Эти вихри могли давать ответы на неразрешимые вопросы, иногда – приоткрывать будущее. Людей сильных они питали древней неисчерпаемой силой, у людей слабых просто отбирали разум, заполняя головы бесформенным туманом.
Внезапно налетевший, холодный ветер с севера заставил Хемуса покачнуться и вздрогнуть, как от удара.
– Завтра, – глухо сказал князь, вернувшись из транса в реальность.
– Господин мой? – не понимая, спросил знахарь.
– Завтра мы разбудим Лунного Змея, – кивнул Хемус. – Твое зелье должно быть готовым. Луна волнуется, ее холодный покров снят. Значит, Бог готов проснуться. Значит, он придет сюда, чтобы помочь в битвах своему собрату…
– Но…
– Молчать! – с таким резким выкриком князь развернулся и ударил старика по щеке – тот упал наземь; а глаза Хемуса горели безумными огнями. – Сейчас тебе приказывает Великий Воин! Перечить мне – значит обречь себя на смерть! Еще слово против, и ты будешь гореть в судном пламени!
– Мой господин, простите, простите, – Брура подполз к ногам князя, крепко обнял их. – Я ваш послушный раб, вы же знаете.
Хемус наклонился к старику, взял его за грудки, поднял так, что ноги знахаря оторвались от земли, пару раз основательно встряхнул и процедил сквозь свои мелкие, острые зубы:
– Тогда не заставляй меня думать о тебе иначе, раб.
Отшвырнув Бруру в сторону, он добавил:
– И приготовь все для жертвоприношения. Я сделаю алтарь и освящу его… Мы должны достойно встретить пробуждение Лунного Змея…
16
В ноздрях что-то так сильно защекотало, что Фредерик чихнул и охнул почти одновременно – тело взорвалось болью. Особенно голова. Ей здорово досталось в последний раз. Еще бы – ногой да в висок… К горлу противным тугим комком подкатила тошнота.
Глаза открыть не удалось – они были плотно завязаны. Как, впрочем, и руки с ногами – крепко стянуты веревками. Да так, что Фредерик почувствовал себя закуклившейся гусеницей. «Только бабочка из меня никудышная», – съязвил про себя.
Ужасно хотелось пить: губы высохли и потрескались, а язык во рту чуть ли не шелестел. Все это сильно раздражало.
– Черт! – наверное, в сотый раз за последние пару дней хрипло ругнулся он, пытаясь хоть устроится поудобнее, потому что левая рука, на которую теперь приходился вес тела, уже совершенно онемела.
– Лежи тихо, – женским голосом прошипели в ответ, а в кадык уперлось холодное лезвие ножа.
Фредерик послушно затих. Потом, пару раз вдохнув поглубже, чтоб размять «затекшие» связки, четко и довольно громко спросил:
– Леди Тайра?
Лезвие убралось от горла, и ему ответили, уже поумерив враждебное шипение:
– Да.
– Отлично, – выдохнул молодой человек. – Будьте так любезны развязать мне глаза. – Потом ухмыльнулся своим внезапным мыслям и тут же озвучил их: – Ноги ваши я видел, а вот лицо…
За такую наглость он получил удар в бок, в раненый бок. Получилось очень больно, но на этот раз Фредерик решил не чертыхаться и не выть. Зато высказал свое мнение насчет содеянного:
– Наверно это приятно – пинать того, кто беспомощен.
– Ты как кобра – ядовитый. Я вырвать твой язык? – вновь зашипела Тайра.
– Мне бы просто воды попить, – усталым тоном заметил Фредерик. – Да и белый свет бы увидеть.
В ответ хмыкнули, потом сдернули с глаз повязку и поднесли ко рту кожаную фляжку, по обычаю, с теплой водой. Что ж, и так неплохо.
Фредерик сделал пару жадных глотков и опустил голову назад, с интересом рассматривая Тайру. Иссиня-черные прямые волосы, собранные в тугой хвост и заплетенные в длинную косу, большие, раскосые черные глаза под изящными стрелками бровей, высокие скулы гладкого бронзового лица, алые пухлые губы большого рта, – вот она какова. Была Тайра в короткой синей шелковой рубашке, перетянутой серебристым шнуром под грудью. И рост хороший, и плечи широки, и руки крепкие, мускулистые. Не хуже ног. Женщина-воин. В руке – широкий блестящий нож с костяной ручкой. И им она непринужденно поигрывает.
– Что смотреть? – Тайра недобро оскалила крупные белые зубы.
– Черная дружина? – вместо ответа спросил Фредерик.
– Да. Одни бабы. Как я. Мужикам шею ломать! – с вызовом говорила Тайра.
– Не сомневаюсь. Мне чуть не сломали, – Фредерик оскалился в ответ.
Она увидала в нем такого же хищника и бойца, какой была сама.
– А что ты делать в шатер Хемуса? – спросила она, присаживаясь на большую меховую подушку, что валялась прямо на полу.
– Зашел пожелать доброй ночи, – «признался» связанный. – Кстати, этот парень, которому я сломал шею, он что, в самом деле ожил?
Тайра захохотала, сверкая зубами:
– Ты верить в живой мертвец?! Потому и попался! Глупо! Они – немой братья-близнецы, ученики Бруры…
Нахохотавшись, она непринужденно легла на бок и вытянула ноги, подперев голову рукой. Потом зевнула, как ленивая домашняя кошка – широко и сладко, и сказала:
– Хемус сказать мне охранять тебя. Он уже не доверять мужикам – доверять мне, – тут в ее голосе явно просквозили самодовольные нотки. – А ты меня разбудить. А я хотеть спать. Так что – спать! – последнее ее слово было приказом.
– Минутку, минутку, – запросился пленник. – Но веревки-то с меня снимите.
– Зачем? Ты спокойный, когда веревка, – снова засмеялась Тайра.
– Дело в том, что, если я сплю связанным, я храплю. Громко, раскатисто, – в тон ей ответил Фредерик. – И помешаю вам выспаться.
– Ты врать! – коротко ответила Тайра, дав понять, что не собирается его развязывать.
– Я не врать, – передразнил ее Фредерик.
Король рассудил так: одному своему сторожу он сломал шею, ну, а эту крепышку разумнее взять измором, учитывая собственную полную обездвиженность. Раз уж решил быть невыносимым – вперед. А это он делать умел – даже мирную и тихую Марту доводил бывало.
Заметно – Тайра спать желает неимоверно: раскосые глаза просто слипаются, и нос «клюет». На этом и можно сыграть.
– Если ты не молчать, я тебя резать, – пообещала девушка и многозначительно показала пленнику нож.
– Не получится, – с издевкой улыбнулся Фредерик. – Скажите лучше, почему я до сих пор жив?
– Сама не понять, – сквозь зубы с нескрываемым раздражением процедила глава Черной Дружины и, повернувшись к пленнику спиной, загасила лампу. – Спать!
Тьма обрушилась кромешная.
Фредерик выждал пару минут. Специально, чтобы милостиво дать своему сторожу задремать и размякнуть, а потом рявкнул в темноту весьма оглушающе:
– Мне веревки жмут!
Снаружи донесся громкий мужской хохот. Видимо, где-то неподалеку был караульный пост, и воины услыхали его крик. «Отлично», – еще успел подумать Фредерик, как на него из темноты обрушился целый поток малопонятных, но, судя по интонации, весьма бранных слов.
Лампа вновь зажглась, и молодой человек увидел Тайру. Глаза ее горели такими злыми огнями, что, казалось, прожгут насквозь.
– Уверен, Хемус не предупредил вас, что караулить меня – дело хлопотное, – заметил Фредерик.
Воительница быстро подошла и без лишних разговоров запихала ему в рот первую попавшуюся тряпку, а когда пленник зло замычал и замотал головой, протестуя, прошипела весьма недобро:
– Сссспаать!
Фредерик сдаваться не собирался. Он продолжил оглушительно мычать, однако и на это у Тайры нашелся ответ. Вспоров ножом свою подушку, она выдрала оттуда пару клочков шерсти и запихала их себе в уши. Потом показала смолкшему при виде такого зрелища пленнику недвусмысленный жест рукой, растянулась на своем ложе и вновь погасила лампу.
На этот раз Фредерик угомонился. Что толку шуметь, когда тебя никто не слышит? Он проиграл. Оставалось лишь одно: закрыть глаза, забыть о том, как ноет тело и раны, как противно иметь тряпку во рту, и постараться уснуть…
Пришедший сон был не менее противен, чем кляп: Фредерику снилось, что его засунули в тесный мешок и живьем закапывают в землю. Голова была открыта, и в лицо летел песок, почему-то горячий, словно кто-то швырял в него прогретой на сковороде солью. Он пытался кричать, но слова намертво застряли в горле.
– Эй! – позвали откуда-то сверху…
Фредерик очнулся, вырванный из сна. Ничего сообразить не успел, потому что его резко подхватили и куда-то поволокли. Ноги, правда, распутали, но перебирать ими он не успевал.
Через минуту Король кое-как сориентировался.
Тащил его немой ученик Бруры. Сам знахарь семенил рядом, вздернув выше полы своего балахона и на удивление быстро и ловко перебирая сухонькими ногами. Еще неподалеку обнаружилась почти по-солдатски шагающая Тайра. Она сменила синюю шелковую рубаху на кожаную, шнурованную в боках и плечах безрукавку и короткую юбчонку, с которой Фредерик уже был знаком. А на причудливом поясе, набранном из крупных бронзовых колец, мерно покачивалась в такт ходьбе изящная сабля в ярких ножнах. Увидав, что пленник смотрит на нее, воительница усмехнулась и выдернула кляп из его рта, сказав при этом «доброе утро».
– Куда меня? – тут же спросил Фредерик.
Ему не ответили. Лишь немой злобно покосился на такую свою ношу. И даже не злобно, а с совершенно нескрываемой ненавистью. Фредерика это не удивило и не испугало: что еще должен испытывать человек к убийце своего брата?
Быстрым шагом, почти бегом, они прошли весь лагерь, провожаемые странно настороженными взглядами воинов, и стали подниматься в горы.
«Похоже, это мой последний час», – невесело подумал Фредерик.
Он прекрасно помнил, что в борьбе за жизнь все способы хороши, но это тогда, когда ты в силах что-либо сделать. В его положении оставалось лишь ждать.
Наконец они остановились, и ученик знахаря бросил связанного на камни, на острые камни. Специально, чтоб Фредерик посильнее ушибся. Тот ни звука не издал, лишь крепче стиснул зубы, хотя телу, которое и так настрадалось, было очень больно.
Через минуту он забыл о своей боли.
Впереди, на небольшом плоском месте посреди огромных валунов, виднелось что-то, сложенное из плоских красноватых камней. Сооружение отдаленно напоминало стол, и на нем были навалены кучи хвороста.
«Алтарь, – догадался Фредерик. – Сжигать меня, что ли будут? Во славу какому-нибудь демону…»
– Здравствуй, – любезно приветствовал его, подходя, князь Хемус. – Сегодня прекрасный день для великого дела. Посмотри на небо – Луна и Солнце вместе.
В самом деле, дневное светило уже вставало, а ночное все не спешило покидать голубеющий небосклон. Но Фредерик такому никогда не придавал значения, поэтому, бросив мимолетный взгляд вверх, вернулся к земному:
– Что со мной будет?
– Ты умрешь и возродишься, – улыбаясь, ответил Хемус. – И мы будем воевать под одним знаменем.
– Нет! – выпалил Фредерик. – Пока не освободишь меня, я за тебя воевать не стану!
На такое резкое заявление князь, не спуская с лица улыбку, просто кивнул и направился к алтарю.
Молодой человек приподнялся, насколько позволяли связанные руки, чтоб видеть, что же будет дальше.
Хемус тем временем подошел к какому-то свертку, что лежал недалеко от каменного сооружения. Он отбросил рогожу, и Фредерик увидал ребенка – лет восьми, смуглого, темноволосого, курчавого. Он был совершенно голый и крепко спал, свернувшись клубком, чтоб теплее было. В глаза сразу бросились узкие и острые плечики, бугорки от позвоночника под кожей на худой выгнутой спине…
У Короля волосы на затылке зашевелились, когда Хемус поднял мальчика на руки и понес его к алтарю.
– Не сметь! – проревел Фредерик, в один миг срываясь с места, даже связанные руки не помешали.
Здоровяк-ученик, бросившийся его утихомиривать, был резким ударом ноги в живот опрокинут на те же камни, на которые недавно швырнул Фредерика. Перепуганный Брура с воплем кинулся подальше от разбушевавшегося пленника.
Сверкнула и просвистала сталь выхваченной сабли, и король замер на месте – изогнутый клинок Тайры уперся острием ему в горло.
– Стой! – приказала она.
– Не смейте трогать ребенка! – прорычал Фредерик, впиваясь взглядом в ее глаза. – Отпусти его! Ты! Слышишь! – выкрикнул он Хемусу, который остановился и обернулся на шум.
Сзади подоспел немой. Он ударил молодого человека под колени, заставив упасть, и одной рукой ухватил его за волосы, другой – за шею, чтобы не дать подняться вновь.
Князь, увидав, что теперь все опять в порядке, вернулся к своим делам: он положил спящего ребенка на алтарь, на хворост, и отцепил от пояса широкий кривой нож, похожий на тесак мясника.
Фредерик вновь дернулся, но немой держал крепко, да еще рванул его назад, дав понять, что нет никакого смысла сопротивляться.
– Стой! – повторила Тайра, не опуская сабли, но менее твердо, а в глазах ее пролетело едва заметное то ли замешательство, то ли что другое.
– Сволочи! Твари! Я убью вас всех! – прохрипел Фредерик, и в его голосе слышались звериные ноты, а глаза почернели от ярости. – Как только будет возможность, я убью вас! Всех! Всех!
Где-то в груди у него все клокотало. Казалось, ребра от бешеных ударов сердца выгнутся наружу. Голова горела, а тело стало подобно натянутым до предела струнам. Еще чуть-чуть, и все порвется. От злобы, от осознания своего бессилья перед творимым ужасом.
– Убью! Убью! – будто наговор цедил он сквозь зубы, которые уже ныли, потому что были крепко сжаты.
– Убьешь, конечно, – спокойно отозвался Хемус, даже не поворачиваясь к пленнику и задумчиво поглаживая курчавые волосы на голове ребенка, который не проснулся даже теперь, после шума и крика – был усыплен травами Бруры. – Только после, и того, на кого я укажу.
На эти слова Фредерик смог только прорычать уже что-то невразумительное, потому что ярость захолонула его мозг безумным огнем.
Хемус осторожно повернул голову мальчика набок и, чуть ступив назад, поднял высоко свой нож, заговорил громко, торжественно:
– Эта жертва, юная и свежая, тебе, мой дух, Великий Воин. И тебе, мой брат, Лунный Змей. Примите и исполните мои желания. – И князь ударил, быстро, коротко.
Нож легко рассек тонкую шею жертвы и ударил в камень алтаря, выбив из него короткий звон, словно издевательский. От этого звука Фредерик застонал, как от боли, словно рубанули по нему и глубоко, куда-то под сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52