В первый день нового года интендант дворца устроил праздник для дюжины местных детей. На нем присутствовали многие взрослые, в том числе Себастьян, а также карлик, которого специально для такого случая нанял герцог. Больше не оставалось ни одного европейского двора, в котором не имелось бы собственного уродца. Учитывая внимание, какое им оказывали, а также власть, которой они обладали, вставал большой вопрос, кто был настоящим хозяином дворца – знатный господин или его карлик.Карлик герцога Вильгельма, облаченный в камзол из красного шелка, носил гордое имя Бальдур. Его выпуклые круглые глазки, быстро обведя присутствующих, остановились на самом заметном из гостей, каковым и оказался граф де Сен-Жермен. Уродец, без сомнения, отметил человека, на которого его гримасы и дерзкие шутки не произвели впечатления и уж во всяком случае нисколько не обидели. Он долго рассматривал Себастьяна; судя по всему, бриллианты и рубины, которыми была украшена одежда графа, внушили карлику что-то вроде уважения. Бальдур отвесил Себастьяну глубокий поклон, в котором можно было разглядеть и насмешку, но, надо сказать, насмешку весьма осторожную. Себастьян тоже поклонился и протянул ему руку.«Карлик, – подумал Себастьян, – это образчик идеального придворного. При том что он стоит неизмеримо ниже сеньора, которому угождает, его влияние обратно пропорционально его положению. Поскольку он ведет себя скромно, предполагается, что он мудр, а поскольку из-за своего роста он находится ближе к земле, ему предписывают благоразумие. Так что его суждения выслушивают охотнее, чем мнения людей, не столь обиженных госпожой Природой. Из этого следует, что он чаще всего оказывается опасным интриганом, поскольку его никто ни в чем не подозревает».Бальдур необычайно развлекал детишек одним лишь своим видом, а их поведение являло собой поучительный пример природной жестокости двуногих. В десять лет юные аристократы выказывали куда меньше доброты, чем пытались вдолбить им в головы их наставники. Они грубо насмехались над карликом, а он в отместку осыпал их оскорблениями, на которые те не сразу находили что ответить, показывал им нос и издавал непристойные звуки.К изумлению Себастьяна, одной из артисток, приглашенных на праздник, оказалась девочка-цыганка, которую он подобрал на дороге. Одетая во все новое усилиями коменданта и тщательно умытая, она выглядела очень хорошенькой, и узнать ее было довольно трудно. Юная цыганка склонилась перед Себастьяном в глубоком поклоне. Разумеется, тут же вертелась и обезьянка. Она, как и хозяйка, признала своего благодетеля и, прежде чем начать демонстрировать положенные прыжки и пируэты, стала потешно приветствовать и благодарить его, снимая шляпу. Гости развеселились.– Даже животные воздают вам должное! – смеясь, воскликнул герцог.Все внимание теперь оказалось обращено на обезьянку, а не на карлика. Это повергло шута в недоумение.– Говорят, вы волшебник? – спросил Себастьяна Бальдур.– Вероятно, вам это поведали дети, – улыбаясь, ответил ему граф.– Но вы пользуетесь здесь влиянием, которому могли бы позавидовать самые знатные особы. Поделитесь своим секретом! – настаивал уродец.– Нужно всегда помнить, что такой секрет существует и, кроме того, есть незримая власть, перед которой все мы – карлики.Уже на следующий день Себастьян вернулся к себе. Жизнь при дворе не оставляла времени для размышлений.
Ровно через неделю, 7 января, посланник герцога прискакал во весь опор в замок, доставив послание:
«Дорогой граф!Вы оказались пророком. Некоторое время назад вы сообщили мне, что дни императрицы Елизаветы сочтены. Она скончалась. Не настало ли время действовать?Вильгельм Гессен-Кассельский».
Себастьян тут же набросал ответ:
«Ваше высочество!Необходимо подождать и посмотреть, как будут развиваться события. Прежде всего, чтобы стрела достигла цели, нужно, чтобы все маски были сорваны.Ваш покорный слуга граф де Сен-Жермен».
Себастьян хотел проверить, действительно ли царь Петр будет проводить политику, которую проповедовал, будучи великим князем. Государственный аппарат, который его окружал, пока не давал ему свободы действий. В настоящее время руки у него связаны. Три месяца спустя Себастьян получил письмо от баронессы Вестерхоф, посланное, как ни странно, из Гамбурга. Очевидно, не доверяя обычной почте, она отправила его с оказией. Баронесса сообщала, что пока все идет хуже некуда. Еще до своего коронования под именем Петра III, которое состоялось 15 марта, новый царь стал проводить политику, в точности противоположную той, что вела императрица Елизавета. Он отправил в отставку прежнего канцлера и назначил своего человека. Он заключил мирный договор с Пруссией и мало того что велел казакам покинуть Берлин, так еще и предоставил восемнадцать тысяч человек в распоряжение Фридриха и вернул тому, кого называл «мой господин король», все территории, отвоеванные у Пруссии в течение предыдущих семи лет. И это еще не все: в адрес Венского двора Петр направил угрожающее письмо, в котором почти требовал от императрицы Марии-Терезии незамедлительно сделать то же самое под угрозой военных репрессий.
«Императрица и ее мать, принцесса Анхальт-Цербстская, обеспокоены вашим отсутствием, – писала баронесса Вестерхоф. – По всей стране зреет недовольство. Мы не знаем, что делать. Пора вам вернуться, мы нуждаемся в ваших советах. Пришлите ответ на адрес госпожи де Суверби и попросите передать через графиню Веннергрен, фрейлину королевы, в Копенгагене».
Похоже, опасения герцога Вильгельма оправдывались: если Пруссия и Россия объединятся, они без особого труда растащат на куски всю остальную Европу. Даже Англия вряд ли сможет им противостоять.Себастьян больше медлить не мог, настала пора действовать. Но вдали от России ему было трудно разработать какой-нибудь план. Более того, он хотел прежде всего видеть «господина» и союзника нового царя. Себастьян написал баронессе, что собирается быть в России в последних числах мая.После чего собрал багаж и приготовился к отъезду в Берлин в сопровождении своего верного Франца.
В Берлине у Себастьяна не было знакомых, у кого можно было бы остановиться. Его предупредили, что в городе имеется всего лишь одна гостиница, достойная принимать гостей его ранга. Называлась она «Золотой медведь». Без сомнения, гостиница получила свое название в честь основателя города, графа Альбрехта Медведя. Строение оказалось довольно громоздким и располагалось недалеко от дворца Шарлоттенбург. Прибыв в середине дня, Себастьян снял самые дорогие апартаменты, хотя состояли они всего лишь из двух комнат. Еще он заказал на завтра двух лошадей, и непременно с хорошими седлами.Себастьян был убежден, что эти его приготовления обязательно привлекут внимание.Граф вышел из гостиницы, чтобы пройтись пешком и осмотреть столицу королевства Прусского. В общем-то, настоящая дыра. Кроме нескольких торжественных и богатых зданий, расположенных на новых магистралях, проспекты заполняли редкие дома чиновников и лавочки. Судя по всему, население города было не слишком многочисленным. Если Петр III считал Берлин столицей изящества и элегантности, это красноречиво свидетельствовало не столько о Берлине, сколько о нем самом. Вопреки опасениям казаки отнюдь не разорили город, более того, они даже никого не повесили.Себастьяну привели лошадей рыжей масти, в довольно приличном состоянии и на первый взгляд вполне смирных. Он тщательно оделся и в сопровожденииФранца снова отправился прогуляться по городу, на сей раз верхом. Прохожие не оставляли без внимания гордый вид всадника – нет, настоящего рыцаря, потому что на боку у него болталась шпага, а под лучами утреннего солнца сверкали бриллианты. Пассажиры редких карет высовывались из окошек, чтобы получше его рассмотреть.На следующий день, это была среда, хозяин гостиницы, гордо выпятив грудь колесом, принес Себастьяну «Ля газетт де Берлин». В издании сообщалось, что знаменитый граф де Сен-Жермен накануне прибыл в город и остановился в гостинице «Золотой медведь». Каждый мог задаться вопросом, чем же он знаменит и что собирается делать в Пруссии. Себастьяну недолго пришлось ждать результата: на следующий же день, в четверг, в гостиницу доставили письмо, запечатанное королевской печатью. Оно было написано по-французски:
«Его величеству королю Фридриху II Прусскому стало известно, что в его городе проездом находится граф де Сен-Жермен. Он просит графа принять приглашение отужинать в замке Сан-Суси, в Потсдаме, в шесть часов.P. S. Вас просят войти через парадный вход».
Тон казался властным и категоричным. Впрочем, какое это имело значение! Уловка вполне удалась. Себастьян нанял карету и в сопровождении Франца отбыл в Сан-Суси, замок во французском стиле, который «людоед» велел воздвигнуть в парке Потсдама. Себастьян ехал рысью не меньше часа. Наконец карета остановилась у подножия обрывистого склона, над которым возвышалась монументальная круглая открытая колоннада. В центре ее громоздилась золоченая решетка. Стражи открыли ворота. Себастьян показал письмо, карета покатилась по французской лужайке и наконец остановилась перед розовым с белым четырехэтажным дворцом. Франц быстро спрыгнул на левую сторону, тут же подбежали два лакея, подставили ступеньку и открыли правую дверцу кареты. Уверенный, что за ним внимательно следят из окна, Себастьян важно ступил на землю и в сопровождении Франца и двоих лакеев поднялся по ступеням.Граф Сен-Жермен сверкал всеми своими бриллиантами. Его встретила беленькая болонка, которая с интересом принялась его обнюхивать и разглядывать.Похоже, этот песик и был истинным хозяином дома.Лакеи помогли гостю снять шубу. Себастьян оказался в вестибюле, выложенном мрамором, с двойными коринфскими колоннами, основания и капители которых сверкали золотом. Худощавый, немного сутулый человек среднего роста вошел в дверь под величественным бронзовым фронтоном и направился к Сен-Жермену. Походка казалась небрежной и одновременно высокомерной. Он был одет в черное, как воспитатель-гугенот, на ногах высокие деревенские сапоги, а шляпа украшена странным пером, без большого султана.Ложка дегтя в бочке меда.Мажордом раскатисто и торжественно произнес:– Граф де Сен-Жермен!Незнакомец медленно приблизился. Вид столь же удивленный, как у его собачонки. Поведение выглядело почти неучтивым. Не лицо, а серая, блеклая маска, словно человек жил в ожидании непонятно какого несчастья, на лбу пролегли глубокие морщины, выражающие разочарование. Король? Людоед? Нет, скорее грустный и усталый человек, ко всему равнодушный, без особого интереса разглядывающий посетителя. Неужели ему пятьдесят? Он казался намного старше. Так вот каков был итог двадцати лет правления: власть в буквальном смысле сгноила Елизавету, она же иссушила Фридриха. Захват Берлина казаками, победа при Торгау, вырванная просто чудом, ценой тяжелых потерь.Ничего удивительного, что король смертельно устал, он еле находил в себе силы, чтобы жить.– Добро пожаловать, граф, – произнес Фридрих по-французски.Голос звучал вполне любезно, будто принадлежал кому-то другому. Невероятным усилием воли человек выпрямился, вновь становясь королем Пруссии, Бранденбурга, Померании и Силезии.Вблизи его платье казалось неприлично изношенным, кое-где даже виднелись заплаты. Кажется, из королевского носа торчала козявка. Себастьян подивился такой нечистоплотности, но, присмотревшись, убедился, что это табачная крошка.– Ваше величество, ваше гостеприимство поистине не знает границ, – произнес граф, приподнимая шляпу и низко склоняясь перед королем, как того требовало присутствие венценосной особы, даже если эта блистательная особа и выглядела столь непрезентабельно.Фридрих махнул рукой, приглашая гостя следовать за ним. Собачонка живо затрусила рядом; так супруга хозяина дома показывает посетителю свое жилище. Лакеи увели Франца в помещение, предназначенное для слуг.При виде этой белой собачки рядом с хозяином, одетым во все черное, Себастьян не мог отвязаться от мысли, что, возможно, это душа короля.Самым удивительным казалось полное отсутствие во дворце придворных. Ни одного сановника, ни одной женщины, только одни лакеи. Где камергер, который написал ему письмо? Хозяин дома и его гость прошли в овальную ярко-розовую гостиную с паркетным полом, с плафоном в зеленоватых и бледно-розовых узорах, щедро выложенным позолотой, с настенной живописью, резной мебелью, сверкающей в свете канделябров и люстр. Очевидно, иностранцы полагали, будто подобный декор являет собой типичный образчик французского стиля.– Садитесь, – пригласил Фридрих, опускаясь в кресло напротив камина и поправляя на голове шляпу.Он пожирал Себастьяна глазами.– Что привело вас в Берлин?Король говорил на правильном французском, напевном и мелодичном, но с сильным акцентом. Его ухо, без сомнения, привыкло к музыке, Себастьян знал, что Фридрих хорошо играет на флейте.– Желание увидеть столицу, к которой, без преувеличения, нынче прикованы все взгляды, ваше величество.Фридрих коротко рассмеялся.– Откуда же вы прибыли, граф?– Из России, ваше величество.– Россия! Я хочу надеяться, что Петру Третьему удастся восполнить урон, нанесенный его сумасшедшей развратной теткой!– Что бы там ни было, ваше величество, новый правитель России – ваш верный и преданный союзник, ибо не упускает случая выразить восхищение вами.Гость удостоился подозрительного взгляда.– Кто же вам об этом сказал?– Он сам, ваше величество.В гноящихся глазках короля мелькнул огонек любопытства.– Так стало быть, вы его видели, – произнес он. – Молодому человеку пришлось признать очевидное. Кто бы ни правил в его стране, он должен будет попытаться вырвать ее из рук всякого сброда: жирных попов, лжеаристократов, забывших о своем долге, суеверных баб и невежественных мужиков, которые никак не могут отделаться от скотского прошлого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51