За ним следовала девица, с видом довольным и несколько утомленным.– Ах, господа, мне перепал прямо-таки рождественский ужин, – заявила она под смех обоих мужчин.Когда все оказались на улице, девица поприветствовала их небрежным жестом и направилась в сторону ярко освещенной площади, где вовсю бушевал праздник. Под фонарем у входа на лестницу, ведущую в их покои, хозяин и слуга обменялись взглядами, затем вновь рассмеялись.– Вот так все и должно было случиться, сударь, – по-немецки заметил Франц.– Что именно? – спросил Себастьян, обернувшись.– Schmeissenden, то бишь спермозалп, сударь.– Спермозалп? Красивое слово.Франц явно делал успехи во французском.– Как охота на уток, сударь.
Но в гостиной, куда тамплиеры стянулись на собрание ложи, было не до смеха, там речь шла о вещах серьезных и важных.Присутствующие почтительно поглядывали на Себастьяна. История смерти Момильона распространилась по всему Гейдельбергу, причем, передаваясь из уст в уста, она обрастала красивыми подробностями. Согласно одной версии, в стакан, протянутый Момильоном, граф положил безоар, Камень животного происхождения, который якобы способен выявить яд в пище или напитке и одновременно служит противоядием. (Прим. автора.)

что позволило ему обнаружить присутствие яда. Согласно другой – Сен-Жермен просто ткнул в карлика пальцем, оттуда вырвалась молния и испепелила отравителя. Франц передавал все услышанное своему хозяину.– Братья мои, – начал Себастьян, которому Вольфеншютц поручил председательствовать на собрании, – я встревожен. Речи Момильона показали мне со всей очевидностью, что карлику было известно о моей принадлежности к этому ордену. Если бы я не догадался о наличии яда в стакане, который он мне протянул, предлагая выпить за его здоровье, сегодня меня не было бы с вами. Поскольку это первый мой приезд в Гейдельберг, Момильон не мог получить эти сведения на предыдущих собраниях. Следовательно, он был информирован кем-то из вас. Я прошу, чтобы этот брат встал.Тамплиерами овладело замешательство. Возможно, кое-кто из них всерьез опасался, что его испепелит этот человек, которого они считали поборником справедливости и судьей.Один из братьев все-таки поднялся:– Прославленный магистр, братья, боюсь, что я и есть тот, кто не по злому умыслу, но по неосторожности стал причиной утечки информации. Я действительно поведал своей жене о приезде графа де Сен-Жермена и о цели его приезда: навести порядок в наших рядах. Ее брат пастор. Очевидно, она передала все ему, поскольку считает нашу деятельность подозрительной и очень боится попасть в ад. Я не знаю, как исправить то зло, что я причинил. Подскажите мне.Себастьян покачал головой.– Садитесь, брат. Вы имели смелость быть искренним. Очевидно, вы недооценили, как опасна болтливость. Пусть это послужит вам уроком.Тамплиеры облегченно вздохнули.– Выразите недовольство своей супруге, – снова заговорил Себастьян. – Если она считает вас пособником дьявола, ей следует вас покинуть. Если же она считает вас человеком порядочным, она должна понять, что ваша принадлежность к нашему ордену ни в коей мере не противоречит религии.Виновник кивнул.– Скажите ей также, что порядочные люди не прибегают к яду, который является оружием презренных умов, к тому же одержимых дьяволом, и что сообщник ее брата стал жертвой собственного коварства. Итак, с этим покончено. Перейдем к нашим насущным делам. Ваш достопочтенный великий магистр профессор Вольфеншютц пригласил меня, чтобы прояснить ситуацию по двум вопросам. Первый – это библиотека Гейдельберга, которая в настоящее время находится в Ватикане. Ваши протесты вполне справедливы. Они будут казаться таковыми еще в большей степени, если вы выскажете их спокойно и сдержанно. Вы же не сможете собрать армию, чтобы отобрать ее силой. Итак, я предлагаю вам не отступать от своих требований, вам следует настаивать на возвращении библиотеки во имя уважения духа справедливости; делать это нужно настойчиво и с безупречной вежливостью, но беспрерывно, пока не иссякнет терпение библиотекарей Ватикана.Улыбки присутствующих стали ответом на это хитрое предложение.– Далее. Было заявлено о ваших намерениях привлечь в свои ряды всех государей Германии. Вы надеетесь, что таким образом ваш орден станет средоточием власти, а также светочем европейской философии. Вам бы хотелось стать равными солнцу, которое удерживает окружающие небесные тела в своей орбите. Эти намерения весьма благородны.Все застыли в нетерпении, понимая, что за этим одобрением непременно должны последовать комментарии. Напряженность достигла апогея. Их предложение будет одобрено? Или отклонено?– Но эти намерения мне лично не кажутся осуществимыми. В самом деле, вы подвергаетесь риску привнести в свои ряды все ссоры и распри, которые сотрясают этих государей, вместо того чтобы утихомирить их. Гораздо более разумным мне представляется другое: принимайте в свои ряды лишь тех, чья мудрость может служить гарантией того, что они вознесутся над собственными политическими амбициями.– Так мы посеем среди них зависть, – заметил один из тамплиеров.– Разумеется. Благодатную зависть, которая будет сродни соперничеству. Ибо те, кого не примут, станут спрашивать себя о причине, по которой их отклонили, и окажутся уязвлены тем обстоятельством, что их сочли менее мудрыми, чем избранных. Неужели вы этого не видите? Влияние такой ложи станет значительно сильнее и в политическом, и в философском аспекте.Некоторые из присутствующих выразили согласие, даже воодушевление, другие – сомнение.– Наша цель – достижение всеобщего мира. Как сможем мы принимать людей, одержимых идеей власти и мечтающих любой ценой – даже ценой крови – присоединить соседние и далекие земли? Это противоречит нашей философии. Мы требуем, чтобы государи, которых мы соглашаемся принять, обладали скромностью, позволяющей им ставить талант быть человеком выше таланта быть королем.Эта формулировка всех поразила.– Не стоит забывать, – сказал в заключение Себастьян, – один из главнейших наших принципов: ничто сущее не может избежать подчинения законам Верховного разума или природным законам. Незнание человеком этих высших ритмов или мятеж против них неизбежно приведет к хаосу.Тамплиеры медленно склонили головы. Себастьян передал председательствование Вольфеншютцу.Каждый подошел выразить графу свое восхищение. Он чувствовал себя школьным учителем.Ему вдруг вспомнился отец в неистовом пламени. Но никому и никогда не удавалось уничтожить душу того, кого он посылал на костер. Теперь Исмаэль Мейанотте мог быть в этом уверен.Закон, который разрушает, не вправе называться законом. Это всего лишь взбесившийся пес. 28. ДЛИНОЙ С ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ СТУПНЮ Ночь. Тишина. Слух достаточно тонок, чтобы за шелестом травы, сердечным ритмом настороженных жаб и уснувших воробьев услышать трепет звезд.Надо только затаить дыхание.Тебя пронзает клинок света. Доверься ему, прими его. Забудь о своей тяжести. Встань. Поднимись. Твое дыхание успокаивается. Поднимайся, тебе надо лишь слушаться своей природы, которая велит тебе подниматься. Твое тело такое легкое… Поднимайся. Ты отыщешь разум, только если сам вознесешься к нему, как огонь поднимается над очагом.Теперь ты есть воздух. Ты есть ночь. Пари. Видишь, как очищается твое тело? Теперь ты высоко. А завтра будешь еще выше. Слушай. Просто слушай, и все.Тебя наполняет вибрация. Ибо пустота наполнена жизнью. Пустота – вовсе не пустота. Оставайся там, над громкими звуками, над плотностью и густотой, над беспорядочным трепетом и дрожью. Именно так ты сможешь достичь высших знаний.Там, где ты находишься, ты ничего не знаешь. Но это не важно, ибо ты лишь тот, откуда появился, и тебе знакома лишь сила земного тяготения, и ты страшишься лишь того, что знаешь. Освободившись в гармонии, ты становишься другим и летишь к божественному.К свободе. Легкость. Благодать.Взгляни на мир внизу. Ничтожная плоть, предающаяся медитации, – это твое тело. Эта мебель, эта комната, этот дом…Подними глаза. Посмотри, как небесные сферы вращаются под собственную музыку.Сила земного тяготения стала вновь воздействовать на Себастьяна лишь поздно ночью. Свеча догорела до самой розетки подсвечника. Сам не заметив, он погрузился в благословенный сон.
Из кареты вышла какая-то женщина в косынке, неся на руках младенца. Следом спустился Александр.– Франц! К нам гости! – закричал Себастьян, который услышал из своей спальни стук лошадиных копыт и подбежал к окну.Вниз по лестнице граф спустился прямо в халате. Слуга и садовник бросились к карете, чтобы забрать багаж. С Александром Сен-Жермен повстречался посреди аллеи. Они крепко обнялись. Кормилица – эта женщина не могла быть никем, кроме кормилицы, – остановилась перед крыльцом; она отогнула край одеяльца, в которое был завернут ребенок. На Себастьяна женщина смотрела с нескрываемым удивлением. Сходство между двумя мужчинами было столь разительным, что не могло ее не потрясти. Себастьян склонился над этим ростком человеческого существа. Погладил головку, покрытую шелковым пушком. Ребенок вздрогнул. На взрослого он смотрел с изумлением.Это было 5 сентября 1763 года, в Хюберге.Хозяин занялся размещением путешественников.
– Ваши друзья Григорий и Алексей Орловы оказали мне чудесный прием, – сообщил Александр. – Понадобился весь мой талант притворства и много осторожности, чтобы не показаться им странным и не выдать себя. Меньше чем за день они сумели отыскать кормилицу и ребенка, которые, как оказалось, находились у княгини Голицыной.Александр пригубил немного вина, это было белое рейнское, которое очень подходило к жареной форели.– Мне пришлось отнести цветы и помолиться на могиле этой странной женщины и разыграть комедию, изобразив горе, которого я, по правде сказать, почти не испытывал.– Но все-таки испытывали хоть немного, я надеюсь.– Разве она не является матерью моего первенца? – ответил вопросом Александр, ставя на стол бокал. – В конце концов, я спрашиваю себя, разве благодарность по отношению к этой женщине, которая продолжила вашу линию, не может быть важнее супружеских уз?Сын бросил на отца вопросительный взгляд. Разве Себастьян отдалился от Данаи не потому, что не желал связывать себя подобными узами? Но никакой сын не может до конца проникнуть в сердце собственного отца. Александр сменил тему:– Ваши друзья не хотели меня отпускать, заявляя, что мое место в Санкт-Петербурге, что императрица непременно подыщет мне высокую должность при дворе и что достаточно будет лишь сменить имя, чтобы меня принимали как русского аристократа.– И что это за имя?– Салтыков.Себастьян посмотрел на сына с искренним удивлением.– Вам известно это имя? Кто это? – спросил Александр.– Бывший фаворит Екатерины.– Что за неразбериха! Когда я встретился с кормилицей – которая, к слову сказать, говорит только по-русски, что поставило меня в весьма затруднительное положение, поскольку предполагается, что я тоже говорю на этом языке, как и вы, не правда ли? – так вот, я увидел некую пожилую даму в слезах. Это оказалась принцесса Анхальт-Цербстская, мать императрицы. Она со вздохами приняла меня в свои объятия.Себастьян слушал рассказ с беспокойством. Александр смотрел на него. Казалось, на душе у отца было очень тяжело. Граф выпил глоток вина. Франц переменил приборы и вновь наполнил стаканы.– Оказывается, баронесса Александра-Вильгельмина Вестерхоф была ее внебрачной дочерью. Следовательно, старшей сестрой императрицы. Мой сын Петр, такое имя его мать выбрала, когда была уже на смертном ложе, приходится племянником императрице и наследником русского престола после царевича Павла, поскольку является его двоюродным братом.Себастьян глубоко вздохнул. Столь знаменитое родство с семейством Романовых, история которого буквально пропитана кровью, представляло для ребенка смертельную опасность.Зато наконец-то объяснилось, отчего баронесса Вестерхоф была так одержима династическими вопросами.– Они спросила вас, куда вы отправляетесь? – осторожно поинтересовался Себастьян.– Разумеется. Я ответил, что намереваюсь отвезти сына в Лондон.Себастьян погрузился в размышления.– Этот ребенок окажется в безопасности лишь тогда, когда его сочтут мертвым. Нужно, чтобы судьба его не зависела от тех, кто вдруг пожелает опротестовать легитимность царевича.– Что вы собираетесь предпринять?– Мы отошлем эту кормилицу и наймем другую. Месяца через два-три я сообщу Орловым, что ребенок умер от крупа. Имя Полиболос им неизвестно. Маленький князь Петр Полиболос не привлечет их внимания.Через несколько мгновений Себастьян спросил:– Принцесса Анхальт-Цербстская открыла вам имя отца баронессы?– Да. Это герцог Курляндский.– То есть в придачу на нас свалится еще и Пруссия, – простонал Себастьян. – Доверьтесь мне, мы сошлемся на то, что вы не можете держать кормилицу, не владеющую языком страны, где ей приходится жить, я ей заплачу, и она отправится обратно в Россию. Мы наймем другую, которая говорит по-английски, по-немецки или по-французски, и вы отвезете ее в Лондон. После вашего тайного отъезда я закажу здесь заупокойную службу по несуществующему ребенку. Нужно, чтобы вы были в безопасности. Иначе Екатерина не оставит нас в покое еще долгие годы.– Вы правы, впрочем, как и всегда. Но что за приключение!Александр рассмеялся.– Эти люди – ходячие неприятности, – вновь заговорил князь.– Мало того, эти неприятности отражаются на вас. Как, по-вашему, Екатерина справляется со своей новой ролью?– Русские всегда недовольны, это у них в характере. Теперь какая-то клика обвиняет ее в том, что она убила двух царей, Петра Третьего и Ивана Шестого.– Иван Антонович умер? – спросил Себастьян.– Если верить братьям Орловым, он будто бы взбунтовался в тюрьме, попытался сбежать и был убит. Неужели вы связали свою судьбу с этой страной? Они убивают друг друга даже в мирные времена!– Нет, – ответил Себастьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51