – И однажды… – Похоже, ей было что рассказать. Но она не вдавалась в подробности. – Колли хотел убить меня, когда я ему рассказала. Ему было трудно это простить.
– Ах ты, чертенок. Ты и занималась-то этим для того, чтобы рассказать ему.
– Ну, ему пришлось потрудиться, вытаскивая из меня подробности. – Она хихикнула. – Я ужас какая плохая.
– Интересно, как ты охарактеризуешь меня, – сказал Айтел.
– Я не стану о тебе говорить, – сказала она. – Никогда. Не смогу. – Он отвел от нее глаза, но вопрос все-таки последовал: – А ты почему станешь обо мне говорить?
– Не стану, конечно, нет, – сказал ей Айтел. – Это же фантастика, – услышал он свои слова, – лучшая женщина в моей жизни. – Он хлопнул ее по ягодицам. – Смешная ты обезьянка. – И у него вырвалось: – А кого ты сейчас любишь?
– Тебя, – сказала она и отвела взгляд. – Нет. Вообще никого не люблю.
– То есть существуешь сама по себе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55