А какие здесь восхитительные запахи!..
Паланкин проплыл мимо палатки, в которой продавалась какая-то еда, отчего у Авенела потекли слюнки, затем миновал другую, в которой торговали букетами удивительно красивых цветов, потом навстречу попался уличный торговец с корзиной ароматных трав, и Кенди тотчас вспомнились весенние поля и прогулки в горах. Казалось, все в Омеральте было наполнено жизнью, яркими красками, волнующими ароматами. Посланника так и тянуло выскочить из паланкина и провести остаток дня, беспечно гуляя по городским улицам и переулкам. Ему очень хотелось взобраться на городскую стену, погреться в лучах солнца…
Синесс негромко кашлянул.
Авенел постучал ножнами кортика по полу. Один точный удар в шею решил бы всего его проблемы. Кенди тяжело вздохнул. Да, а потом его семья в Беферене станет жертвой отмщения со стороны Комитета Безопасности.
Паланкин остановился. Внутрь заглянуло хмурое лицо одного из гвардейцев. Синесс с издевательской усмешкой вручил стражнику кипу бумаг. Тот просмотрел их, вернул секретарю и удалился.
Спустя мгновение паланкин снова пришел в движение, и они проследовали в дворцовые ворота.
– Кто там на этот раз? – раздраженно спросила Лерена у Ганиморо, пока они с ней шли в тронный зал.
– Новый ривальдийский посол.
| – Да-да, это мне известно. Я хочу знать, кто он такой.
– Тысяцкий Авенел Кенди.
– Тысяцкий?.. И каков аналог этого звания в нашей армии?
– Командующий, ваше величество. Лерена остановилась как вкопанная.
– Командующий?! – В голосе ее звучал нескрываемый гнев. – Ривальд направил к нам в качестве посланника командующего?
– Он в армии не так давно, – пояснила Ганиморо.
– Замечательно!
Избранная быстро сверилась с бумагами.
– Зато он несколько лет прослужил в Совете Иностранных Дел Ривальда… или как там сейчас называется эта служба после того, как к власти пришел Комитет Безопасности.
Лерена фыркнула.
– Что ж, в таком случае он наверняка в курсе того, кто мы такие, – сказала она через пару минут.
– Думаю, что да. И его послали сюда потому, что он эксперт по Хамилаю. И вообще Боевая Ассоциация не видит ничего оскорбительного для нас в том, что направила сюда человека столь низкого звания. Не будем забывать, что для простого солдата эта значительное достижение. К тому же Комитет Безопасности вряд ли бы снова направил к нам Кевлерена.
Женщины вошли в тронный зал. Гвардейцы тотчас вытянулись в струнку, а придворные почтительно поклонились. Кевлерены столпились у возвышения, на котором стоял трон – причудливое деревянное кресло, вырезанное, согласно легенде, из цельного куска дерева, которое Эмбер привез с собой, когда спустился с гор.
Лерена уселась, быстро пробежала глазами список мероприятий, который составила для нее Ганиморо, и кивнула сержанту, стоявшему у входа. В следующее мгновение двери распахнулись, и тысяцкий Авенел Кенди со своим секретарем вошли в зал. Стража подвела их к трону, где новоиспеченный посланник – в отличие от секретаря, который не стал сильно стараться – отвесил глубокий поклон и передал бумаги Ганиморо, которая, в свою очередь, вручила их Лерене.
Императрица взяла бумаги, но изучать не стала.
– Добро пожаловать в Хамилайскую империю, ваше превосходительство! – произнесла она ровным тоном.
Кенди выпрямился.
– Мое правительство оказало мне высокую честь представлять интересы Республики Ривальд в вашей стране, ваше величество. Я счастлив и горд видеть вас.
– Кто это с вами? – спросила Лерена.
Синесс оторвал взгляд от пола. В глазах его читался легкий испуг. Лицо Авенела не изменило своего выражения.
– Ваше величество, позвольте представить вам моего секретаря, Синесса Ардру.
Тот вновь отвесил поклон, на этот раз с большим усердием.
– Пусть ваше пребывание здесь будет длительным и плодотворным, – сказала Лерена, обращаясь к посланнику. – Как мне кажется, сейчас крайне важно, чтобы между нашими двумя государствами установились добрые отношения, потому что вместе с добрыми отношениями приходит взаимопонимание, а со взаимопониманием – мир.
– Совершенно согласен со столь мудрыми и справедливыми словами, ваше величество, – поклонился Кенди.
– Отлично. А теперь перейдем к делу. Скажите, устраивают ли вас отведенные вам апартаменты? Они более просторны, нежели те, что были предоставлены вашему предшественнику, да и находятся ближе ко дворцу.
– Они великолепны, – ответил Авенел, однако Лерена заметила в его глазах немой вопрос: ближе ко дворцу – это лучше или хуже?
– Скажите, вы не доставили для меня послание от моей миссии в Ривальде? – поинтересовалась Лерена.
Авенел растерянно посмотрел на нее.
– К сожалению, нет, ваше величество. Мне ничего не передавали.
– Совершенно ничего?..
Кенди нервно сглотнул. Кажется, императрица спрашивала у него, не использовал ли Комитет Безопасности кого-то из пленных Кевлеренов для того, чтобы передать ему сообщение…
– Даю вам слово, ваше величество. Я не получал никаких сообщений.
– Как известно, мой дядя Паймер Кевлерен не способен пользоваться Сефидом. Я надеялась, что правительство вашей страны известит меня о его благополучном прибытии в Ривальд и прибытии в Беферен.
– Я наведу все необходимые справки, как только вернусь в здание посольства, ваше величество, – ответил Авенел. – Если из Ривальда получены какие-либо известия, я тотчас извещу вас.
– Как это мило с вашей стороны, ваше превосходительство.
Тысяцкий в очередной раз отвесил поклон и направился к выходу, сделав знак адъютанту, чтобы тот последовал его примеру.
Лерена осталась довольна: новый посланник понял намек на то, что аудиенция окончена. Что ж, вполне возможно, с ним удастся найти общий язык.
Ганиморо наклонилась и шепнула на ухо императрице:
– Чем раньше поставить его в рамки, тем лучше.
– Почти то же самое, что и дрессировка собак, – улыбнулась в ответ Лерена.
День аудиенций затянулся. Когда Лерена вернулась в свои апартаменты, то чувствовала себя по-настоящему усталой. Она без аппетита поглощала ужин, когда в комнату вошла Ганиморо.
– Прибыл некто, кого вы хотели бы видеть.
Но Лерена покачала головой.
– Я слишком устала. Займись им сама.
– Но это дело не государственное, а семейное.
– Новый Акскевлерен?
Ганиморо пожала плечами с загадочным видом.
– Вы должны посмотреть сами.
Лерена недовольно вздохнула, встала из-за стола и последовала за своей Избранной.
– Куда мы идем?
– В опочивальню, – ответила Ганиморо. Как только они подошли к спальне, девушка широко распахнула двери. – Насколько я понимаю, это подарок от вашей сестры.
У кровати стоял молодой человек, прекрасно сложенный и с очень красивым лицом. Увидев императрицу, он тотчас залился краской смущения, потом улыбнулся и поклонился.
– Верклофф!.. – воскликнула Лерена, не скрывая своего раздражения. – Что ты здесь делаешь?
Она повернулась к Ганиморо.
– Разве мы не отослали его к Юнаре?..

ГЛАВА 17

Перед Мэддином лежала бумага, на которой можно было прочесть десяток слов. Примерно половина их составляла заголовок: «Необходимое для Киданской колонии». Под заголовком шел ряд подзаголовков: «Провиант», «Правительство», «Оборона», «Торговля», «Разное», «Местное население».
Мэддин положил перо, вздохнул, поднялся со стула и пригладил ладонью коротко стриженные темные волосы. В каюте было тепло и душно, отчего думалось плохо, однако принц знал: стоит ему выйти на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и все его мысли тотчас обратятся к Алвей. А ведь еще ждет масса дел, и чем дольше он будет тянуть, тем труднее будет за них взяться.
Все подзаголовки в принципе сводятся к одному: местное население. Потому что все зависит от самих киданцев. Насколько готовы они встать на сторону Поломы и выступить против засилья плутократов, как отнесутся к хамилайским колонистам, какова будет их реакция, когда они поймут, что Кидан становится просто дальним форпостом Хамилайской империи, захотят ли подчиниться указам императрицы Лерены… да и любого из Кевлеренов, в том числе и самого Мэддина…
Принц понимал, что эти вопросы не имеют ответов и не будут их иметь до тех пор, пока их флотилия не достигнет Кидана. Однако необходимо подготовиться к прибытию: нужно составить план по поводу того, каким образом распределить провиант и зерно для посева, как учредить такую администрацию, которая могла бы эффективно работать и с местным населением, и с колонистами, как защитить себя от возможного нападения со стороны ривальдийской армии…
Мэддин вновь взялся за перо и в десятый раз за утро попытался что-то написать, но, чувствуя, что все равно ничего не получится, бросил перо на бумагу, отчего получилась внушительных размеров клякса. Негромко выругавшись, он быстро поднялся из-за стола, больно ударившись головой о потолочную балку.
Принц тяжело опустился на стул, потирая ушибленное место. Ему даже стало жаль себя. Боль вскоре утихла, но Мэддин продолжал сидеть, не в силах взяться за работу.
Он наклонился, чтобы взять еще один лист бумаги, и в этот момент фамильная цепь выскользнула из-под рубашки. Мэддин замер, глядя на нее. Ему почему-то пришла в голову мысль, что во время похорон Алвей следовало в первую очередь избавиться от этой цепи, а не от знаков отличия его семьи. Потому что цепь символизировала Сефид, в то время как знаки – лишь принадлежность к семье. А ведь его возлюбленная была убита именно при помощи магии…
Мэддин откинулся на спинку стула и правой рукой поднял цепь, чтобы ожили амулеты. Но ничего не произошло. Не вспыхнуло ни единой искры… и никогда не вспыхнет. Не-Кевлерены наверняка ощущают точно такую беспомощность перед Сефидом, подумал принц, и ему стало жаль себя.
Мэддин тотчас постарался отогнать прочь эту подлую жалость, но так и не смог – по крайней мере ему не удалось этого сделать до конца. Принцу по-прежнему было искренне жаль всех тех, кому выпало родиться не-Кевлереном и чьи судьбы в той или иной мере были связаны с судьбой его семьи.
Мэддин дал себе слово, что он это изменит. Он непременно сделает все для того, чтобы его колония была свободна от прихотей Ксвлеренов. Принц пока не знал, каким образом этого добьется, но и том, что так оно и будет, не сомневался ни секунды.
Неожиданно Мэддин ощутил прилив работоспособности. Он хмуро улыбнулся, спрятал фамильную цепь и вновь взялся за перо.
У Китайры тоже была фамильная цепь.
Она извлекла ее с самого дна огромного сундука, чтобы еще раз внимательно изучить. Грамматиста всякий раз изумляло, насколько прекрасны амулеты. Все они были сделаны из стекла самых разных оттенков. Вот, например, красный, с веточкой розмарина внутри; а вот – молочно-белый, с крупинкой золота; вот желтый, с застывшим в нем крылышком жука…
Китайра потрогала каждый амулет. Затем напрягла все свои чувства, чтобы не попустить искру – знак, свидетельствующий о том, что установлена связь с Сефидом. Пару раз возникало слабое свечение, но такое тусклое, что девушка решила, что это ей показалось.
Какой щедрый дар, подумала она про себя. Достойный той, что его преподнесла.
И все-таки было в этом подарке нечто от насмешки.
Китайра, чью мудрость признавали грамматисты всего Хамилая, чьи труды по изучению Сефида уважал сам Малус Майком, была бесплодна. Несмотря на упорный труд, она так и не разгадала тайну Обладания. В некотором роде девушка так и оставалась ребенком, лишь замочившим пальцы ног в безбрежном океане Сефида.
Дар Кевлерена.
Порой Китайре хотелось выбросить эту цепь в море или раздавить амулеты каблуком. В иные мгновения она желала поднести камни к глазам и смотреть сквозь них на солнце или звездное небо до конца своих дней. В этом суть красоты, решила девушка. Нечто такое, что способно довести до безумия.
Но любоваться подаренной ей фамильной цепью Китайра могла лишь в одиночестве. Кроме того, цепь она получила в подарок еще до того, как познакомилась с Гэлис. Так что стратегу про цепь ничего не известно.
Это был секрет, которым Китайра не спешила ни с кем делиться. Источник радости и боли – все, что осталось от связи с повелительницей-Кевлереном, связи, которая поначалу казалась такой многообещающей и которая так мало дала ей.
За исключением Гэлис, напомнила себе девушка, хотя Кевлерены наверняка бы изумились, узнай они, какое глубокое чувство питала она к стратегу. Интересно, подумала, а как же другие, кто, как и она сама, раздираем между любовью и личными амбициями? Чувствуют ли они то же самое? Впрочем, Китайре удалось достичь некоего равновесия: ее страсть к Гэлис была по силе равна страху и ненависти к Кевлеренам. Девушка была привязана к обеим женщинам, и вряд ли будущее что-либо изменит.
Китайра подумала, что в этом мог заключаться источник понимания сути Сефида, но это понимание, как всегда, ускользало от нее.
Но должен ведь быть какой-то выход! В этом Китайра не сомневалась. Рано или поздно, но она разгадает тайну Сефида. Не могут же одни лишь Кевлерены бесконечно владеть этим секретом.
Грамматист взяла цепь в левую руку и вернулась к бумагам. В последние несколько дней – после того как Гэлис перебралась к Поломе на «Ханнема» для разработки совместных планов – Китайра провела немало часов, записывая все, что ей было известно о Сефиде. Она часами перечитывала написанное, пытаясь проследить закономерность, отыскать подсказку, которая явилась бы ключом к невероятной тайне, но так ничего и не нашла. Ничего страшного, наверняка еще найдет… И Китайра взялась за новые записи.
Гэлис проснулась. В темноте она не сразу сообразила, где находится. Девушка попыталась вспомнить сон, который ее разбудил. Немного успокоившись и придя в себя, она встала с кровати.
Во сне Гэлис видела Китайру. Они занимались любовью. Длинные ноги Китайры обхватывали ее ягодицы, груди девушек соприкасались. Она целовала изящную шею Китайры, затем подбородок и чувственные губы.
А потом накатила боль, резкая и неожиданная.
Стратег посмотрела на постель:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58